РОССИЯ В СИСТЕМЕ ГЕОЭКОНОМИЧЕСКИХ КООРДИНАТ XXI ВЕКА. НАЦИОНАЛЬНАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ

Глава 4 книги "Путь в XXI век (стратегические проблемы и перспективы российской экономики)», под ред. Д.С. Львова. М.: Экономика, 1999"

А.И.Неклесса

Национальная безопасность - достаточно устоявшееся понятие, однако, формы ее подрыва и защиты существенно разнятся в различные исторические периоды. При этом исторически исчерпанная ситуация может сохраняться еще некоторое время в виде набора привычных схем и стереотипов, что способно самым негативным образом сказаться на реальном состоянии всей системы национальной безопасности.

Сейчас, на пороге ХХ I века национальная безопасность (НБ), безусловно, не исчерпывается чисто военными аспектами. Более того, они постепенно оттесняются на второй план. В общей сложности можно, наверное, насчитать свыше десятка фундаментальных составляющих обеспечения НБ в новую эпоху: политическую, экономическую, финансовую, технологическую, информационно-коммуникационную, продовольственную, экологическую (включая широкий спектр проблем, связанных с существованием ядерной энергетики), этническую, демографическую, идеологическую, культурную, психологическую и т.п.

Почему же кануло в Лету время исключительной роли военной безопасности?

Во-первых, возник взаимозависимый мир, и национальные организмы стали гораздо более проницаемы для невоенных методов воздействия - сегодня границы стран совсем не обязательно как консервную банку вскрывать железом.

Во-вторых, стремительное развитие индустриальной, технологической, финансовой и информационной базы современного общества сделало возможным применение ряда невоенных средств в качестве самостоятельных факторов силового воздействия, зачастую играющих большую роль, чем традиционные вооруженные силы.

В третьих, если раньше все эти средства практически невозможно было применять комплексно, то сейчас угроза национальной безопасности носит как правило именно комплексный, "синтетический" характер. В одних случаях силовое воздействие может включать в себя военный компонент (Ирак, Босния). В других - обходиться практически без его применения (Куба, Ливия, Иран). Наиболее яркий пример тому - поражение СССР в холодной войне и его устранение с мировой арены без применения военных мер. Однако эффективно создавать комплексную угрозу национальной безопасности способны только центры силы, обладающие глобальным влиянием.

В настоящее время особое значение приобретают экономические аспекты национальной безопасности. Опыт последних десятилетий убедительно продемонстрировал высокую эффективность и широту действия данной угрозы. Уже сейчас в этой сфере можно смоделировать, по крайней мере, четыре действенных сценария существенного подрыва безопасности России а результате враждебных действий (без применения военных средств):

1.Дезорганизация национальной экономики, вплоть до ее банкротства. Это может стать результатом проведения целенаправленных и масштабных спекуляций на рынке ценных бумаг, либо массированного предъявления платежных требований, которые РФ как страна-должник окажется не в состоянии выполнить, с последующим арестом зарубежного имущества, замораживанием банковских счетов и прочими негативными последствиями.

2.Экономическая блокада, либо "мягкое эмбарго" (в форме интенсивной, целенаправленной конкуренции). Если раньше Советский Союз с его автаркическими механизмами был относительно малоуязвим для подобных форм воздействия, то сейчас, в условиях резкого усиления зависимости от импорта, ситуация принципиально изменилась.

3.Продовольственная уязвимость. Россия рискует перейти в импорте продуктов питания "красную черту": критический для продовольственной независимости страны уровень порядка 30%, в то время как в ряде промышленных областей доля зарубежного продовольствия составляет до 60% (правда, официальный фиксируемый Госкомстатом РФ уровень импорта пока немногим превышает 10% отечественного производства). В случае неблагоприятного развития событий, в условиях сокращения стратегических запасов продовольствия и наличия транспортных проблем, ситуация в крупных городах может выйти из- под контроля. К этому сценарию примыкает проблема биологической деградации населения вследствие последовательного ухудшения структуры питания и качества продуктов массового потребления.

4.Технологическая блокада. На сегодняшний день она еще не представляет непосредственной жизненной угрозы. Россия пока остается страной с образованным населением и высокотехнологичным потенциалом. Однако с течением времени значение этого фактора, по-видимому, будет быстро возрастать. За последнее десятилетие финансирование науки сократилось в 15 раз, численность научных сотрудников - в 5 раз, а финансирование такой специфической научно-технологической среды, как наукограды, - приблизительно в 100 раз; имело место также существенное сокращение доли расходов на НИОКР в резко уменьшившемся российском оборонном бюджете. При этом утрата научно-технического потенциала может носить необратимый характер. Вместе с тем уже сейчас стала актуальной проблема информационно-коммуникационной безопасности, например, от целенаправленной компьютерной агрессии, либо "ползучей" утраты действенного контроля над национальными информационными и коммуникационными ресурсами.

Обращает на себя внимание не только вероятность деградации российской экономики до уровня природно-сырьевого анклава мирового хозяйства, но и возможная перспектива поэтапного выведения страны из мировой торговли ресурсами. Действительно, сейчас в Южной Евразии, преимущественно на территории Центральной Азии и Закавказья происходит интенсивное формирование комплекса нефтегазовых, энергетических и транспортно-коммуникационных систем, практически альтернативных российским.

Кроме того, высокая себестоимость природных ресурсов, добываемых на территории страны, делает их конкурентоспособность весьма уязвимой для различных форм воздействия извне. При этом могут иметь место и новые комплексные ситуации по типу "чеченской" (с целью форсирования переключения нефтегазовых коммуникаций в южноевразийский регион) или "турецкой" (закрытие проливов для массированной транспортировки нефтяных ресурсов).

Серьезную опасность представляет угроза дезинтеграции российского пространства. Сейчас больше обращается внимание на перспективы раскола страны по этническому признаку, однако опасность "ползучей эскалации" суверенитетов включает в себя и не менее острую проблему "естественного сепаратизма". Например, возможность отпадения Дальнего Востока: постепенного (при сохранении нынешнего состояния экономики) или стремительного (в случае коллапса транспортной либо энергетической системы).

