О. Мороз. «Хроника либеральной революции»

Так, разумеется, все и произошло. Церковная миссия провалилась, но анафема на виновников провала официально не была наложена. Напротив, они сами после поражения принялись самочинно предавать анафеме Ельцина и его сторонников. В частности, это сделал не раз уже упоминавшийся помощник Ачалова Иван Иванов, поименовав «Анафемой» свое сочинение о трагических октябрьских событиях.

«Президент должен проявить твердость»

В ночь с 3-го на 4-е один из немногих здравомыслящих депутатов — Леонид Гуревич, — выступая по РТР, высказал все, что он думает о своих коллегах, засевших в Белом доме:

— Я хочу нарисовать несколько картинок из той жизни, которая привела к сегодняшним событиям. Сначала это были несколько последних съездов. Ни телекамера, ни микрофон не могут передать атмосферы злобы, которая сопутствовала этим съездам. Атмосферы, в которой принимались пресловутые поправки к Конституции, которую сегодня якобы защищают те, кто пролили кровь в Москве. Я хочу задать вопрос вам и себе: может ли называться Конституцией то, что кучкой людей подгоняется под себя?.. Я хочу сделать так, — я делаю поправку к Конституции и объявляю это конституционным законом. А теперь вы все идите, защищайте этот закон, который создан на потребу мне. Вторая картинка. Вы помните дебаты вокруг бюджета. На трибуне ВС, — министр финансов Борис Федоров. Он пытается что-то объяснить депутатам... Это сложный финансовый вопрос. Это трудно, действительно очень трудно понять без подготовки тем депутатам, которые весь свой пыл в течение этих трех прошедших лет употребили не на то, чтобы изучить законодательное дело, постигнуть премудрости финансов и экономики, о которой так много говорили. Они посвятили это время созданию тех организаций, которые они сегодня возглавили при штурме «Останкина», мэрии. И вот Федоров обращается к этим депутатам и говорит, что такой бюджет с таким дефицитом — это гиперинфляция и это новые отчаянные страдания тысяч людей. А в ответ я слышу позади себя: «А нам чем хуже, тем лучше». Этого они добивались всегда. Сейчас, заканчивая свое выступление под звуки стрельбы, которая слышится из окон, я хочу сказать: хватит терпеть, хватить безвольно смотреть, куда тащат Россию эти оголтелые люди, надо выступать и надо бороться за свою будущую жизнь! Надо сопротивляться!

На этот раз резко осудил мятежников и Явлинский, до той поры старавшийся держаться нейтралитета да и вообще всегда остающийся «при особом мнении» (всего лишь за несколько дней перед этим он говорил: «Сегодня нельзя безоговорочно поддерживать ни одну из сторон»). По словам Явлинского, сторонники Руцкого и Хасбулатова после спровоцированных ими столкновений в Москве, в результате которых пролилась кровь, лишились права называть себя представителями интересов народа и поборниками законности. Выступая в ночь на 4-е по Российскому телевидению, Явлинский потребовал от Ельцина использовать все имеющиеся в его распоряжении силы и средства, чтобы подавить вылазки «фашиствующих, экстремистских, бандитских формирований, собранных под эгидой Белого дома». «Президент должен проявить максимальную жесткость и твердость в подавлении бандитствующих элементов», — сказал будущий руководитель «Яблока».

Ночь возле Моссовета

Третья «болевая точка», где ожидались, но, к счастью, не произошли столкновения, — район Моссовета. Вечером по Российскому телевидению выступил Егор Гайдар, сказал о смертельной опасности, нависшей над демократией, призвал демократов собраться на тогда еще Советской площади. Позже его упрекали: дескать, как можно было вытаскивать из своих квартир безоружных людей — под пули боевиков? Но ведь бывают минуты, когда нельзя оставаться дома. Все поняли призыв Гайдара как вполне определенный тревожный сигнал: надежды, что силовые структуры окажут Ельцину быструю полномасштабную поддержку, пока не оправдываются. Своим появлением возле памятника Долгорукому люди выразят свою позицию в начавшейся гражданской войне.

Мы с женой тоже поехали туда. Перед красным зданием стояла довольно внушительная толпа. Отдельно кучковались герои августа 1991-го — ребята из движения «Живое кольцо», вооруженные кольями. Во всем чувствовалось предгрозовое напряжение.

Позднее, около полуночи, выступая непосредственно возле Моссовета, Гайдар подтвердил, в чем причина его тревоги:

— Говорю честно: сегодня полагаться только на лояльность, на верность наших силовых структур было бы преступной халатностью и преступной наивностью нашей стороны.

Мало-помалу, однако, напряжение стало спадать. Появилось ощущение, что до Моссовета, по крайней мере этой ночью, боевики не доберутся. Мы отправились домой, решив в случае чего немедленно вернуться сюда.

