А.В. Улюкаев. «В ожидании кризиса: ход и противоречия экономических реформ в России»
1) Денежно-финансовая. Включает динамику инфляции, рост денежной массы относительно потенциального объема роста экономики, права физических лиц иметь инвалютные счета в своей стране и счета заграницей.
2) Правительственные операции и государственное регулирование. Включает долю государственных расходов в ВВП, размер государственного сектора, уровень ценового контроля, свободу вхождения на рынки, наличие контроля за ставками предоставления и получения кредитов.
3) Дискриминационное налогообложение. Включает долю субсидий и трансфертов в ВВП, уровень и воздействие крайних налоговых ставок.
4) Внешнеэкономическая сфера. Включает уровень внешнеторговых тарифов, наличие различий между официальным обменным курсом национальной валюты и курсом черного рынка, наличие административных ограничений движения капитала, соотношение между действительными и потенциальными масштабами внешней торговли.
Результаты исследования весьма примечательны. Данные по 102 странам за 20 последних лет неопровержимо свидетельствуют: чем выше степень экономической свободы, тем выше уровень экономического развития страны и благосостояние ее граждан. По уровню экономической свободы все обследованные страны были разделены на шесть групп (уровни свободы ранжировались от 0 до 10).
В первой группе стран-лидеров по этому уровню в 1980—1994 гг. среднегодовые темпы экономического роста составили свыше 3%, во второй группе — около 2, в третьей — около 1,5, в четвертой — несколько менее 1,5%, в пятой — менее 1, в шестой группе темпы спада производства зафиксированы почти в 1,5% в год. В итоге в 1995 г. ВВП надушу населения достиг в первой группе 16 тыс. долл., во второй — 13,5 тыс., в третьей — около 8 тыс., в четвертой — примерно 4 тыс., в пятой — около 3 тыс., в шестой — несколько менее 2 тыс. долл.
Убедительным доказательством теснейшей взаимосвязи между степенью экономической свободы и уровнем экономического развития служит и тот факт, что шесть стран-лидеров по рейтингу экономической свободы (в порядке убывания: Гонконг, Сингапур, США, Швейцария, Канада, Германия) входят и в число 10 стран-лидеров по ВВП надушу населения. И наоборот, те 16 стран, которые не только имеют низкие рейтинги экономической свободы, но у которых они вдобавок снижались (Никарагуа, Сомали, Иран, Гондурас, Венесуэла, Конго, Замбия, Танзания, Алжир, Марокко, Панама, Сирия, Греция, Сальвадор, Сьерра-Леоне, Бразилия) имели в течение 1975—1995 гг. снижение ВВП на душу населения в среднем на 0,6% в год.
За некоторым исключением (Великобритания, Германия) рейтинг экономической свободы обратно пропорционален величине государственных расходов и их доле в ВВП (кроме Чехии и Японии), и в такой же зависимости находится от доли лиц, нанимаемых государством, в общей занятости. Такая же обратно пропорциональная зависимость связывает рейтинг экономической свободы и величину государственного долга, измеренного в долях от ВВП (за исключением Сингапура, Японии, Южной Африки). В отличие от этих трех зависимостей связь между рейтингом экономической свободы и средним уровнем таможенных тарифов, а также между рейтингом экономической свободы и долей импорта в ВВП наблюдается лишь как общая тенденция. И почти нет связи между долей государства в общих расходах на здравоохранение и рейтингом экономической свободы. В целом это означат, что на рейтинг экономической свободы влияет прежде всего собственно экономическая политика (либеральная, протекционистская или промежуточная). Объем же государственных социальных обязательств такого воздействия не оказывает и может сочетаться со в целом либеральным устройством экономики и ее регулирования.
Российская экономическая история последнего времени тоже дает немало доказательств прямой зависимости между степенью экономической свободы и темпами и эффективностью экономического развития. Не повторяя уже указанных зависимостей от темпов инфляции, доли государственных расходов в ВВП, величины бюджетного дефицита и пр., отметим, например, что ликвидация многих нетарифных административных ограничений внешней торговли, в частности квотирования и лицензирования экспорта ряда сырьевых товаров в начале 1995 г., оказала огромное стимулирующее воздействие на их экспорт и объемы производства, позволила практически снять угнетающее влияние на их экспорт существенного (несколько более чем на 74%) роста реального курса рубля в 1995 г. В результате в химической и нефтехимической промышленности, черной и цветной металлургии промышленный спад в 1995 г. был полностью преодолен, а в целом по экономике он сократился до 4%, или более чем в 3 раза по сравнению с 1994 г.
Сокращение доли дотируемых цен и уменьшение разрыва между уровнем внутрироссийских и мировых цен, шаг за шагом осуществлявшееся в течение 1994—1998 гг., также оказывали значительное стимулирующее воздействие на рост эффективности производства. И наоборот, введение ограничений по входу на рынки (характерный пример — региональный рынок строящегося жилья в Москве) оборачивалось кризисом соответствующих отраслей. (В 1996 г. стоимость введенного, но нереализованного из-за крайней дороговизны жилья в Москве достигла нескольких сот миллионов долларов.)
Особенно важным здесь является уровень открытости экономики. В современных условиях открытость экономики сопрягается со специализацией производства, рациональным распределением ресурсов, высокими технологиями. Закрытость же экономики, государственный протекционизм обусловливаются натурализацией хозяйства, нерациональным распределением ресурсов, устарелыми технологиями и низкой конкурентоспособностью.
Выражаемая рядом политиков и экономистов (Ю. Скоков, С. Глазьев, Д. Львов и др.) надежда на использование отечественного научно-технического потенциала при консервации множества низкоэффективных производств в условиях усиления и без того довольно-таки существенного государственного протекционизма иллюзорна. Дело в том, что протекционизм сохраняет неэффективные, устарелые производства, которые в противном случае были бы выбракованы рынком. При этом консервируется тот уровень издержек, который сложился за годы отсутствия спросовых ограничений, и нет стимулов к модернизации производства, способной содействовать снижению издержек и повышению конкурентоспособности. К тому же государственный протекционизм отсекает мощный пласт потенциальных инвесторов, затрудняет межстрановую динамику исследований и разработок, приводит к резкому сокращению внутреннего спроса на высокие технологии. Внешний же спрос на российские высокие технологии в условиях жестких ограничений на торговую и инвестиционную активность нерезидентов крайне маловероятен.
Открытость экономики — фактор, способствующий не только ускорению внедрения исследований и разработок в производство, но и самому созданию научно-технического потенциала. Выход на мировые рынки научно-технической продукции способствует не только повышению уровня финансирования отечественной науки, сокращению «утечки мозгов», но и улучшает динамику цикла «исследование-производство». Закрытость же экономики, существенные тарифные и нетарифные ограничения внешней торговли отсекают от мировых информационных потоков.
В разных исследованиях России отводятся различные места в мировых классификациях уровня экономической свободы. Так, по классификации исследовательского подразделения английского журнала «Экономист» Россия занимает 19-е место из 20-ти участвующих в рейтинге стран, оставляя позади лишь Китай. Согласно классификации американского исследовательского фонда «Наследие» Россия в 1994 г. находилась на 75-м месте (из 100), а в 1995 г. — на 105-м (из 142). В обоих случаях Россия относится к категории преимущественно несвободных экономик.
Авторы подготовленного фондом «Наследие» «индекса экономической свободы» выделяют 10 параметров его исчисления:
<< [1] ... [19] [20] [21] [22] [23] [24] [25] [26] [27] [28] [29] [30] ... [49] >>