Стратегический характер принимает угроза криминализации общества в условиях утраты государством контроля над экономической и финансовой деятельностью. По некоторым имеющимся оценкам, криминальными группировками в той или иной форме контролируется 60-80% коммерческих и банковских структур. Нередко средства массовой информации называют четвертой властью. Скорее все же четвертая власть у нас - это сросшиеся финансовые и криминальные структуры, все более укрепляющиеся на фоне усиливающегося дисбаланса производственной и финансовой деятельности. Проявлением этой угрозы является и крупномасштабная коррупция во всех эшелонах власти.

Приходится констатировать, что уровень безопасности страны за последние годы серьезно понизился, а практика проведения реформ в ряде случаев вошла в противоречие с национальными интересами. Не в последнюю очередь это связано с отсутствием геоэкономической стратегии развития страны в современном мире. Лишенная возможности саморазвития, Россия рискует оказаться на обочине мирового прогресса в виде третьеразрядной страны или группы стран.

ГЕОЭКОНОМИЧЕСКАЯ СТРУКТУРА СОВРЕМЕННОГО МИРА

Основная черта глобального развития на рубеже третьего тысячелетия - исчерпание исторического пространства эпохи Нового времени, кризис соответствующей цивилизационной модели. Нестабильность, изменчивость мира, кажется, парадоксальным образом становятся наиболее устойчивой его характеристикой. На планете происходит интенсивная трансформация общественных институтов, всей социальной среды обитания человека.

Создавшаяся ситуация резко повышает роль и значение общественных наук, она является своего рода вызовом им, рождая повышенный интерес к эффективному стратегическому анализу и прогнозу. Однако социальная теория демонстрирует определенную растерянность и неадекватность требованиям времени. Она упустила из поля зрения нечто качественно важное, определившее в конечном счете реальный ход событий. И тому были свои причины.

На протяжении последних десятилетий социальные науки были разделены как бы на два русла: "коммунистические" и "западные". Интеллектуальная деятельность коммунистического Востока, отмеченная печатью явного утопизма, оказалась в прокрустовом ложе догмы и конъюнктуры, а соответственно - не готовой к неординарному вызову времени. Но и западная социальная мысль, связанная с именами Д.Белла и Г.Мак-Люэна, Г.Кана и О.Тоффлера, Дж.Несбита и Ф.Фукуямы также пребывала в плену благостных стереотипов постиндустриальной концептуалистики, обобщенных в образе эгалитарной глобальной деревни.

У этих иллюзий единый фундамент - они суть два варианта идеологии общества Нового времени, базирующейся на парадигме прогресса. Но именно эта основа подверглась существенному испытанию на прочность в конце ХХ века, именно эта концептуалистика и переживает сейчас серьезный кризис.

В 90-е годы различные интеллектуальные авторитеты - от Збигнева Бжезинского до Сэмюеля Хантингтона, влиятельные общественные фигуры - от папы Иоанна Павла II до современного "алхимика" Джорджа Сороса заговорили о наступлении периода глобальной смуты, о грядущем столкновении цивилизаций, о движении мира к новому тоталитаризму или неосредневековью, о реальной угрозе демократии со стороны неограниченного в своем "беспределе" либерализма и рыночной стихии...

Идет глубокая переоценка ситуации, складывающейся на планете, пересмотр актуальных по сей день концептов и предлагавшихся ранее прогнозов, их ревизия в русле неклассических, радикальных, эсхатологических, фундаменталистских и принципиально новых мировоззренческих позиций. Наряду с тотально доминировавшей всего десяток лет назад в социально-политических построениях моделью североцентричного нового мирового порядка (во главе с Соединенными Штатами) сейчас с пристальным вниманием рассматриваются сценарии контрнаступления мобилизационных проектов, господства постхристианских и восточных цивилизационных моделей, изучаются перспективы грядущей универсальной децентрализации либо геоэкономической реструктуризации мирового сообщества. Обсуждается вероятность глобальной альтернативы цивилизационному процессу - выхода на поверхность и легитимации "мирового андеграунда", высвобождения социального хаоса, последовательной деградации человека и неоархаизации общества.

В кипящем "социальном бульоне" можно выделить три основных конкурирующих версии развития человеческого универсума.

Проект модернизации планеты - построения универсального сообщества, основывающегося на принципах демократии и либерализма, научного и культурного прогресса, повсеместного распространения модели индустриальной экономики - кажется, достиг своих исторических пределов. Его логическая вершина - конструкция мирового сообщества, находящегося под эгидой коллективного наднационального управляющего центра, который постепенно перенимает функции национальных правительств и трансформирует их в своего рода "региональные администрации". Частично реализуясь, этот проект сталкивается тем не менее с неразрешимыми трудностями.

Он альтернативен по духу проекту постмодернизации - формирования эклектичного геоэкономического континуума, объединяющего на основе универсального языка экономики современные светские и посттрадиционные культуры Запада и Востока. Этот социально-экономический коллаж утверждает собственный исторический императив, существенно отличный от культуры Модерна.

Одновременно наблюдаются признаки демодернизации отдельных частей человеческого сообщества: пробуждения комплексных процессов социальной инверсии, приводящих к очаговому распаду современной цивилизации (Афганистан, Чечня, Таджикистан, некоторые африканские территории). Правомерность подобного взгляда на мировую ситуацию подтверждается комплексным характером происходящих изменений, охвативших в наше время буквально все социальные и культурные институты. Обозначился системный кризис архитектоники общества, основанного на определенности национальных культур и устойчивости ценностно-рациональных форм мироустройства. Ветшает и меняется на глазах национально-государственная система международных отношений, трансформируется международное право, базировавшееся на принципе незыблемости национального суверенитета, переживает серьезную мутацию индустриальная экономика, задвигаемая в тень виртуальной неоэкономикой финансовых технологий.

