А.В. Улюкаев. «В ожидании кризиса: ход и противоречия экономических реформ в России»

¹. Характерно, что история непрозрачности финансово-экономической информации в России — довольно длинная. В этом смысле у нас плохая наследственность. Ведь еще депутатам Третьей государственной Думы (1907—1912 гг.), по свидетельству современников, отказывали в предоставлении материалов кассового отчета Министерства финансов, отчетов Государственного контроля, Государственного банка, государственных сберегательных касс и т.п. (Научный парк. 1996. № 1. С. 37).

Огромный удельный вес во всех этих квазирегулятивных мерах занимает практика государственного протекционизма, попытки защиты отечественных производителей за счет завышения импортных пошлин, сохранения квот как элементов нетарифного регулирования, ограничения допуска на отечественные финансовые рынки нерезидентов, ограничения на участие нерезидентов в приватизации, препятствия в допуске иностранных банков для деятельности в российской экономике.

В 1996 г. экспертами Мирового банка проведен опрос предпринимателей в 69 странах, включая Россию. На основе их оценок деятельности государства по пяти основным параметрам (предсказуемость законотворчества и проводимой политики, политическая стабильность и охрана прав собственности, взаимоотношения между Правительством и частным сектором, соблюдение законности и правопорядка, эффективность предоставления услуг государством) делался вывод о принадлежности страны к той или иной группе. По этим данным Россия отнесена к группе стран с самым низким уровнем оценки деятельности государства, доверия к нему. Это особенно прискорбно на фоне выявленных этим же исследованием зависимостей между уровнем доверия к государству и инвестиционной активностью и динамикой ВВП на душу населения. Если в группе стран с высоким уровнем доверия к государству инвестиции составляют в среднем около 18% ВВП, то в группе стран со средним уровнем доверия — около 15%, а в группе стран с низким уровнем доверия — менее 12% ВВП. В группе стран с высоким уровнем доверия ВВП на душу населения увеличивается ежегодно в среднем почти на 2%, в группе со средним уровнем доверия рост почти нулевой, в группе с низким уровнем доверия он отрицательный: более 1% снижения ВВП на душу населения ежегодно.

Возникает естественный вопрос, что происходит с экономическими реформами в России? Где их плоды и достижения? Ответ очень простой: экономические реформы не принесли естественных для них результатов, потому что они по сути не проводились, за исключением первой половины 1992 г. и первой половины 1997 г.

В самом деле, подавляющее большинство преобразований (установление единого рыночного валютного курса, отказ от государственной внешнеторговой и валютной монополии, резкое сокращение квотирования и лицензирования внешней торговли, отмена административных ограничений внутренней торговли, либерализация цен, приватизация государственной собственности, резкое сокращение дотаций предприятиям и т. д.) были проведены именно в 1992 г. Последующие же четыре года добавили к этому списку очень немногое, а по ряду направлений обозначили и некоторую делиберализацию.

Правительство В. Черномырдина каждый шаг к рациональной экономической политике делало лишь в ситуации, когда полная дискредитация популистских мер и явственное обозначение приближаемой ими катастрофы были лучшими агитаторами-либералами. Зато движения в сторону дирижизма давались легко и с большим энтузиазмом, как только экономическая катастрофа отходила «и вновь маячила в отдалении». Правительство, в значительной своей части превратившееся в орган представительства корпоративных лоббистских интересов (через отраслевые ведомства прежде всего), поддерживало дотационность многих сфер экономики, «уполномоченность» банков, подавление внешней и внутренней конкуренции и т.п.

В результате государство-протекционист переобременило себя заведомо невыполнимыми при имеющемся уровне экономического развития, а значит и бюджетных доходов, социально-экономическими обязательствами. Возникший устойчивый дефицит бюджета по обязательствам некоторое время маскировался инфляционным завышением поступления налога на прибыль. Финансовая стабилизация 1995—1997 гг. безжалостно сорвала маскировочную ткань, и проблема предстала во всей своей неприглядности: недореформированность экономики, и особенно социальной сферы, продуцирует все возрастающий разрыв между обязательствами государства и возможностями их профинансировать за счет нормальных бюджетных источников. Дефицит достиг уже 8—9% ВВП. Надежды же на существенный рост собираемости налогов иллюзорны.

