П. Авен, А. Кох. «Революция Гайдара. История реформ 90-х из первых рук»
А.К.: Корова все равно не будет есть хвою, и лошадь не будет. Сдохнет, а не будет. Хоть сто лет заседай. А где, кстати, сейчас Лобов? Один из отцов-зачинателей первой чеченской войны? Он же, насколько я помню, в 1994-м был секретарем Совета безопасности РФ?
А.Ш.: У него какая-то международная организация, которая сидела на Петровке, в здании напротив «Мариотт Авроры». Сейчас там сидит Генпрокуратура...
П.А.: Ему все равно, он пенсионер.
А.Ш.: Но тогда, осенью 1991-го, он сильно рассчитывал на пост премьера, поскольку исполнял обязанности, а второй кандидат был Скоков. Вообще, задача Бурбулиса состояла не только в том, чтобы найти команду ребят, которые хорошую программу напишут, но нужна была команда ребят, которые перебьют Скокова и Лобова в их претензиях на руководство правительством. Ему под программу нужны были люди, которые могут войти в правительство. Формально к этой, гайдаровской, программе из действующих членов кабинета отношение имел только я. Как говорится, не только по должности, но и по реальной принадлежности. Единственный, кто был министром. Я заходил на 15-ю дачу в Архангельском с утра и вечером после работы...
А.К.: С Бурбулисом ты там познакомился?
А.Ш.: Бурбулис меня на работу нанимал министром труда вместе с Силаевым. Я с ним познакомился после выборов президента 12 июня 1991 года. Буквально в течение недели после выборов я уже сидел у него в кабинете, и он меня водил к Силаеву. Тогда Силаев меня спросил: «Ты что, не член Социал-демократической партии и министром труда стать хочешь?» Я говорю: «Да я не очень хочу, это они хотят».
Формально я действительно был единственным членом правительства в гайдаровской команде. И первый раз мысль о том, что я могу возглавить экономический блок правительства, мне заронил Полторанин, который заходил на 15-ю дачу. Он интересовался, что там делается. Спрашивал меня: «Что за народ там?» У него рядом дача была. Говорил: «Ну что, Гайдар-то на пост министра финансов потянет?» Я ему: «Он и выше потянет...»
П.А.: А кандидатуры уже были? Всем в тот момент, наверное, казалось, что Бурбулис кандидатуры министров как будто из рукава достает...
А.Ш.: В-том то и дело, что кандидатур не было. Мне Полторанин говорит: «У меня предложение. Давай правительство на две части поделим. Экономический блок — твой, а политический — мой. Два первых вице-премьера». Я спрашиваю: «А кто премьер?» «Это, — говорит, — мы потом решим кто». Начал перебирать: «Гайдара — министром финансов. Есть там еще ребята подходящие?» Я ему: «Да сколько хочешь!» Он вообще мне предлагал двигать кого хочу на любые посты в экономическом блоке, но у него было единственное условие: чтобы Бурбулиса там духу не было.
П.А.: Как они все (ельцинские) не любили Бурбулиса!
А.Ш.: Он говорил: «Я буду вести политический блок, а ты — экономический, и если ты согласен, то я начну работать над этим проектом». Я сразу решил, что это предложение было в определенном смысле провокационным: дискредитировать меня перед командой 15-й дачи и попытаться изолировать Геннадия. Я решил: ни в коем случае ни на что не буду претендовать, иначе могу в какой-то темной политической интриге оказаться.
В конечном итоге при всем при том, что Ельцин все-таки назначил Егора на этот блок, полторанинская схема устройства правительства так или иначе была реализована. Правительство все равно делили на две части. До средств массовой информации нас не допустили, не говоря уже о более серьезных политических вещах...
Кстати, тогда же была реализована еще одна «гениальная» идея, чтобы перебить Лобова и Скокова и всяких Полтораниных: уговорить Бориса Николаевича (а тогда конституция это позволяла) некоторое время поис-полнять обязанности председателя правительства. Это было наше предложение. Он долго не понимал, зачем ему это нужно, чутье ему подсказывало, что это неправильно: так есть правительство, на которое можно все свалить в случае чего, а так он и президент, и премьер — отвечает за все!