Кардинальные изменения претерпевает и сфера идеологии, и вся современная мировая культура, отмеченная повторной встречей Востока и Запада. Их предыдущее столкновение на путях экспансии европейской христианской цивилизации когда-то утвердило модель европоцентричного мира и запустило процесс модернизации мировой периферии. На сей раз встреча культур происходит под знаком социального Постмодерна и одновременно - пробужденной неоархаики. Не исключено, что результатом этой встречи будет грядущая ориентализация глобального сообщества.

Утверждающийся на наших глазах мировой порядок все более проявляет себя как порядок экономический - Pax Economicana . Глобальная экономика постепенно становится повсеместным императивом, правящей системой. Подобное коренное изменение можно определить следующей формулой: раньше мировая экономика была полем, на котором действовали суверенные государства, теперь же она превращается в самостоятельный субъект, действующий на поле национальных государств.

При этом возникает нечто большее, чем просто хозяйственный организм планеты. Происходит радикальный сдвиг в типологии мировых координат, привычных способах проекции власти: из области военно-политической - в сферу политэкономическую. Экономика начинает проявлять себя не только как способ хозяйствования, но и как политика, и даже как идеология новой эпохи... И как результат - геополитические императивы начинают уступать место реалиям геоэкономическим.

В подобной экономистической оболочке вызревает неожиданная и оригинальная версия нового мирового порядка - меняющий привычный облик планеты полицентричный "новый регионализм". Дело в том, что в рамках единой, но не однородной глобальной мироэкономики явно проступают контуры социально и культурно самобытных "больших пространств", члены которых объединены общими социально-экономическими интересами и целями. Будущая структура глобального сообщества оказывается таким образом напрямую связанной с его геоэкономическим размежеванием.

Переплавленное в тигле интенсивного взаимодействия стран и народов новое мироустройство постепенно замещает прежнюю европоцентричную модель Ойкумены более сложным, полифоничным сочетанием геоэкономических регионов.

Судя по всему, модель формирующегося на планете универсума носит гексагональный, шестигранный характер (и в этом смысле она многополярна). В ее состав входят (конечно, отнюдь не на равных - и в этом смысле она однополярна) такие макрорегионы, как североатлантический, тихоокеанский, евразийский и "южный", расположенный в основном в районе индоокеанской дуги. А также два совершенно новых метарегиона, которые выходят за пределы чисто географической привязки (см. рис.1)

Новая конфигурация мира, вызревая в коконе транснациональных структур управления, экономических реалий и глобального взаимодействия, постепенно приобретает как бы "слоистый" характер. Причем ключевой вид деятельности - финансово-правовое регулирование - не есть некое демократичное совместное предприятие всех стран планеты, своего рода "коллективное правительство". Напротив, это вполне самостоятельная отрасль хозяйствования, автономный и весьма эффективный сегмент глобальной геоэкономики (Новый Север).

Растущее транснациональное пространство - мир НПО и ТНК, а также финансовых и банковских сетей - оставаясь генетически связанным с породившим его североатлантическим ареалом, обретает все большую свободу. Проявляя собственное историческое целеполагание, оно способно вступать в конфликт с целями и ценностями всех земных регионов, включая "материнский" - североатлантический.

Одновременно в мире подспудно сформировалось еще одно транснациональное пространство, чье бытие определено "теневой глобализацией" деструктивных тенденций различной этиологии, проявлением на планете комплексного феномена социальной и экономической инверсии. При этом спекулятивные аспекты финансовой экономики нередко смыкаются с откровенно паразитарной неокриминальной псевдоэкономикой, сообща формируя единую параэкономическую реальность, существующую за счет проедания ресурсов цивилизации, накопленного мирового богатства.

В результате этих и других процессов кардинально меняется социальный ландшафт планеты. Оказалась сломанной не только привычная ось "Запад-Восток", но и "Север - Юг". Правда, может быть точнее было бы сказать, что она не сломалась, а расщепилась. Так, явно раскололся на составные части привычный нам Север. Утратил единство и прежний "Третий мир", представленный в современной социальной картографии несколькими самостоятельными пространствами. Массовое производство как системообразующий фактор (в геоэкономическом смысле) постепенно перемещается из североатлантического в азиатско-тихоокеанский регион (а точнее - в Большое тихоокеанское кольцо, включающее и такой нетрадиционный компонент, как ось Индостан - Латинская Америка). Здесь формируется второе промышленное пространство планеты - Новый Восток, в каком-то смысле пришедший на смену "коммунистической цивилизации", заполняя образовавшийся с ее распадом биполярный вакуум.

Ресурсно-сырьевая деятельность является по-прежнему спецификой стран Юга (во многом мусульманских или со значительной частью мусульманского населения). Будучи кровно заинтересованы в пересмотре существующей системы распределения природной ренты, члены этого геоэкономического пространства терпеливо ждут своего "часа пик", неумолимо приближающегося по мере исчерпания существующих запасов природных ресурсов. В стратегической перспективе Юг стремится также к установлению нового экологического порядка, солидаризируясь с теми государствами планеты, которые лишены крупных запасов природных ископаемых, но обладают мощным биосферным потенциалом.

Одновременно трансрегиональный "архипелаг" территорий, этот "мировой андеграунд", пораженный вирусом социального хаоса, постепенно превращается в самостоятельный стратегический полюс мира - "глубокий Юг".

И, наконец, новой реальностью стал находящийся ныне в переходном, хаотизированном состоянии посткоммунистический мир, похоронив под обломками плановой экономики некогда могучий полюс власти - прежний Восток.

Каждое из этих геоэкономических "больших пространств" имеет собственную систему жизненных приоритетов и целеполагания, у каждого из них свой план желаемого мироустройства и взаимодействия регионов, свой проект будущего.

ПРОБЛЕМЫ ФОРМИРОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ГЕОЭКОНОМИЧЕСКОЙ СТРАТЕГИИ

Что же можно сказать о положении России, о ее новой идентичности? Какую стратегию поведения следовало бы считать для нее оптимальной в условиях актуального геоэкономического размежевания планеты? Какова суть "российского проекта" в современном мире?

