Об авторе: Дэни Родрик - профессор политической экономии в Гарвардском университете.
В течение последних 15 лет экономисты пользовались, вероятно, бульшим влиянием, чем в любой другой период истории. Политику централизованного планирования, "дирижизма" и замещения импорта, которой руководствовались в 50-е и 60-е годы страны, недавно ставшие независимыми, можно было бы назвать идеями коммунистов, социалистов-фабианцев и националистов, а не образованных экономистов. Политика же ослабления регулирования, приватизации и либерализации торговли (так называемое "Вашингтонское соглашение"), принятая странами в 80-е годы, предположительно означала победу профессиональных экономистов над политиками-популистами.
Парадокс заключается в том, что это вовсе не стало победой для экономики. Действительно, последние два десятилетия оказались мрачными для "мрачной науки". За немногими исключениями, положение в странах, где верх взяла экономическая технократия, получившая образование в США, ухудшилось по сравнению с периодом до начала 80-х годов.
Буксующая, застойная экономика стран Латинской Америки, в наибольшей степени воспринявших идеи "Вашингтонского соглашения", представляет собой первоклассный образец этого. Наибольших успехов в развитии экономики в последние годы добились страны наподобие Китая и Вьетнама, где западные экономические идеи, если они вообще принимались в расчёт, проиграли более практичным представлениям.
Загадка состоит не в том, "почему экономическая наука нас подвела?", а в том, "почему экономисты были столь самоуверенны?" В конце концов, значительная часть "Вашингтонского соглашения" не является логическим следствием точного экономического анализа. Любой студент-старшекурсник экономического факультета знает, что нельзя ожидать, чтобы ослабление регулирования, приватизация и либерализация торговли принесли пользу экономике, если только не будет выполнен длинный список трудновыполнимых условий.
Более того, в экономической теории нет ничего такого, что должно было бы заставить технократов от экономики считать, что англо-американские институты, хотя бы такие, как структуры корпоративного управления или "гибкие рынки труда", будут работать в экономике однозначно лучше в сравнении с руководством инсайдеров германского образца и законодательно закреплёнными рынками труда.
При более внимательном анализе обнаруживается: то, что принималось за современное мышление в области экономической политики, на самом деле основывалось на нескольких примитивных эмпирических правилах. Чаще всего отстаивание простых панацей было основано на одной или нескольких патологиях из числа следующих:
· Безосновательный эмпиризм. Южная Корея добилась бульших успехов, чем Северная, и тот путь, которым следует Бирма, вряд ли ведёт к процветанию. Следовательно, мы знаем, что рынки работают лучше, чем централизованное планирование, и что внешняя торговля лучше, чем самоизоляция. Но надо очень сильно во все это верить, чтобы из этого сделать вывод, что с ослаблением регулирования, приватизацией и открытостью внутренних рынков перестараться невозможно. Даже в тех регионах, где на первый взгляд эмпирический подход полностью оправдал себя, при более внимательном анализе обнаруживаются крупные просчёты. Аналитики, сосредоточившиеся только на тех составляющих опыта Китая или Южной Кореи, которые соответствуют их убеждениям, упустили нечто более важное: в этих странах попутно проводились широкомасштабные «еретические» эксперименты.
· Теоретизирование, неявно подчиненное политике. Экономисты, ставшие политическими советниками - большие поклонники простоты, единообразия и конкурентных отношений между государством и частным сектором, не потому, что на это указывает экономическая теория или эмпирические свидетельства, а на основании неисследованных и непроверенных допущений. Они считают, что правительствами руководят жулики - поэтому связывают им руки; бюрократов они воспринимают как алчущих прибыли агентов частных структур - поэтому обеспечивают невозможность действий по собственному усмотрению и применяют одинаковые для всех налоги и стимулы; сложившейся в стране политической системе нельзя доверять - и поэтому они вводят законы и структуры по образцу зарубежных; влияние извне всегда более благотворно, чем изнутри - поэтому они обеспечивают максимальную открытость в отношении внешней торговли и инвестиций; "медовый месяц" реформаторов длится недолго - поэтому они проводят реформы быстро. Экономисты, в конце концов, оказались в положении людей, занимающихся государственным управлением, не имея на то права.
· Нетворческий подход к экономическим структурам. Ни один экономист, получивший образование на Западе, не смог бы представить себе существующую в Китае систему семейной ответственности или города-предприятия и деревни-предприятия - структурные новшества, лежащие в основе китайского чуда. Любой экономист из Вашингтона (или Гарварда), если бы его попросили дать совет китайскому правительству в 1978 году, продвигал бы рецепт, заключающийся в приватизации и всеобщей либерализации. Только с высоты прошедших лет мы видим, что китайские новшества были именно теми реформами, в которых нуждалась страна.
Конечно, экономические принципы не действуют по-разному в разных местах. Права собственности и верховенство закона требуются всегда, с тем чтобы инвесторы - как существующие, так и потенциальные - могли не опасаться за свою прибыль. Частные стимулы всегда должны быть сообразны затратам на соцобеспечение и льготам, если мы хотим добиться эффективности производства. Для макроэкономической и финансовой стабильности требуется приемлемый уровень государственного долга, благоразумный подход к регулированию и устойчивая валюта.
Любой экономист может высказать эти банальности своим хозяевам сразу после прибытия в чужую страну, не рискуя при этом ошибиться. Проблема в том, что эти универсальные принципы не выполняются сами собой: они не превращаются автоматически в чёткие структурные формы или политические предписания.
Например, принцип защиты прав собственности очень мало говорит о том, как лучше всего осуществить эту защиту в рамках имеющихся в обществе структур. Он, безусловно, не подразумевает, что система прав частной собственности и англо-американские структуры корпоративного управления - это правильный подход для всех стран и на все времена.
Взгляните на кипучую инвестиционную и предпринимательскую деятельность, развернутую в Китае посредством системы, представляющей собой сочетание прав собственности с правовым режимом, настолько далёким от англо-американской системы, насколько можно вообще вообразить. Аналогично, из принципа, что частные стимулы должны быть сообразны затратам на соцобеспечение и льготам, вряд ли вытекает безоговорочная поддержка политики либерализации торговли, ослабления регулирования и приватизации. Не запрещает этот принцип и вмешательства государства в торговлю, а также использования промышленной политики в целях обеспечения структурной перестройки экономики. Наконец, очевидно, что приемлемый уровень государственного долга, благоразумный подход к финансам и устойчивая валюта также совместимы с различным структурным воплощением.
Задача экономистов заключается в том, чтобы разработать рабочие следствия из этих универсальных принципов, применимые к тому или иному типу экономики. Мы должны полностью принять во внимание все утверждения, условия и дополнительные обстоятельства, чтобы конкретизировать более полно, какую политику каким странам следует принимать. Если это не удастся, то экономистам пора прекратить притворяться, что у нас есть ответы на все вопросы.
