Об авторе: Станислав Меньшиков - известный российский экономист, профессор, доктор экономических наук. В прошлом - профессор МГУ, МГИМО, НГУ,
Эразмского университета (Нидерланды) и т. д.. Заведует лабораторией в Центральном экономико-математическом институте РАН. Автор многочисленных научных и публицистических статей и книг.
В 2004 году вышла книга проф. Меньшикова "Анатомия российского капитализма", фрагменты которой можно найти на нашем сайте.
1 апреля 2005 года
После двухгодичного перерыва
состоялась очередная встреча президента с
олигархами. Напомним, что в прошлый раз
Владимир Путин и его собеседники сидели за
больши круглым столом, что символизировало
фигуральное равенство участников. Ныне же
стол был длинный, и на председательском
месте сидел президент, четко обозначив, кто
есть кто в этой маленькой компании. Два года
назад Путин, обходя стол, всем жал руки.
Теперь этот элемент президентского
демократизма был опущен. Но главное – в тот
раз за крулым столом вместе с другими
олигархами находился Михаил Ходорковский.
Он явно чувствовал себя на коне и даже
вступал в полемику с президентом. С его
стороны это было непростительной
самонадеянностью. Через каких-нибудь
полгода он перебрался, и надолго, в камеру
Матросской тишины.
С тех пор олигархов в Кремль долго
не приглашали, и они мучительно гадали, кто
следующий в очереди на жесткое
перевоспитание. Потому что грехи,
инкриминируемые данному мультимиллиардеру,
с тем же успехом могли быть предъявлены
практически всем его коллегам. Поэтому все
это время они держались тихо, от
политических или оппозиционных заявлений
воздерживались, и, по возможности,
занимались благотворительностью в духе яиц
Фаберже, не забывая при этом по-прежнему
развлекаться «оптимизацией налогов». Так
поступили те, кто не побоялся остаться в
России и не сбежал от карающей руки
прокурора Устинова в зарубежные офшоры.
Зачем их снова призвали в Кремль,
выяснилось очень быстро. Без всяких просьб
с их стороны президент преподнес им
неожиданный подарок: срок давности по
нарушениям закона, связанным с
приватизацией, будет в недалеком будущем
сокращен с десяти до трех лет. Для этого,
разумеется, следует еще принять
соответствующие законы, внести поправки в
гражданский и, возможно, уголовный кодексы.
Но кому не ясно, что при нынешнем составе
российского парламента, все это можно
сорганизовать в рекордно короткое время. Да
и кто теперь среди законников и силовиков
посмеет цепляться за цифру десять, если сам
президент сказал три?
Возникает, однако, ряд недоуменных
вопросов. Прежде всего, что делать с
Ходорковским и Платоном Лебедевым? Ведь
практически все их противозаконные
действия относятся к периоду до 2002 года,
следовательно, по новым правилам, их скоро
пора будет выпускать на волю с вещами.
Впрочем, то же относится и к большинству
эмигрировавщих олигархов, включая Бориса
Березовского и Владимипа Гусинского. Их-то
болезных за что разыскивать через Интерпол,
если три года после содеянного ими
безобразия давно миновали?
Подумал ли наш президент о
возможных последствиях своего
ультралиберализма? Если своим великодушным
жестом он хотел сплотить вокруг себя
оставшихся не репрессированными
отечественных олигархов перед лицом
грозящей из ближнего зарубежья волны «демократических»
революций, то возвращение того же Бориса
Еленина, собиравшегося до сих пор свергать
Владимира Путина то ли из Латвии, то ли из
Украины, грозит дополнительными
неприятностями. Да и освобожденный из
заключения Ходорковский с партнерами
принесут власти немало хлопот, требуя
вернуть захваченную у них собственность.
Наверно, все-таки при сокращении срока
давности, надо специально предусмотреть, к
кому это послабление никак не относится.
Иначе беды не избежать.