Сложная ситуация, переживаемая Россией, носит комплексный характер. Очередная попытка модернизации страны происходит на фоне грозных признаков глобальной смуты, чреватой общей демодернизацией мира. В этих условиях кажется маловероятным, что меры чисто экономического или мобилизационного свойства сами по себе способны принести долговременный успех. Но существует ли вообще принципиальная альтернатива нынешнему ходу событий, или они носят фатальный характер? Ответить на это непросто, любой вариант ответа, да и сама постановка вопроса вызывают аргументированные возражения. Попробуем все же пристальнее вглядеться в реально складывающуюся (а не декларируемую) геоэкономическую ориентацию страны.

Сейчас с достаточной очевидностью начал ощущаться стратегический тупик осуществляемой концепции реформ, разительное несоответствие провозглашенных ею целей и реально достигнутых результатов. Вместо обещанного когда-то (мы уже начинаем об этом забывать) сближения с социальным и экономическим статусом индустриально развитого сообщества произошло фактическое смещение России к "Третьему миру".

Ряд структурных черт ситуации, складывающейся в российском обществе вызывают настойчивые ассоциации с той непростой частью глобального сообщества, какой является Юг:

* преимущественно сырьевой характер экспорта и производства;

* нарастание долгового характера экономики, проблематичность возврата старых долгов и необходимость получения повторных займов;

* неустойчивость политической организации общества, хрупкость конституционной власти, сползание к авторитаризму и олигархии;

* использование вооруженных сил во внутриполитической борьбе;

* разрушение традиционной системы ценностей, поверхностная вестернизация, издержки от проникновения идеологии общества потребления;

* резкое расслоение общества;

* низкие показатели уровня и качества жизни;

* криминализация социума, крупномасштабная коррупция;

* общее ослабление социальной ткани;

* непотизм, клановость;

* новые, исторически недостоверные границы;

* сепаратизм и межэтнические противоречия;

* локальные вооруженные конфликты

Вот длинный, но отнюдь не полный перечень.

Происходящая "структурная перестройка" хозяйственного организма носит достаточно однобокий характер и, по сути, является его специфической адаптацией к потребностям и нуждам глобального рынка, в данном случае кардинально расходящимся с национальными интересами России. В результате все явственнее вырисовывается инволюционная деформация промышленного производства, при которой более-менее финансово состоятельными оказываются отрасли, отодвигаемые на периферию и за пределы высокоиндустриального мира: связанные с добычей и первичной обработкой сырья, ресурсо- и энергоемкие, экологически несбалансированные.

Привычное индустриальное развитие страны, предусматривающее поддержание всего спектра промышленного производства, судя по всему, оказывается все менее вероятным. В условиях открытого мирового рынка подобным образом строящаяся экономика вряд ли в принципе конкурентоспособна. Хотя бы в силу простых географических причин: северного и внутриконтинентального положения государства Российского, к тому же в результате известных событий отодвинутого еще более на северо-восток и лишенного значительной части судоходной береговой линии. Данные достаточно серьезные обстоятельства в конечном итоге определяют высокий уровень расходов и на основные фонды, и на содержание рабочей силы (даже в условиях ее низкой оплаты), повышенную энергоемкость производства и социального сектора, а также ряд сложностей, связанных с поддержанием в должном состоянии промышленной и транспортной инфраструктуры.

Другое направление актуальной хозяйственной ориентации - ресурсно-сырьевое - своего рода "палочка-выручалочка" России. Это как бы и не очень-то приличная позиция для страны, все еще претендующей на статус "великой державы", но зато достаточно действенное подспорье. Однако когда подспорье оказывается фактическим "паровозом" реальной экономики, положение страны в мире существенно меняется...

Впрочем, по достаточно широкому спектру причин (от той же себестоимости до наличия серьезных конкурентов) подобное направление деятельности также вряд ли сможет долгое время оставаться рентабельным. К тому же торговля природными ресурсами - это пассивная геоэкономическая ниша, чрезвычайно чувствительная к воздействию из-за рубежа. Она вполне уязвима, даже для мягкого, скажем так, "рыночного эмбарго".

Долгий промышленный спад, хрупкость новорожденного экономического организма, крах сырьевых иллюзий медленно, но верно концентрируют внимание на вопросе о российской геоэкономической специфике, превращая его в актуальнейший императив, предопределяющий место России в системе мировых координат XXI века. (О необходимости "перехода на геоэкономическую... модель внешнеэкономических связей" прямо говорилось еще в Послании по национальной безопасности Президента РФ Федеральному собранию от 13 июня 1996 г.)

Ответы на этот судьбоносный для страны вопрос весьма разнятся. Кто-то считает, что российский "экономический рычаг" - это все же ее богатейшие природные ископаемые, кто-то подчеркивает значение ресурсов экологических, всего биосферного потенциала бескрайних территорий крупнейшего по площади государства планеты, кто-то указывает на редкостные транспортно-коммуникационные возможности страны на стыке цивилизаций.

Во всех вариантах ответа есть, конечно же, свой резон. Но хотелось бы привлечь внимание к еще одному богатейшему ресурсу страны, являющемуся ее особенным богатством. Это неформальная, творческая мысль. Видимо, именно здесь таится и своеобразие российского гения, и глубинная особенность национальной экономики.

Действительно, в XX веке эта ее специфика, хотя и проэксплуатированная весьма однобоко, обеспечила существование в России феномена ВПК, реализовав в полуфеодальной стране ряд современных высокотехнологичных проектов (ядерная энергетика, космонавтика, современное авиастроение, специальная металлургия и т.п.).

Особенностями российской экономики, в корне отличающими ее от хозяйственного организма государств "третьего мира" являются: неформальная, творческая мысль, специфическая культурно-творческая среда, "острова" высокотехнологичного производства, квалифицированные инженерные и рабочие кадры, а также эффективная научно-образовательная система России в целом - сообщество не столько экономически мыслящих индивидов, сколько творчески ориентированных личностей, а в конкретной реальности последнего исторического периода - людей инженерного склада ума.

