А.В. Улюкаев. «В ожидании кризиса: ход и противоречия экономических реформ в России»
Можно сформулировать гипотезу, по которой при выходе из экономического кризиса и начале промышленного подъема (сопровождаемого обычно расширением горизонта стратегического корпоративного планирования, повышением важности долгосрочных экономических целей относительно краткосрочных) уменьшается относительная значимость, а значит и конфликтность текущих факторов (например, распределения доходов) и увеличивается относительная значимость долгосрочных факторов (например, распределения собственности).
И наоборот, когда ожидания экономического подъема у инвесторов сменяются ожиданиями спада, кризиса, относительная значимость долгосрочных факторов снижается, а текущих — повышается. Так, в ходе последнего острейшего финансово-экономического кризиса с переднего плана поля конфликтов ушли вопросы отношений собственности (крупнейшие предлагаемые Правительством приватизационные трансакции не привлекли никакого внимания инвесторов), и напротив, на первом плане оказались вопросы отношений перераспределения финансовых потоков (получение стабилизационных кредитов, например).
Это не значит, что конфликт вокруг вопросов собственности не повлияет в близкой перспективе на возможность дестабилизации политико-экономической ситуации в стране. Вероятнее всего, он будет играть роль не первой, а второй скрипки.
Перераспределительный конфликт по поводу доходов в то же время имеет весьма большое значение в период системной трансформации. Прежде всего резко возрастает дифференциация доходов в обществе. Так, уже упоминавшийся коэффициент Джини в России увеличился с 0,278 в 1989 г. до 0,375 в 1996 г. Конечно, несмотря на такой значительный рост, российским показателям социального неравенства еще далеко до латиноамериканских (Венесуэла — 0,538, Чили — 0,565, Бразилия — 0,634). Тем не менее их можно назвать экстремально высокими для данной социальной структуры.
Как уже говорилось выше, социальное неравенство вовсе не вызывается радикальными экономическими реформами, в частности жесткой политикой финансовой стабилизации, что нередко утверждается. Как раз наоборот: смягчение финансовой политики российским правительством в 1994 г. сопровождалось ростом концентрации доходов: коэффициент Джини возрос с 0,398 (в 1993 г.) до 0,409. А существенное ужесточение денежно-финансовой политики в 1995 г. привело к значительному снижению концентрации доходов: коэффициент Джини упал до 0,381 (а в 1996 г. еще больше: до 0,375).
Совершенно очевидно, что дифференциация доходов населения усиливается в периоды высокой инфляции, от которой страдают прежде всего слои населения, живущие на фиксированную зарплату или пенсию. Богатые же всегда имеют отличные возможности снимать пенки с околоинфляционных финансовых спекуляций.
Эту тенденцию подтверждают и данные исследований по сравнительному анализу темпов роста индекса потребительских цен для разных по доходам групп населения. Оказалось, что и здесь существует четкая зависимость: чем ниже средний доход, тем выше темпы роста цен (табл.7).
Таблица 7. Индексы потребительских цен для различных доходных групп населения в 1994 г.
Децильные группы населения |
Индекс потребительских цен |
первая |
316,5 |
вторая |
309,1 |
третья |
305,9 |
четвертая |
303,9 |
пятая |
302,1 |
шестая |
300,2 |
седьмая |
296,2 |
восьмая |
294,0 |
девятая |
293,2 |
десятая |
290,4 |
Составлено по данным Госкомстата РФ.
«Адресность» инфляционного налога, его нацеленность преимущественно на бедных подтверждается мировым опытом: именно там, где долгое время сохраняется экстремально высокая инфляция, наблюдается и наибольшая дифференциация доходов. Наиболее характерный пример — страны Латинской Америки, данные по которым уже приводились выше.
Положение, однако, усугубляется тем, что в российском обществе социальная дифференциация, во-первых, не укоренена в общественном сознании, над которым довлеет мощная уравнительная традиция, во-вторых, усиливается на фоне снижения реальных доходов основных социальных слоев — работников государственных предприятий, занятых в бюджетной сфере.
Поэтому в отличие от конфликта по поводу собственности, конфликт по поводу доходов в российском обществе острее, чем в восточноевропейских странах. Конфликт по поводу доходов должен не обостряться, а наоборот, смягчаться по мере выхода из кризиса и начала экономического подъема. Однако в этом вопросе не может быть никакого автоматизма. Здесь весьма большое значение имеют такие факторы, как налоговая система и налоговое поведение, организация и эффективность системы социальных трансфертов.
Налоговая система устроена в России таким образом, что прогрессия подоходного налога начинается1 с весьма незначительных величин доходов (менее 200 долл, в месяц) и заканчивается также на не слишком значительных величинах (по максимальной ставке облагается любой доход свыше 800 долл. в месяц). Другими словами, гам, где прогрессии следовало бы лишь начинаться, она уже заканчивается.
Кроме того, уклонение от налогообложения доходов физических лиц становится практически стопроцентной нормой как раз при тех уровнях доходов, на которых заканчивается прогрессивная шкала. Так, если в пяти нижних децильных группах (низкодоходные слои населения) уплачиваемость подоходного налога составила в 1997 г. 93%, то в верхней децильной группе (самые высокодоходные слои) — лишь 17%. В общем объеме недоплаты по подоходному налогу в 1997 г. в 100 млрд руб., доля верхнего дециля составила 68 млрд руб., более двух третьих. Это означает, что основное бремя подоходного налога в современной России падает на тех, кого можно назвать средним классом2. А для новых богатых фактически (с учетом уклонения от налогообложения) установлено регрессивное налогообложение.
Эта тенденция дополнительно закрепляется тем, что основная масса корпоративных налогов взимается в реальном секторе (тем более, что здесь подоходные налоги взимаются почти полностью у источников доходов, что затрудняет уклонение от налогообложения), где в качестве занятых сосредоточены низко-и среднедоходные граждане, что фактически сокращает их доходы. В то же время в отраслях торговой и финансово-банковской деятельности весьма высок уровень уклонения от корпоративного налогообложения, а доля подоходного налога, выплачиваемого у источника дохода, здесь ниже, чем в реальном секторе. Поэтому доля этих секторов в общем объеме уплачиваемых по народному хозяйству налогов непропорционально низка, что дополнительно повышает доходы занятых в этих секторах, где и без того самая высокая концентрация лиц с высокими доходами.
1. Здесь рассматривается ситуация 1997 г. На 1998 г. была введена шкала прогрессивного налогообложения индивидуальных доходов, начинающаяся с уровня примерно в 270 долл, в месяц. Ясно, что общая ситуация от этого усовершенствования практически не меняется.
2. Средний класс соединяет в нынешней России традиционный, дореформенный средний класс — более высокодоходную часть интеллигенции, государственную и корпоративную бюрократию и новый, пореформенный средний класс — мелкую буржуазию.
Еще одним каналом завышения доходов самых богатых и увода их из-под налогообложения служит маскировка личного имущества, доходов и потребления под корпоративные. Самые богатые, как правило, живут в домах, принадлежащих их компаниям, ездят в автомобилях компании, посещают рестораны и места увеселения за счет представительских расходов компании и т.п.
<< [1] ... [21] [22] [23] [24] [25] [26] [27] [28] [29] [30] [31] [32] ... [49] >>