С нашей стороны аргумент был такой: поскольку V съезд дал ему чрезвычайные полномочия в течение года издавать указы, имеющие силу закона в экономической области, то логично, если он будет указы издавать по сути дела и как постановления правительства, чтобы никакого зазора не было между ним и правительством. Отсюда, кстати, потом появились репетиционные заседания правительства по вторникам, где мы ругались и искали решения. То есть идея была такая: в четверг, на официальные заседания правительства, на суд Ельцина разногласий не выносить, докладывать то, о чем мы договорились.
А.К.: С кем наибольшие конфликты были? По какой линии? Внутри команды же не было конфликтов, как я понимаю?
А.Ш.: Первые указы от 15 ноября были экономические: о свободе внешней торговли, о либерализации в целом. Они были неким таким толчком, который сформировал идеологию правительства в целом...
А.К.: Они не вызвали большой полемики?
А.Ш.: Полемики не было, кроме одного пункта. Тогда под камеры выступил Гайдар по экономической части, выступил я по социальной части, и после этого Борис Николаевич в камеры говорит: «Ну, может быть, у членов правительства есть какие-нибудь дополнения, предложения?» А Гайдар был уже наготове: «Борис Николаевич, мы хотели бы сделать заявление. Период реформ — тяжелое время, поэтому мы, члены правительства, утвержденного вами, отказываемся от всех привилегий: квартир, дач, распределителей, пока лучше не станет жить нашим гражданам». Борис Николаевич оглядывает зал: «Во орлы какие у меня». И вдруг Андрей Козырев спрашивает: «Борис Николаевич, а вопрос можно?» «Можно», — считая, что сейчас пафос будет еще более усилен. «А вот мы, — говорит, — съезжаемся с мамой, меняем трехкомнатную и двухкомнатную квартиры на пятикомнатную. Вот это можно сделать? Это не будет противоречить заявлению Гайдара?» Борис Николаевич просто поперхнулся: «Можно, можно» — давая понять, что заявление заявлением, а бизнес бизнесом... Козырев сбил весь пафос этой части.
П.А.: Он не был членом нашей команды, он же был и до этого министром. Одним из первых...
А.Ш.: На самом деле сама процедура формирования кабинета позволяла говорить о командной технологии. В «оргкомитет» по формированию правительства вошли: Ельцин — председатель, Бурбулис — заместитель председателя и три члена оргкомитета: Гайдар, Шохин и Шахрай. Мы сидели у Ельцина в Кремле и обсуждали особо важные проекты указов, он задавал какие-то вопросы и зачастую получал на них совершенно простые ответы, подписывал указы по назначению членов кабинета без особых проволочек.
У нас была куча проектов указов, в том числе подготовленных на 15-й даче. Ельцин говорит так: «Прежде чем вы мне дадите свои проекты, я хотел бы обсудить с вами один кадровый вопрос. Есть один такой человек замечательный, Гавриил Харитонович Попов. Он хочет получить пост министра внешних сношений РСФСР (по схеме Шеварднадзе с курированием внешней экономической деятельности). Как вы относитесь к этой идее?» Мы с Гайдаром хором говорим: «Вы знаете, Борис Николаевич, Гавриил Харитонович наш профессор, наш учитель, декан. Но он не член нашей команды. Если вы хотите посвятить половину своего времени разбирательствам того, что думают разные части вашей команды, то нам возражать нечего, это ваше право». Борис Николаевич говорит: «Да нет, это не к тому, что я настаиваю на Попове, просто такая идея родилась, я хотел узнать ваше мнение». Тут мы поняли, что «пруха поперла». Если мы «отбили» Гавриила Харитоновича так быстро (Борис Николаевич сказал, что он просто хотел прозондировать наше мнение), то, значит, к нашему мнению он прислушивается и, более того, видимо, Бурбулис его убедил в том, что команда, написавшая программу, и должна ее реализовывать, и он с этим согласился.
Дальнейшее формирование кабинета было делом техники. Нам нужны были кандидаты, которые бы соответствовали по профессиональному уровню министерским позициям, могли бы работать как менеджеры и публично отстаивать свои позиции, прежде всего в Верховном Совете...
<< [1] ... [26] [27] [28] [29] [30] [31] [32] [33] [34] [35] [36] [37] ... [112] >>