Сохранение и развитие имеющегося инновационного и человеческого капитала (в значительной мере сосредоточенного сегодня в военно-промышленном комплексе, но не только там), является стратегической проблемой национальной безопасности. Это наш самый сильный козырь в глобальной геостратегической игре. Либо мы его умело используем и сохраним устойчивость во все более нестабильном мире, либо надолго утратим в нем свои позиции.

"Высокий горизонт" самостоятельного развития России, в частности, напрямую зависит от успешного проведения фундаментальной конверсии прежней структуры ВПК, выведения его из сферы исключительных интересов министерства обороны, превращения в новый научно-технологический комплекс (НТК), способный объединить в единое целое научно-исследовательскую работу, разработку высоких технологий, создание опытно-конструкторских, уникальных образцов, а также функционирование высокопрофессиональных образовательных систем.

Основой НТК, своеобразными точками роста данного "нематериального производства", т.е. инновационной экономики нового типа (требующей, в определенном смысле, не столько материальных, сколько интеллектуальных инвестиций, но прежде всего - политической воли), могли бы стать ресурсы прежнего военно-промышленного организма, объединяемые с современной информационной индустрией и творческим потенциалом всего российского общества, последовательно преобразуемые в систему современных технопарков и выстраиваемые как своего рода финансово-инновационные, финансово-технологические группы.

Только в рамках национальной стратегии развития, выстраиваемой на основе союза финансового, промышленного и научного капитала страны и комплексного использования имеющихся резервов, в принципе решаема задача обретения Россией прогрессивного геоэкономического статуса, освоения собственной естественной ниши в мировом разделении труда, проведения независимой внешней и внутренней политики, что, в частности, серьезно ослабляет вероятность превращения национальной экономики в "комплементарную" или, что еще хуже, распада ее на нестройное сообщество разномастных "региональных корпораций".

Структура отечественного ВПК

Оборонный комплекс страны ныне переживает острый экономический и социальный кризис. Производство в ВПК за период реформ сократилось практически на порядок. Реальное финансирование оставшихся проектов в 1997 г. было обеспечено на 40-45% от запланированного бюджетом. В некоторых специализированных промышленных зонах безработица превысила 60%. Дальнейшая деградация ВПК России (унаследовавшей более двух третей ВПК СССР, в том числе 95% ОКБ и НИИ), с функционированием которого были и остаются непосредственно связаны миллионы людей, несет в себе семена социального катаклизма.

Непростая ситуация складывается и с обеспечением обороноспособности страны. Отметим один немаловажный в данном контексте факт. В 90-е годы определенное снижение уровня милитаризации экономики наблюдалось во всех ведущих странах. Однако в большинстве стран в условиях падения общих оборонных расходов доля финансирования в них НИОКР возрастает, тогда как в России она снизилась более чем в три раза, Если переориентацию промышленности на ускоренный выпуск военной продукции можно осуществить при необходимости в течение года, то восстановление утраченного научно-технологического потенциала в лучшем случае потребует десятилетий, а в худшем - окажется невыполнимой задачей.

Дальнейшее развитие ситуации в том же направлении приведет к закреплению складывающегося глобального военного диспаритета. Здесь необходимо нестандартное стратегическое решение, позволяющее в условиях резко снизившихся возможностей российского бюджета все же поддержать полнокровное функционирование системы НИОКР.

Попробуем внимательнее разобраться со структурой ВПК. Внутреннее содержание комплекса далеко не однородно (строго говоря, сам термин уже не отражает реального содержания отрасли, являясь отчасти идеологизированным клише). Его можно как минимум подразделить на производство традиционных видов вооружений и на индустрию современных военных систем, включая системы двойного назначения, создаваемые на основе наукоемких высоких технологий, имеющие к тому же значительный экспортный потенциал. Входят в состав комплекса и такие полифункциональные отрасли как ядерная энергетика, авиакосмическая техника, специальная металлургия, информационно-коммуникационные системы и т. д.

Кроме того, научно-производственная часть комплекса охватывает:

* собственно промышленность (около 2000 предприятий, из которых к настоящему времени приблизительно 400 остаются в полной госсобственности, 500 - с преобладанием негосударственной собственности, а остальные акционированы с сохранением рычагов управления за государством);

* достаточно автономные виды деятельности по созданию научных разработок, опережающих технологий и т.п. (в прежней структуре ВПК было задействовано около 960 научно-исследовательских институтов и КБ);

* структуры, связанные с подготовкой специалистов (по оборонным проблемам в высшей школе в прошлом работало примерно 40 тыс. специалистов, в том числе 8 тыс. докторов наук).

Оптимальная стратегия развития страны может оказаться напрямую связанной с фундаментальной реорганизацией этого конгломерата, с соединением военных и экономических аспектов национальной безопасности, с прорывом в сфере инновационного производства на базе прежнего ВПК. Стоит задуматься о возможности объединения в единое целое давно назревшей военной реформы с не менее актуальной реформой военной промышленности.

России необходимо попытаться создать такую топологию национального экономического пространства, которая независимо от складывающихся обстоятельств обеспечивала бы перманентное присутствие научно-технологической деятельности в реальной экономике. При этом очаги технологического роста могут формироваться различным образом. Ими могут стать, например, крупные структуры типа финансово-промышленных групп и холдингов. Вероятны также иные формы концентрации материальных и инновационных ресурсов отрасли, например, союзы или ассоциации, которые позволяют объединять и координировать потенциал оборонных предприятий, находящихся в федеральной собственности, и приватизированных предприятий. Представляется, что в настоящее время все же более перспективно формирование крупных отраслевых корпораций, властно интегрирующих и замыкающих весь технологический цикл производства (от научно-исследовательских и опытно-конструкторских разработок до выпуска серийной продукции), осуществляющих комплексное решение вопросов материально-технического снабжения, прямо использующих внутренние, трансфертные цены, а также включающих в круг своих задач организацию сбыта собственной продукции, в том числе ее реализацию на зарубежных рынках.