А теперь о более принципиальном
вопросе. Своей новой инициативой Путин
ставит крест на попытках хотя бы частично
пересмотреть итоги олигархической
приватизации, которая останется в
российской и, пожалуй, всемирной истории
наиболее крупной акцией по массовому
криминальному захвату государственной
собственности. Именно криминальному, и вот
почему. В нашем законодательстве считается
протвозаконным доведение предприятия до
банкротства не с целью оздоровления, а в
целях обесценения его имущества и
последующего приобретения по цене, намного
ниже рыночной.
Обычно это положение применяется к
практикуемому в России захвату отдельных
предприятий, которая приобрела массовое
распространение в последние годы. На этой
практике мы подробнее остановимся ниже. Но
это определение несомненно относится и к
приватизации 1990-х годов в целом. Тогда
действиями правительства Ельцина
подавляющее число предприятий в стране
было доведено до состояния
неплатежеспомобности, т.е. фактического
банкротства, а потом скуплено частными
лицами и группами по искусственно низкой
цене.
Вместо того, чтобы навести в
экономике и на предприятиях элементарный
порядок, доведя их до уровня минимальной
платежеспособности, правительство вкупе с
будущими олигархами создало благоприятные
условия для пиратского захвата. Лишь в
отдельных случаях государственная
собственность была сохранена – в газовой
индустрии, электроэнергетике, на
железнодорожном транспорте, в алмазной
промышленности, отчасти в военной
индустрии и банковском деле. При
продолжении нынешнего неолиберального
курса разграбление и криминальный захват
этих отраслей еще предстоит.
До последнего времени сохранялась
надежда на возврат, хотя бы частично,
незаконно захваченной государственной
собственности ее прежнему владельцу.
Именно этой теме посвящен обстоятельный
доклад Счетной палаты РФ, о чем мы уже
писали в статье «Почему заткнули рот
Степашину». В этом докладе подробно
перечислены правонарушения при
приватизации 1990-х годов и намечены пути
частичного исправления нанесенного вреда.
Теперь, после сокращения давности по тем
правонарушениям, о выводах команды С.
Степашина можно забыть.
Впрочем, как показывает пример
Украины, после смены там власти вопрос о
пересмотре приватизации был возрожден. С
точки зрения российских олигархов это еще
один аргумент против оранжевых и любых
других революций в нашей стране. Пока у
большого бизнеса в России есть такой
заступник, как Владимир Путин, она может не
страшиться никаких радикальных поворотов.
Так или приблизительно так можно
трактовать преподнесенный нашей олигархии
новый кремлевский подарок.
Президент поставил точку и в
вопросе о частичной компенсации за
приватизацию ниже рыночной стоимости. До
сих пор хотя бы гипотетически
рассматривались проекты обложения налогом
разницы между первоначальной ценой покупки
государственных предприятий и их
современной рыночной капитализацией. Между
прочим, похожая схема действовала в
Великобритании применительно к
государственным компаниям,
приватизированным весьма консервативным
правительством Маргарет Тетчер. У нас же
теперь с такими проектами соваться в
Госдуму и вовсе бесполезно.
Это важно знать не только потому,
что отныне раз и навсегда практически
легализуется разграбление государственной
собственности, но и потому, что вопреки
действующему законодательству, ставится
под вопрос и борьба против криминального
захвата олигархами частной собственности.
Некоторые авторы считают, что этот
вопрос стал актуальным только после 2000 гда,
когда в связи с общим ростом производства и
рентабельности захват превратился в
выгодный бизнес. Но это не так. Криминальный
захват разными методами широко применялся
в 1990-х годах при строительстве банковско-промышленных
империй. Причем государство с этим не
только не боролось, но и нередко этому
способствовало, особенно на уровне местных
властей. Возбуждение дел о банкротстве даже
вполне успешных предприятий и назначение
внешних управляющих чаще всего происходило
при участии соответствующих губернаторов.
На память приходит активное
содействие кемеровского губернатора Амана
Тулеева в отправку в изгнание известного
предпринимателя Михаила Живило с
Новокузнецкого алюминиевого завода и
передача последнего группе Олега Дерипаски.