Рано утром 4 октября корреспондент ОРТ так описывал обстановку в этом районе:

— Со здания Моссовета идет вещание второй программы телевидения. Время 4 часа 37 минут. Средний возраст тех, кто провел здесь ночь, от 25 до 40 лет. Более молодых довольно-таки мало. Женщин также мало. В основном мужчины. Народу порядка пятнадцати тысяч. Оружия нет. У людей трубы, палки. Спиртного нет. Жгут костры. Всего их около пятнадцати, находятся ближе к скверу у памятника Юрию Долгорукому. Люди поют песни. Нормальная атмосфера. 5—16 утра. Обстановка не изменилась. Народ ходит, мерзнет, жжет костры. По радио передают сообщения о том, что наконец-то приближается техника — танки, БТРы и другие машины, то есть помощь. Сообщается о взятии очередного райсовета — Пролетарского. Сейчас идет эпопея взятия райсоветов. На Манежной площади собрался митинг в поддержку и защиту Кремля — около пятнадцати тысяч человек.

Армии все нет и нет

По сообщению «Интерфакса», в ночь на 4 октября на сторону Верховного Совета перешла группа вооруженных офицеров одной из частей московского округа ПВО во главе с полковником. Перебежчики — число их не называлось — примкнули к защитникам Белого дома. По их словам, желание отправиться вместе с ними в Дом Советов выражали многие их сослуживцы, однако офицеры решили не втягивать солдат-срочников в вооруженный конфликт. По мнению собеседников «Интерфакса», армия сейчас «фактически расколота», и они сомневаются, что воинские части, которые вызывает в Москву министр обороны Павел Грачев, поддержат исполнительную власть.

В общем-то, они были недалеки от истины. Хотя армия и поддержала Ельцина, но — с большой неохотой, с большим скрипом. По воспоминаниям президента, в первый раз он услышал от Грачева, что тот дал команду воинским частям идти в Москву, где-то между семью и восемью вечера 3 октября. В дальнейшем он постоянно созванивался с министром обороны и тот бодрым голосом его заверял: войска вот-вот войдут в Москву, войска уже в Москве, они движутся по Ленинскому проспекту, по Ярославскому шоссе, другим магистралям столицы, что к осажденному телецентру вот-вот подойдут мощные армейские подразделения и он будет полностью освобожден...

А войск все нет и нет.

В конце концов, Ельцин дал команду связаться с дежурным ГАИ по Москве и выяснить точно, на каком расстоянии от «Останкина» находятся воинские части. В ответ ему позвонил начальник этого ведомства генерал Федоров. Его информация была ошеломляющей: никаких войск в Москве нет, все они остановились в районе Московской кольцевой дороги.

«Хотелось грохнуть кулаком по столу, — вспоминает Ельцин, — и крикнуть ему: как остановились, они же должны быть рядом с телецентром! Но при чем тут начальник ГАИ?».

Грачев, конечно, не мог не знать реального положения вещей. Почему же этот «лучший министр обороны», как назвал его Ельцин, водил своего начальника за нос? Только ли потому, что не хотел огорчать шефа «плохими новостями», как это вообще заведено у чиновников? Нет, конечно, не только поэтому. Думается, все три ельцинских силовика — Грачев, Ерин, Голушко — во время сентябрьско-октябрьских событий не проявляли излишней прыти по понятной причине — просто выжидали, чья возьмет, на чью сторону склонится чаша весов. Не исключаю: еще чуть-чуть, и они — а вместе с ними и их подчиненные — могли бы оказаться на другой стороне баррикад. Так что, можно сказать, Ельцина спасло чудо.

Сам он так описывает ситуацию в ночь с 3-го на 4-го:

«Я... понял со всей очевидностью, что судьба страны повисла на волоске. Армия еще не вошла в Москву — не хотела или не успела? — а милиция, которую в течение почти двух недель насиловали требованиями не применять оружия, оказалась не в состоянии дать отпор не просто орущим или грозящим гражданам, а настоящим профессиональным убийцам, боевым офицерам, умеющим и любящим воевать».

И еще:

«К полтретьего ночи я имел следующую картину... Милиция, от которой требовали не ввязываться в столкновения и которая после первого же нападения ушла, оставив город на растерзание вооруженным бандитам. И армия, численность которой составляет два с половиной миллиона человек, но в которой не нашлось и тысячи бойцов, хотя бы одного полка, чтобы оказаться сейчас в Москве и выступить на защиту города».

Решающее совещание на Арбате

Ночью состоялась решающая встреча Ельцина с Грачевым и другими военачальниками в Министерстве обороны. В СМИ о ней были противоречивые сообщения. По одним сведениям, генералы единодушно поддержали Ельцина, по другим — некоторые из них выразили несогласие с президентом. По-разному эта встреча описывается и в мемуарах — «ельцинской» стороной и стороной противоположной. Коржаков в своей книге представляет ее в анекдотическом свете:

«Атмосфера мне сразу не понравилась: комната прокурена, Грачев без галстука, в одной рубашке. Через распахнутый ворот видна тельняшка. Другие участники заседания тоже выглядели растерянными. Бодрее остальных держался Черномырдин.