Серьезным преимуществом подобных корпораций является также их трансрегиональный характер, способствующий интеграции пространства Российской Федерации и служащий определенным противовесом дезинтеграционным тенденциям, стимулируемым фактической трансформацией ее субъектов в своего рода альтернативные региональные корпорации.

Однако существуют объективные ограничения горизонта высокотехнологичного серийного производства. К ним относятся:

* острый дефицит свободных финансовых ресурсов;

* развитие самостоятельных от центра, разнообразных и слабоконтролируемых форм активности субъектов федерации на внутреннем и мировом рынках;

* взаимные неплатежи;

* хронические неплатежи зарплаты;

* тяжелый промышленный спад;

* практическое прекращение крупных инвестиций в производство;

* зависимость военного экспорта от прочности позиций страны и степени ее влиятельности на мировой арене.

В результате инновационный потенциал страны заметно расходится с возможностями его промышленного освоения. Этот "излишек", поддерживаемый лишь инерцией предыдущего периода развития и созданной ранее комплексной инфраструктурой, может попросту коллапсировать. Памятуя об этом, а, также принимая во внимание общую социально-экономическую нестабильность страны (чреватую печальными неожиданностями), пора, по-видимому, серьезно задуматься и над альтернативными путями сохранения творческих ресурсов России на долгосрочную перспективу.

Если мы действительно хотим следовать технологическому вектору современного мира, если стремимся создать стратегический простор для конструктивного и полнокровного использования интеллектуального потенциала страны, то нам, конечно же, не уйти от поиска более радикальных алгоритмов конверсии, например, организации на базе ВПК самостоятельной отрасли инновационного производства путем создания многопрофильной сети гибких и динамичных финансово-технологических структур.

Научно-технологический комплекс

Перспективным направлением реформы могла бы стать, но, к сожалению, пока не стала, особая форма конверсии ВПК, ориентированная не столько на выпуск гражданской продукции, сколько на интенсивное устойчивое производство научных открытий и разнообразных высоких технологий.

Костяк ВПК - это разветвленная сеть градообразующих предприятий, научно-производственных и образовательных центров. Пребывая в большинстве случаев в ситуации тяжелейшего кризиса, они в то же время представляют собой реальную инфраструктурную основу (прежде всего кадровую, социальную, административную, и уже во вторую очередь - промышленную) для органичной научно-технологической конверсии этого наиболее крупного в прошлом и развитого сектора национальной экономики в некое новое качество.

Производство. Еще раз оговоримся: стратегическая цель предлагаемой политики - не столько слияние комплекса с уже существующими видами гражданского производства, сколько преобразование его инновационного потенциала в единую, автономную и масштабную отрасль, занятую преимущественно созданием актуальных знаний и технологий, а также опытно-конструкторских разработок самого широкого спектра, но при этом лишь избранной номенклатуры изделий с ориентацией на уникальные объекты.

Широко разветвленная структура ВПК рассматривается в качестве стартовой площадки для формирования гораздо более гибкого НТК, требующего не столько финансовых, сколько интеллектуальных инвестиций.

"Невещественное", постиндустриальное производство новых знаний и на их основе разнообразной гипер-наукоемкой продукции становится основным содержанием НТК, равно как и развитие других форм творческой активности, включая функционирование образовательных структур высокого уровня, эффективных систем подготовки кадров, создание иных непромышленных технологий, в том числе управленческих, информационных и личностно ориентированных.

Тут видится определенное созвучие подобной интеллектуальной экономики глубинным основам национального темперамента, характерной для российского гения склонности к изобретательству и творческой деятельности. Не случайно на СССР приходилось около трети мирового объема изобретений и открытий. Здесь, по-видимому, наша естественная ниша, наша козырная карта в геоэкономической игре.

Возможности для стратегического рывка существуют - это уже имеющиеся, но оказавшиеся как бы не у дел кадровые и материальные ресурсы ВПК, на базе которых вырастут технопарки, технополисы, экополисы, а также международные образовательные центры. Целенаправленное перепрофилирование этой среды позволит оперативно и при весьма умеренных инвестициях поставить на ноги новую самостоятельную, причем потенциально весьма конкурентоспособную отрасль постиндустриального производства интеллектуального продукта "на кончике пера" и в форме опытных образцов.

Структурной единицей новой отрасли могли бы стать финансово-технологические группы (ФТГ), свободные констелляции или холдинги, состоящие из некоторого числа небольших венчурных фирм, создаваемых на основе лабораторий, КБ или сложившихся за последние годы неформальных исследовательских коллективов. Концентрируясь вокруг производственной базы того или иного номерного предприятия, они способны последовательно переориентировать его на производство своих опытных образцов и других уникальных изделий, обеспечив со временем комплексную загрузку производственных мощностей. Включали бы подобные ФТГ также профильный инвестиционный банк.

Социальные аспекты данной стратегии могут оказаться не менее, если не более, значимыми. Присутствие в общественном сознании "высокого горизонта" развития страны является в настоящий момент нарастания социального пессимизма насущной необходимостью. В атмосфере же результативной творческой деятельности можно рассчитывать на возрождение в той или иной форме лучших черт идеологии академгородков, передающей позитивный импульс и научному поиску, и процессу социального строительства. Здесь могла бы сложиться культурная среда, способная сфокусировать все новое в духовной жизни страны и мира.

Само последовательное формирование трансрегионального архипелага деятельности, полной высокого смысла, в дестабилизированной экономике и в обществе, утрачивающем целостность, оказывал бы определенное сдерживающее влияние на процесс социальной деструкции, способствуя обретению позитивной перспективы, нового социального союза в расколовшемся обществе. В обновленной среде трансрегиональных инновационных комплексов появляется пространство для реализации новых схем федеральных отношений, предотвращающих расползание государства.