Участвовал в процедуре захватов
предприятий черной металлургии на Урале
также свердловский губернатор Эдуард
Россель. Интересно, что именно история с
захватами алюминиевых предприятий
концерном «Русал» послужила основанием для
возбуждения антитрестовского дела против
российской компании в американском суде,
впрочем безуспешного. Наше же государство
никак не противодействовало сколочиванию
монополистических группировок, и наоборот,
всячески этому содействовало.. Создать же
такие империи так быстро без криминальных
захватов было неозможно.
Кстати, и законодательство того
времени было направлено, главным образом,
против «красных директоров» и доказать
неплатежеспособность их предприятий было
нетрудно в эпоху почти всеобщего
распространения бартера. С переходом к
общему росту промышленного производства
резко сузилась, а потом практически исчезла
сфера бартера. Финансовое положение предприятий улучшилось, и доказывать их
платежную несостотельность стало труднее.
Вместе с тем, число банкротств резко
возрасло и превысило сто тысяч в год..
Значительная их часть – это фиктивные
банкротства, посредством которых компании,
с одной стороны, уходили от платежа своих
долгов и налогов, а, с другой стороны, сами
становились объектом захвата компаниями –
хищниками. Причем принятый в 2002 году закон о
несостоятельности существенно затруднил
защиту от враждебных захватов.
Главным объектом хищников
являются вполне благополучные,
рентабельные предприятия, которые
становятся лакомым добавлением к той или
иной промышленной империи. Ситуация такова,
что захватить чужое предприяти в России
подчас бывает значительно проще, а, главное,
дешевле, чем построить новое.
Почему банкротство стало типичным
именно для России способом поглощения
предприятий? Прежде всего, потомучто у нас
только меньшинство компаний котируют свои
акции на фондовой бирже, где их можно
свободно купить. В Америке ситуация прямо
противоположная. Поглощение чужой
корпорации начинается со скупки
достаточного количества, лучше
контрольного пакета ее акций. Когда эта
цель достигнута, остаются технические и
организационные детали: победить на общем
собрании акционеров, избрать послушный
совет директоров, назначить своих
менеджеров.
В США такому способу захвата
помогает раздробленность акций в
большинстве крупных корпораций. Если
компании никто не угрожает, ее достаточно
контролировать, имея небольшой пакет,
иногда менее 10 процентов общего количества
акций. В России все наиболее крупные
корпорации контролируются группами,
имеющими более половины, иногда 80 – 90 и
более проценоов акций. Захватить такую
компанию традиционным методом скупки акций
практически невозможно.
Другое дело предприятия поменьше,
которые, хотя и не котируют акии на биржах,
но значительная их часть раздроблена между
мгочисленными мелкими держателями, как
правило, нынешними и бывшими членами
рабочего коллектива. Если предприятие
систематически задерживает выплату
заработной платы, организовать скупку
акций у его рабочих и служащих не
составляет большого труда. Известны случаи,
когда у проходной поглощаемого предприятия
выстраиваются очереди работников, желающих
продать принадлежащие им акции, которые для
них не имеют никакой ценности.
Но есть и более короткий путь –
довести чужое предприятие до банкротства,
объвить неплатежеспособным, поставить там
своего внешнего управляющего, в конечном
счете, заставить прежних владельцев
продать свою собственность за бесценок. В
США к такому средству прибегают крайне
редко, т.к. втянуть предприяие в сеть
неподъемной задолженности, как правило,
довольно сложно. Редкий пример - успешная
операция, осуществленная в 1960-х годах
группой банков против мультимиллионера
Говарда Хьюза – прототипа героя
нашумевшего американского фильма «Авиатор».
Но там это исключение. При наших условиях
это становится правилом.
