А.В. Улюкаев. «В ожидании кризиса: ход и противоречия экономических реформ в России»
2) Снижение доли государственных изъятий, расходов расширенного правительства имеет более прямое воздействие на содержание и темпы системной трансформации. Нельзя, конечно, напрямую увязывать темпы экономического роста с долей государственных изъятий в ВВП. Это в конце концов противоречит исторической фактуре. Да и в период постсоциалистической трансформации мы видим, что рад стран, дальше других продвинувшихся в «капиталистическом строительстве» (прежде всего страны «Вышеградской группы»), имеют более высокий уровень государственных изъятий в ВВП, чем у остальных постсоциалистических стран, таких успехов не добившихся.
Другое дело, насколько долгосрочной может оказаться стратегия сохранения больших объемов государственных обязательств, хотя бы и в полной мере профинансированных за счет высоких государственных изъятий. Есть основания считать, что она имеет довольно ограниченные временные рамки. Об этом же говорит и опыт развитых рыночных экономик. Те из них, которые долгое время держали завышенной долю расходов расширенного правительства в ВВП (прежде всего скандинавские страны, особенно Швеция), столкнулись с долгосрочной тенденцией затухания экономического роста и вынуждены были пойти на весьма радикальное сокращение государственных социальных расходов.
Тем не менее в краткосрочном плане увязать выход из социализма, его темпы и результативность с быстротой снижения доли государственных изъятий из ВВП и уровнем, на котором они стабилизируются, не представляется возможным.
В макроэкономическом смысле капитализм — это система эффективных финансовых рынков, связанных институционально-правовой и денежно-кредитной сетями отношений. И в этом макроэкономическом смысле сокращение государственного присутствия в экономике прямо пропорционально росту присутствия в ней капитализма. Государство, прежде подменявшее собой финансовые рынки, уступает им место. Но количественно измерить это присутствие государства в экономике и его сокращение не просто. И показатель доли государственных изъятий в ВВП измеряет его весьма приблизительно.
3) Реформирование социальной сферы почти во всех постсоциалистических странах вообще оказалось совсем не реализованным и отстало очень существенно от других сфер. Огромный груз государственно-патерналистской системы удовлетворения социальных потребностей, зафиксированный в бесконечном реестре государственных социальных обязательств, сохраняется практически во всех постсоциалистических странах. И даже там, где он существенно уменьшился, это не результат продуманных реформ, а феномен послевоенных кризисных экономик, когда сама разруха девальвирует государственные обязательства. Отчасти это связано с повышенной инерционностью самой социальной и коммунальной системы, в свое время дольше всего сопротивлявшейся вторжению социализма, а ныне точно так же препятствующей утверждению капиталистических отношений и институтов. Другая причина — разноуровневость решения социальных проблем, большая доля которых принадлежит региональному и муниципальному уровням власти, а также более высокая их политическая «температура». Если реформирование социальной сферы не попадает в «первое окно» политически возможного сразу после распада социалистической системы, то затем оно становится вообще практически неосуществимым, даже на градуалистской основе, до открытия «второго окна», что может быть связано либо с чрезвычайным обострением бюджетного кризиса, либо с внеэкономическими катаклизмами.
4) Развитие контрактного права важно потому, что оно создает институциональную структуру, присущую рыночной экономике.
Для социализма характерны не горизонтальные (контрактные, договорные), а вертикальные (директивные, плановые) отношения. Даже отношения двух в юридическом смысле независимых хозяйствующих субъектов опосредовались отношениями каждого из них с государством и его институтами. И обязательства этих хозяйствующих субъектов между собой могли существовать только как проявление их отношений с государством.
Поэтому выход из социализма — это одновременно и сокращение роли обязательств по линии «хозяйствующий субъект-государство», и формирование горизонтальных отношений по линии «субъект-субъект», оформляющихся в виде контрактного права. При этом отношения «субъект-государство» становятся частным случаем отношений «субъект-субъект» и также оформляются контрактным правом.
Если же сокращение вассальных обязательств предприятия перед государством не сопровождается компенсирующим развитием горизонтальных отношений контрактного права и соответствующей судебной реформой (судебная система — это институт обеспечения и контроля горизонтальных межсубъектных отношений, при которых государство является лишь одним из субъектов и даже не «первым среди равных», в отличие, например, от системы прокурорского надзора, которая является институтом обеспечения и контроля прежде всего вертикальных отношений), то возникает ситуация вакханалии и развала налоговой, финансовой, кредитной дисциплины, ухода предприятий в «тень» и т.п. На практике именно так и развивались события после принятия небезызвестного Закона о предприятии, который ослабил вертикальные отношения, не дав взамен компенсации в виде развития горизонтальных отношений.
Из сказанного можно сделать общий вывод: выход из социализма произошел скорее как акт формальный, чем реальный. Были сломлены политическая система социализма и плановая система распределения. Однако с собственно экономической точки зрения социализм еще довольно сильно укоренен в хозяйственной системе нынешних постсоциалистических стран, что является наибольшим препятствием для выхода этих стран на траекторию высокого и устойчивого экономического роста.
Реальный выход из социализма предполагает развитие капиталистической экономики на собственной основе, т.е. решение проблемы накопления, эффективного использования добровольных сбережений, повышения их доли в ВВП. Это, в свою очередь, требует снижения доли государственных изъятий в ВВП.
Можно утверждать, что реальный выход из социализма требует выхода экономики на установление основных параметров экономической политики далеко за рамками утвердившихся в развитых рыночных экономиках. Так, доля расходов расширенного правительства в ВВП не должна превышать 25—27%, уровень сбережений должен составлять не менее 22—25% доходов домашних хозяйств. Ниже должны быть крутизна и предельный уровень прогрессии налогообложения индивидуальных доходов, желательно установить подоходный налог не свыше 12—15%.
Целесообразно и введение предельных уровней отчислений во внебюджетные фонды (социальный налог), с тем чтобы не только уменьшить общее налоговое бремя на предприятия, но и стимулировать их к выходу из «тени», к законопослушности в хозяйственном поведении. Социальный налог как совокупность отчислений во внебюджетные фонды (пенсионный, социального страхования, обязательного медицинского страхования и занятости), а также в региональные фонды образования и правоохранительных органов к настоящему времени составляет 40,5% фонда заработной платы. Наши расчеты показывают, что для выхода страны на траекторию устойчивого экономического роста социальный налог не должен превышать 32—33% фонда заработной платы.
Мы говорим о выходе из социализма и акцентируем то, как выходить, какие здесь закономерности и особенности. Но ведь можно поставить вопрос и иначе: куда выходить? Ответ вроде бы очевиден: в капитализм. Мы характеризуем российские реформы 90-х годов как капиталистическую системную трансформацию. Однако должен ли это быть обязательно капитализм того типа, который сформировался в развитых странах рыночной демократии1, с большим и дорогостоящим государством, мощными перераспределительными механизмами, огромным налоговым бременем и т.п.? Утвердительный ответ на этот вопрос по меньшей мере неочевиден.
<< [1] ... [41] [42] [43] [44] [45] [46] [47] [48] [49] >>