В экстремальных условиях интеллектуальные корпорации, выступая в качестве структурообразующего фермента, содействовали бы поддержанию достигнутого уровня цивилизации, самой культуры научной мысли и практики высокотехнологичной деятельности, сохранению сложившихся, эффективно работающих творческих коллективов квалифицированных научных и инженерно-технических кадров, рабочей элиты и уникальных специалистов, а также отлаженных систем общего и профессионального образования. (К слову сказать, в научном обеспечении деятельности ВПК в СССР в прошлом участвовало 1 млн. 680 тыс. ученых и специалистов. К настоящему времени, по приблизительным оценкам, их число сократилось более чем на треть). Таким образом, была бы сохранена основа, социальный генокод для последующей интенсивной и комплексной трансформации хозяйственной реальности либо в нынешнем контексте, либо в результате мобилизационных усилий общества.

Образующееся интеллектуально-творческое пространство могло бы интегрировать в себя и элементы приходящей в упадок академической науки. Таким образом, возникнут объективные предпосылки и определенная независимая материальная база для решения весьма непростой и актуальной на сегодняшний день задачи: сохранения тонкого равновесия между необходимым объемом фундаментальных исследований и собственно технологическими, прикладными разработками.

Не исключено, что творческая атмосфера подобных "метакампусов" оказалась бы притягательной и для представителей других отраслей науки и культуры, не находящих себе места в сложившейся реальности или серьезно недовольных ее качеством. В свою очередь, интегрированная среда создаст необходимую комплексную основу для специфичной, творческой деятельности, носящей целостный характер и чутко реагирующей на культурный ландшафт. Успешность процесса способствовала бы также возвращению в отечественную науку творческих, высокообразованных людей, по различным обстоятельствам покинувших ее.

Создание сети постоянно действующих интеллектуальных корпораций, являющихся модулями единого проекта, способно, в конце концов, сформировать специфический социальный слой "других русских" (как переходная эпоха рубежа 90-х годов породила племя "новых русских").

И еще. Эти своеобразные "экогены будущего", помогали бы не только держать руку на пульсе нового знания, своевременно определять тенденции мирового развития. Сыграли бы они определенную роль также в случае крупномасштабных потрясений мирохозяйственной ситуации, тем более вероятной радикальной ее трансформации в наступающем веке.

Внешняя торговля. Жизненно важно обеспечить оптимальное сочетание, тесную взаимосвязь налаженного, опережающего производства продукции НТК и ее тщательно организованного экспорта. Уверенно торговать знаниями, технологиями и разработками можно, лишь непрерывно создавая новые. В противном случае концепция НТК может воплотиться в жизнь извращенным образом: вслед за разбазариванием стратегических запасов сырья, продовольствия и материалов, придет крупномасштабная распродажа имеющихся в наличии стратегически важных технологий.

Рынок, ориентированный на экспорт результатов научных исследований, в России уже реально существует. Для зарубежного покупателя ведутся работы по широкому информационному поиску (примером может служить проведение по заказу американских госучреждений исследования всех случаев испытаний ядерного оружия в СССР). Зарубежные фирмы поручают организациям и отдельным российским специалистам работы по получению новых научных результатов. Объем этой практики по ряду причин оценить крайне сложно, но можно утверждать, что он носит достаточно масштабный характер. По данным обследования, проведенного Счетной палатой в 1996 г., переданные за рубеж результаты ранее проведенных исследований оценивается в несколько миллиардов долларов. Беда в том, что большая часть этих денег не получена - интеллектуальная собственность ушла за рубеж практически безвозмездно.

Устойчивое функционирование гибкой индустрии НТК вкупе с созданием хорошо продуманного механизма экспорта "невещественной" продукции позволили бы:

* обеспечить существование миллионов людей, чья жизнь напрямую связана с судьбой оборонного комплекса;

* осуществить со временем "вторую индустриализацию" (технологическую и селективную) производственной сферы;

* кардинально улучшить структуру российской внешней торговли;

* принять прямое и активное участие в формировании глобального рынка высоких технологий (параллельно существующему рынку информационных технологий);

* изменить в благоприятную сторону статус российских производственных и финансовых корпораций на международной арене;

* решить стратегическую задачу адаптации национальной экономики к современному высокоиндустриальному миру, наполнить реальным содержанием понятие технологического сотрудничества;

* утвердить привилегированные геоэкономические позиции страны и обозначить соответствующую перспективу ее развития;

* сформировать новый образ будущего России.

Результатом было бы иное, нежели фатально утверждающееся ныне, геоэкономическое размежевание на планете, иная, нежели структурная адаптация, схема участия России в мировом разделении труда, иная, чем современное асимметричное партнерство, основа долговременных взаимоотношений регионов в ХХ I веке.

"Российский проект"

Если умело применить политическую волю, то, несмотря на понесенные потери, все еще возможна позитивная реализация "российского проекта": полномасштабной геоэкономической концепции развития общества Северной Евразии, учитывающей своеобразие данного "большого пространства" и предусматривающей создание в России инновационной индустрии нового типа (включающей в себя в качестве составной части кардинально реформированный ВПК, но далеко не исчерпывающейся этим).

Стратегия "российского проекта" ориентирована, во-первых, на придание приоритетного характера производству разнообразных форм интеллектуального продукта в чистом виде (т.е. в основном за рамками его серийного, промышленного освоения), сохранению и развитию инновационного духа российского общества, оригинальной творческой, научной, культурной среды России. В основе такой деятельности лежит глобальная потребность в фундаментальном прорыве инновационной ситуации, характеризующейся определенным вакуумом (при актуальной потребности в создании около 700 новых технологий). Ближайшая перспектива для России - сотрудничество в решении крупных международных проектов (принимая на себя их инновационную составляющую). А в более отдаленной перспективе - формирование глобального инновационного рынка (наряду с уже существующим рынком технологическим), его структурирование, включая создание соответствующей нормативной базы, общего социального и правового контура.

Во-вторых, данная стратегия включает в себя целенаправленную политику эффективного взаимодействия России со стремительно развивающейся глобальной информационной индустрией. Залог активного участия в этом процессе - имеющийся в стране кадровый потенциал. С другой стороны, все большее вхождение России в контекст информационного сообщества, что будет означать сохранение и развитие основного стратегического ресурса страны - ее "человеческого капитала": интеллектуальной элиты, всего широкого социального слоя образованных граждан и интеллигенции, востребованных реальностью постиндустриального мира, но оставшихся за бортом нынешней системы реформ.