В этот разрыв, который приходится финансировать за счет эскалации роста государственного долга и соответственно стоимости его обслуживания, устремляются финансовые ресурсы экономики. В 1996 г. он поглотил около 5% ВВП (учитывая лишь официальный бюджетный дефицит и стоимость обслуживания государственного внутреннего долга по ГКО-ОФЗ). В 1997 г. даже на фоне внесения некоторых корректировок в бюджет на основе развертывания коммунальной и социальной реформы, он поглотил более 5% ВВП, в первой половине 1998 г. — более 5,5% ВВП. Вот почему не было и не может быть осязаемого экономического роста без проведения дальнейших реформ, без пересмотра наиболее обременительных государственных обязательств.

Либеральная экономическая политика в 1993—1996 гг. была оттеснена в своеобразное идеологическое гетто: регулярно обновляемая среднесрочная Программа углубления реформ, соглашения с МВФ и Мировым банком предназначались преимущественно для внешнего пользования. Либеральная касторка охотно демонстрировалась международным чиновникам и пряталась в тумбочку до лучших времен. Внутрь же применялись не столь горькие лекарства. Дирижистский гербалайф употреблялся в охотку и в больших количествах. В этом смысле правительство Примакова лишь развило и дополнило в 1998 г. то, что правительство В. Черномырдина делало в предшествующие годы.

Все причастные к составлению указанных правительственных программ знают, как легко их разрабатывать (один и тот же набор либеральных предложений кочевал из одной в другую, не теряя актуальности) и как трудно реализовывать. Дирижистское лобби, охотно соглашаясь с важностью этих предложений в принципе, умело доказывает, что ваг именно сейчас, к сожалению, их реализовывать ну никак нельзя. Такова судьба коммунальной реформы, реформы социальных трансфертов и пособий, предложений по отмене дотаций предприятиям и реструктурированию их финансов, контролю естественных монополий, пенсионной реформе и пр.

К весне 1997 г. после долгих проволочек Президент и обновленное Правительство оказались готовы пойти на эти меры, начали их осуществление. И поскольку правительственный либерализм прямо пропорционален глубине кризиса, очень многое зависело от того, насколько адекватно они представляли себе остроту и драматичность сложившейся экономической ситуации.

К сожалению, оказалось, что кризисное промывание мозгов и на этот раз продлилось лишь полгода, по завершению которых национальные политико-экономические элиты подняли бунт против экономической рациональности, выдавили реформаторов из Правительства, захлопнули окно возможностей, создав тем самым предпосылки для углубления кризиса и постепенного его перерастания в национальную катастрофу.

Между тем, имеющиеся теории экономического роста, обобщение социально-хозяйственной практики по большому числу стран за длительный промежуток времени убедительно свидетельствую! об очевидной взаимосвязи экономического развития и процессов демократизации.

Так, из 24 стран, относимых по классификации Мирового банка к числу экономически высокоразвитых (по критерию ВВП на душу населения), 20, то есть свыше 80%, относятся к числу стабильных демократий (за исключением Сингапура, который хотя и продвинулся значительно по пути демократизации, но к стабильным демократиям отнесен быть не может, Кувейта, Саудовской Аравии, ОАЭ). И наоборот, в числе 42 наименее экономически развитых, беднейших стран по классификации Мирового банка 40, то есть примерно 95%, относятся к категории недемократических, авторитарных режимов и лишь два (Индия и Шри-Ланка) имеют опыт демократического развития, да и тот существенно отягчен межэтническими и межконфессиональными столкновениями. В числе 53 стран, относимых по классификации Мирового банка к средне экономически развитым, среднедоходным, 23 можно отнести к стабильным демократиям, 25 — к недемократическим режимам и 5 — к странам, движущимся от недемократии к демократии.

<<   [1] ... [33] [34] [35] [36] [37] [38] [39] [40] [41] [42] [43] [44] ...  [49]  >>