Президент вошел, все встали. Ниже генерал-полковника военных по званию не было. Но спроси любого из них, кто конкретно и чем занимается, — ответить вряд ли смогли бы.

Борису Николаевичу доложили обстановку. Никто ничего из этого доклада не понял. Ельцин спросил:

— Что будем делать дальше?

Наступила мертвая тишина. Все потупили глаза. Президент повторил вопрос:

— Как мы дальше будем с ними разбираться, как их будем выкуривать?

Опять тишина...»

Как видим, ни единодушия, ни особых разногласий не было — была просто растерянность.

Коржаков сказал, что некий конкретный план есть у его заместителя — начальника Центра спецназначения Службы безопасности президента РФ капитана первого ранга Геннадия Захарова. Эпизод с «рассмотрением» этого плана тоже похож на анекдот:

«Когда Захаров сказал, что для успешной операции всего-то нужно десять танков и немного военных, генералы оживились: наконец появилось конкретное дело. Шеф поднял начальника Генштаба:

— Есть у вас десять танков?

— Борис Николаевич, танки-то у нас есть, танкистов нет.

— А где танкисты?

— Танкисты на картошке.

— Вы что на всю российскую армию не можете десять танков найти?! — опешил президент.

— Я сейчас все выясню, — перепугался генерал.

— Шеф пригрозил:

— Десять минут вам даю, чтобы вы доложили о выполнении, иначе...

Захаров же стал излагать подробности: сначала по радио, по всем громкоговорителям необходимо предупредить осажденных, что будет открыт огонь по Белому дому. Только после предупреждения начнется осада и стрельба по верхним этажам. Это своеобразная психологическая обработка, она подействует на осажденных.

На генералов, я видел, план Захарова уже подействовал — они слушали безропотно, раскрыв рот. Никто о столь решительных, радикальных действиях и не помышлял. У меня сложилось впечатление, что каждый из них думал лишь об одном — как оправдать собственное бездействие.

Борис Николаевич спросил штаб:

— Согласны? Будут у кого-нибудь замечания?

Привычная тишина.

Решение о штурме приняли, и президент сказал:

— Все, в семь утра прибудут танки, тогда и начинайте.

Тут подал голос Грачев:

— Борис Николаевич, я соглашусь участвовать в операции по захвату Белого дома только в том случае, если у меня будет ваше письменное распоряжение.

Опять возникла напряженная тишина. У шефа появился недобрый огонек в глазах. Он молча встал и направился к двери. Около порога остановился и подчеркнуто холодно посмотрел на «лучшего министра обороны всех времен». Затем тихо произнес:

Я вам пришлю нарочным письменный приказ.

Вернувшись в Кремль, тотчас приказал Илюшину подготовить документ. Подписал его и фельдсвязью отослал Грачеву».

Совещание на Арбате закончилось в четвертом часу ночи...

У Ивана Иванова описание встречи в Минобороны (сам он там, естественно, не был, отталкивался от чьих-то рассказов) несколько иное, хотя и похожее:

«...На ночном Совете безопасности присутствовали менее 20 человек. В первые полтора часа заседало и того меньше — Грачев и шесть его гостей из Кремля.

...Основная проблема была в том, чтобы уломать Грачева на применение армии для расстрела парламента без письменного приказа или распоряжения Ельцина... Около часа Павел Сергеевич отказывался без письменного приказа Ельцина выводить на штурм Дома Советов войска, потребовав от Ельцина при нем подписать соответствующий указ. На оперативно подготовленный и протянутый экс-президенту на подпись проект указа Ельцин просто не прореагировал и каким-то непонятным образом вскоре смог уломать Грачева...

При обсуждении вопроса о способе взятия Дома Советов со стороны одной высокопоставленной персоны прозвучал вопрос: «Что делать?». Возникла тягостная пауза, поскольку никто никаких предложений не делал. Молчание нарушил Коржаков, сообщив, что план штурма есть у оперативного дежурного из Службы безопасности — Захарова, прибывшего в группе личной охраны Ельцина. Капитан 1-го ранга Геннадий Иванович Захаров... бодро предложил либо силами спецподразделений... ночью взять штурмом наш «начальствующий» блок (24-й подъезд) и апартаменты Хасбулатова, упирая на то, что главное — любым путем ликвидировать спикера и вице-президента, либо на рассвете начать танковый и ракетный (с вертолетов) обстрел Дома Советов.

Идея с танками Ельцину понравилась.

<   [1] ... [88] [89] [90] [91] [92] [93] [94] [95] [96] [97] [98]  >>