Встреча неолиберализма с неоконфуцианством

Кеннет Мерфи

Последняя книга Кеннета Мерфи называется Беспокойный Вьетнам: путешествие в исчезающий мир Индокитая (издательство Gibson Square Books, Лондон). В данный момент он работает старшим научным сотрудником в Смольном Коллегиуме, Санкт-Петербургский университет, Россия.

С момента промышленной революции Запад доминировал в мире все время. Сегодня его доминирующее положение, кажется, поставлено под угрозу восточноазиатскими наследниками конфуцианства, типичной идеологии государственной сплоченности.

Столетия насаждения конфуцианства были столь же важны для подъема восточноазиатских держав с их исключительно быстро растущей экономикой, как протестантизм в сочетании с подъемом капитализма – для Запада. Принципы конфуцианства до сих пор являются внутренним компасом для большинства жителей Восточной Азии в постконфуцианскую эпоху, точно так же как библейские заповеди остаются стандартом для Запада в пострелигиозную эпоху.

Основополагающая тенденция конфуцианства мало изменилась с тех пор, как ученики Конфуция записали его афоризмы за поколение до Сократа. Более того, конфуцианство стало официальной идеологией китайского государства за два столетия до Рождества Христова.

Конфуцианство по сути своей было философским оправданием правления благонамеренной бюрократии под руководством добродетельного правителя. Добродетель обеспечивала гармонию между человеком и природой, а также послушание в обществе, разделенном на сословия. Как сказал один из классиков конфуцианства: «Добродетельность даст правителю народ. Имея народ, он получит территорию. Имея территорию, он обретет богатство. Имея богатство, он будет иметь что тратить. Добродетель – источник, богатство – результат».

В ходе неоконфуцианского ренессанса одиннадцатого и двенадцатого столетий к нему была добавлена метафизическая составляющая, чтобы заполнить пробел, обнаружившийся при проникновении в Китай буддизма. После этого добрый конфуцианин мог со спокойной совестью осуждать буддистское отречение от мира. Эта переформулировка фундаментальных принципов восстановила доминирующее положение конфуцианства в Китае и соседних государствах, и так продолжалось без особых потрясений на протяжении 700 лет.

Неоконфуцианство стало базовой идеологией для восхищенных ею соседей Китая – Японии, Кореи и Вьетнама – вплоть до прихода Запада. Его принципы очень подходили для оседлых, сложных аграрных цивилизаций, существовавших в Восточной Азии до девятнадцатого столетия, поскольку они скрепляли воедино общество и государство таким образом, чтобы это содействовало стабильности и гармонии.

Наивысшей гарантией гармонии была справедливость правителя, позволявшая ему пользоваться «данным свыше правом»; народ имел право, и даже был обязан, восстать против тирана. Но, хотя этическая основа неоконфуцианства была принципиально важна, китайцы понимали также и необходимость существования бюрократии, движимой моральными принципами, и поэтому в седьмом веке довели до совершенства первую в мире экзаменационную систему по отбору бюрократов, содержанием которой являлся конфуцианский канон.

Конечно, неоконфуцианская система не была вполне защищена от влияния человеческих пороков. Многие конфуцианские императоры были жестокими. Тем не менее, стабильности удалось добиться. С 1368 года и до конца имперской эпохи в 1911 году династия в Китае сменилась только один раз. Сёгуны Токугава, завершившие повторное объединение Японии в 1600 году, оставались у власти на протяжении более двух с половиной столетий. В Корее династия Ии правила с 1382 года и до японского завоевания в 1910 году. Периодические общественные беспорядки и восстания не исчезли, но лишь во Вьетнаме продолжительное правление династии было ширмой для непрекращающейся междоусобной войны.

Подобно счастливому и безопасному детству, конфуцианская цивилизация придала ее представителям уверенность в себе, необходимую для того, чтобы принять вызов Запада. Поскольку конфуцианство по сути было агностической идеологией, относящейся к управлению наблюдаемым миром, постконфуциане испытывали не столь уж сильную духовную обеспокоенность, по сравнению с индуистами, мусульманами и христианами, столкнувшимися с «материализмом» индустриального общества.

Конфуцианская общественная культура также обеспечивала основу продолжительного и успешного самоуправления. Жители Восточной Азии вступили в современный мир национальных государств в составе светских государств, осознающих свою самобытность. А вот полуостров Индостан, с его двумя основными религиями и десятком крупных языковых групп, в современный исторический период был объединен только при правлении британцев.

Прикладная ученость – ключ к успеху постконфуцианских государств. Конфуцианские мыслители, избегающие ручного труда, отращивали длинные ногти, но никогда не демонстрировали антипатии к миру событий. Китайский миф об успехе – это история умного крестьянского мальчика, чья деревня совместными усилиями помогла ему получить образование и который, добившись успеха, помог возвыситься всем, кто помогал ему в его пути на государственную службу.

В идеале семья и государство были зеркальным отражением друг друга. Император был верховным «главой семейства», за его благонамеренное правление министры и подданные платили ему послушанием, и в то же время в семьях их члены были закреплены в подобающих им иерархических отношениях. Семьи и нации, которые вместе подчиняются – сохраняют свое единство.

Япония времен Мэйджи поняла, насколько полезно сделать нацию макрокосмом семьи. Указ императора от 1890 года определял цели образования: конфуцианские понятия лояльности, послушания и сыновней почтительности должны быть перенесены с семьи на нацию. Примерно в это же время китайский ученый Иен Фу – чьи переводы Адама Смита, Джона Стюарта Милля, Гермерта Спенсера и Монтескье читал даже молодой Мао – также пришел к выводу, что сыновняя почтительность способствует формированию привычки к дисциплинированному подчинению власти, что можно использовать на производстве и в политике.

За прошедшее столетие постконфуцианские государства привыкли к плюралистическому миру теоретически равных национальных государств. Но трудно сказать, насколько далеко зашло приспособление. Если будет считаться, что Запад пытается удержать навсегда в своих руках лидерство, которое он захватил 200 лет назад, первым проведя индустриализацию, и лишает тем самым постконфуцианские государства плодов их динамичного развития, то китайцы, в частности, придут к выводу, что плюрализм – это надувательство и что западное мировоззрение в действительности копия их традиционного.

Сегодняшние торговые и валютные баталии в этом случае превратятся в войну культур. Через несколько десятилетий, когда экономика Китая сравняется по объему с американской, победителя назвать будет трудно. Лучше бы Западу признать равенство сейчас – и бороться за его поддержание.

www . project - syndicate . org


Copyright © RusRef 2002-2024. Копирование материалов сайта запрещено