В России дело о банкротстве можно
начать против любого предприятия, имеющего
задолженность свыше 100 тысяч рублей более
трех месяцев. Причем не имеет значения,
какая это задолженность – перед бюджетом,
банками, поставщиками, собственными
работниками. Было бы только желание,
поддержка местной администрации,
Федеральной службы России по финансовому
оздоровлению (ФСФО), налоговиков,
соответствующего минстерства или
агентства и, конечно, членов арбитражного
суда. Известен случай, когда предприятие
обвинили в злостном неплатеже
задолженности 96 миллионов рублей, тогда как
в действительности долг составлял всего 11
миллионов, причем он был выплачен еще до
начала судебного разбирательства. При этом
мнимых кредиторов поддерживала
государственная организация, призванная
следить за порядком в таких делах, а уйти от
обвинения удалось только с помощью сильных
профессиональных адвокатов. Речь идет о
Дивногорском заводе низковольтовой
аппаратуры, которую хотела захватить одна
из олигархических групп, нацеленная на
промышленность Красноярского края..
Иногда для возбуждения дела о
банкротстве достаточно перевести на счет
предприятия некую сумму, которая ему не
принадлежит. Если предприятие вовремя не
откажется от необоснованного перечисления,
начинается судебное расследование,
грозящее обвинением в незаконных
финансовых операциях. Как только дело
доходит до назначения внешнего
управляющего, вернуть контроль
собственнику над своим предприятием
становится крайне сложно.
Если предприятие нужно захватчику
для продолжения дела, это еще полбеды с
точки зрения экономики в целом.Однако, во
многих случаях предприятие становится
жертвой пиратов, желающих присвоить себе
его финансовые активы и доходы, а затем
избавиться от него вовсе. В результате
подобная война за передел собственности
подрывает стабильнось экономики и грозит
ей дезорганизацией.
Причуды законодательства о
банкротстве таковы, что дело не может быть
закрыто даже в том случае, если предприятие
вернет долг кредитору - а тот с этим не
согласен. Понятно, что, если задачей
кредитора является захват имущества, а не
возврат долга, он никогда не согласится
просто получить свои деньги обратно.
Все это привело к появлению в
специальной литературе понятия «олигархическая
преступность». В одном недавнем
социологическом обследаниия на вопрос, в
чем она заключается, 73 процента опрошенных
специалистов ответили: «отмывание денежных
средств и имущества», 67 процентов указали
на «криминальное банкротство» и только 47
процентов на «монополистические действия».
Таким образом, специалисты считают, что
олигархи наносят экономике наибольший
ущерб даже не столько своим монополизмом, т.е.
взвинчиванием цен и задержкой технического
прогресса, сколько продолжающимся
крминальным присвоением чужой
собственности и его последующей
легализацией, разумеется, с помощью
государства.
А на вопрос: "Насколько
реально привлечение к уголовной
ответственности олигархов за криминальные
банкротства?", 83% респондентов ответили,
что это не реально. На
вопрос: "Связаны ли олигархи с
организованной преступностью?", 84,2 %
опрошенных сотрудников правоохранительных
органов и работников коммерческих
организаций ответили утвердительно.
По имеющимся оценкам, почти треть
всех дел о банкротствах являются заказными,
т.е. противозаконными, и чаще всего
завершаются переделом собственности.
Заказные банкротства считаются уголовными
преступлениями, но известны только
единичные случаи наказания виновных. И
понятно почему. Наиболее многочисленные
случаи успешных криминальных поглощений
относятся к захватам предприятий, не
входящих в олигархические группы, более
крупными финансово-промышленными
империями. Единичному предприятию, даже
успешно конкурирующему на рынке, порой
нелегко отстоять свою независимость, когда
на него набрасывается олигархическая
группа, имеющая поддержку государственных
структур.
Выстоять в такой борьбе трудно
даже предприятиям, где большинство акций
сосредоточено в руках сплоченной группы
акционеров. Примером служит крупное
оборонное предлриятие «Туламашзавод», где
70 процентов акций принадлежит государству
и руководству завода. Тем не менее этого
было недостаточно для действенной защиты
от агрессивной группы, которая длительное
время держало предприятие в положении
осажденной крепости. Дело в том, что по
законодательству достаточно завладеть
пакетом в 25 процентов плюс одна акция, чтобы
получить право вето на решения совета
директоров. Именно этого упорно добивается
захватчик, скупая акции у пенсионеров –
бывших работников предприятия.
На годы затягиваются сражения по
захвату компаний, если враждующими
сторонами выступают соперничающие
олигархические группы. Так случилось с
Коршуноским горно-обогатительным
комбинатом (ГОК) в Иркутской области,
которого металлургическая группа «Евразхолдинг»
решила довести до банкротства, задерживая
свои платежи ГОКу по поставкам
железорудного концентрата. Казалось бы,
банкротить следовало покупателя руды –
Западносибирский металлургический
комбинат, находящийся под контроль «Евразхолдинга».
Но власти в лице представителей Службы по
оздоровлению (ФСФО) рассудили иначе,
добившись внешнего управления ГОКом. Так бы
комбинат и попал в расставленный капкан,
если бы не нашел поддержки у богатого
инвестора – металлургического концерна «Мечел».
С его помощью ГОК расплатился по долгам, но
руководство ФСФО, стоящее на стороне «Евразхолдинга»,
по-прежнему противится урегулированию
тяжбы. Конфликт длится почти десять лет.
Из сказанного следует, что
криминальные банкротства стали привычным
орудием продолжающейся внутренней
экспансии олигархических империй за счет
прежде независимых, немонополистических
предприятий. Это закономерное продолжение
той же прихватизации, только за счет других,
более мелких и слабых частных
собственников. В предыдущей
корреспонденции мы показали, что сейчас
готовится генеральное наступление и на
рядовых собственников жилья. В стране
пиратского капитализма законодательная
защита частной собственности существует
только на словах. На деле же
провозглашенное священное право
собственности попирается ежедневно и в
массовом масштабе нечестивым союзом
олигархов с бюрократией.
Как относится к этому президент? На
словах, отрицательно. Он неоднократно
призывал генерального прокурора
разобраться с заказныыми банкротствами. Но
воз и ныне там. А предложенная им
фактическая амнистия по приватизационным
преступлениям идет в том же направлении.
Если власть смотрит сквозь пальцы на
ограбление государства, то где уж ей даже
пытаться защищать обычную частную
собственность?
Президент постоянно призывает «оставаться
в правовом поле». Но его понимание этой
формулы вызывает много вопросов. Мы не
сомневаемся в том, что Ходорковский и Ко.
противозаконно приобрели свои миллиарды и
построили свою империи. Но и методы ,
примененные государством против «ЮКОСа»,
как две капли воды похожи на то, что делают
сами олигархи..
В самом деле, запоздалое обложение
«ЮКОСа» налогами и штрафами в невиданно
крупных размерах поставило ранее
сверхрентабельную компанию на грань
банкротства. Президент не раз говорил, что
не хочет доводить концерн до банкротства и
был, наверно, прав. Потому что формальная
процедура банкротства позволяет на время
уйти от уплаты долгов и может затянуть
процедуру захвата собственности до
невозможности. Куда проще и быстрее было
довести компанию до технической
неплатежеспособности, а затем арестовать и
продать значительную часть ее имущества
под предлогом расплаты по долгам, В этом
случае формально нет захвата собственности
государством, а есть лишь возврат долгов, не
подпадающий под понятие криминального
захвата. Ведь «Юганскнефтегаз» был
формально продан за долги коммерческой
структуре «Байкал финанс», которая сама
себя продала другой коммерческой структуре
– «Роснефть». Все это в пределах правового
поля, как торжественно заявил президент на
своей январской пресс-конференции.
Конечно, каждый понимает, что это
юридическая казуистика.. Куда честнее было
бы в открытую национализировать «ЮКОС», а
заодно и всю нефтяную отрасль в целом.. Но
для этого пришлось бы ссориться с
собственными монополистами, и с финансовой
олигархией Запада. Это президенту ни к чему.
Другое дело захватить имущество одной из
олигархических групп по праву сильного,
отпустив грехи всем остальным. Тогда и его
простят и у нас, и на Западе, признав за
своего собрата по поглощениям чужой
собственности – полноправным членом
олигархического интернационала. Для этого
скорее всего не потребуется и трехлетнего
срока давности. В рыночных джунглях, как
писал Киплинг, все хищники - «одной крови».