В-третьих, предусматривается интенсивное освоение и прямая поддержка тенденций массового производства в сфере информатики, культуры и искусств. При этом следует иметь в виду, что массовое производство объектов культурно-информационного характера, нередко носящее индивидуальный характер (своего рода "интеллектуальное ремесленничество"), не обязательно является синонимом массовой культуры.

Наконец, реализация "российского проекта" предполагает также проведение комплексной и масштабной научно-технологической конверсии ВПК, предусматривающей при резком сокращении промышленного выпуска военной продукции сохранение научно-технологической базы, а также отдельных, критически важных для обороны страны производств, обладающих к тому же в ряде случаев солидным экспортным потенциалом.

Творческий ресурс, понятый как структурообразующее начало российской экономики, мог бы послужить точкой опоры для последовательной организации индустриальной цепочки от идеи, замысла до производства разнообразных уникальных объектов и пилотных образцов (включая технически сверхсложные изделия, наподобие космических аппаратов), возрождения на новой основе наукоградов, академгородков и т.п. А далее, в перспективе - постепенный переход к селективному серийному производству высокоинтеллектуальной и гипернаукоемкой продукции разнообразного спектра. Кроме того, развитие интеллектуальной экономики стимулировало бы становление соответствующей инфраструктуры, многообразной комплексной индустрии, обслуживающей ее потребности, равно как и соразмерное выстраивание вокруг обозначенной сердцевины остальных видов экономической деятельности.

Стратегические горизонты

Изменение стратегической хозяйственной ориентации страны - задача, конечно же, не из легких. Требуется недюжинная политическая воля, чтобы переломить господствующую тенденцию и, существенно изменив логику проводимых в настоящее время реформ, реализовать многообещающее, но пока всего лишь потенциально возможное объединение государственных институтов и влиятельных национальных финансово-промышленных групп на путях новой геоэкономической стратегии. Однако, наряду с некоторыми другими факторами, именно наличие в стране своего рода нулевого цикла нового хозяйственного организма (в виде находящегося сейчас в сложной ситуации ВПК) делает этот шанс более-менее реальным.

Здесь уместно пристальнее вглядеться в экономический и социальный опыт самых разных регионов планеты, вспомнить перипетии выхода различных государств из непростых исторических коллизий. И, в частности, внимательнее разобраться в особенностях восточноазиатской стратегии развития.

Перемена курса, конечно же, связана с интенсивными, целенаправленными организационными и финансовыми усилиями. Для достижения эффекта необходимы:

* проведение соответствующей инвестиционной и налоговой политики; нормативное обеспечение данной стратегии;

* концентрация уже имеющихся ресурсов на критических направлениях;

* изменение распределения рентных доходов;

* создание государственных структур, обеспечивающих режим наибольшего благоприятствования проектируемым отраслевым изменениям;

* формирование соответствующим образом ориентированных финансово-промышленных групп и финансово-технологических комплексов;

* право на использование преференциальных внутренних, трансфертных цен, в том числе на сырье;

* внешнеэкономическая и внешнеполитическая поддержка новаций.

Действовать при этом необходимо достаточно быстро, пока распад прежней структуры ВПК не превысил некий критический уровень, а отмеченные выше преимущества экономики России не растворились в процессе социальной инволюции.

В целом же измененная "генетическая конверсия" ВПК мыслится как ключевой алгоритм политики его позитивной диверсификации в изменившейся среде современного общества. Еще раз уточним: стратегическая цель программы - найти позитивный выход из обозначившегося геоэкономического тупика, переориентировав экономику страны на преимущественное производство и освоение актуальных (причем не только промышленных) технологий, включая наиболее информационно- и наукоемкие. Метод и средства - умелая консолидация уже имеющихся интеллектуально-творческих, административных, социально-бытовых, информационно-коммуникационных, индустриальных и иных ресурсов ВПК, а также всего торгово-финансового потенциала страны.

Быть может, подобная трансформация, восстанавливающая прогрессивное целеполагание хозяйственного организма за счет опережающего научно-технологического развития - естественная следующая фаза самоорганизации наиболее сложной, действенной и крупной отрасли российской экономики. Отсюда и термины - "генетическая" или "технологическая" конверсия.

При данной направленности реформ интенсивная эксплуатация другого, весьма неоднородного по составу, но внушительного комплекса - топливно-энергетического и ресурсного (ТЭРК) - получает необходимое стратегическое обоснование. Появляются дальние горизонты и у находящегося сейчас в неустойчивом состоянии финансового сектора и у внешней торговли России, составляющей пока лишь порядка 1% мирового объема.

Прорыв России на международные рынки в качестве поставщика жизненно необходимых мировой экономике научных достижений, базовых алгоритмов создания высоких технологий, активное прямое участие в формировании специфического глобального научно-технологического рынка - все это могло бы стать реальным стратегическим ориентиром развития страны. А последствия даже частичного успеха в осуществлении подобной политики трудно переоценить.

В подобном целенаправленно организуемом социально-экономическом контексте обретается долгосрочная перспектива устойчивого положения России. Появляется надежда на спасительное второе дыхание экономики к критическому моменту пика долгового кризиса, а также истощения наиболее удобных месторождений основных природных ресурсов при весьма вероятном функционировании в Южной Евразии XXI века конкурентной сети нефтегазовых, энергетических и транспортных коммуникаций. Здесь же - исторический шанс на обновление социального контракта между властью и народом, на поддержку национальной стратегии широкими слоями населения.

Умело реализуя "российский проект", можно целенаправленно влиять на партнеров и конкурентов, врагов и союзников России в современном мире, менять сложившуюся в прежней системе координат типологию ее связей. Здесь скрыты горизонты действительного, а не декларативного стратегического сотрудничества как с неоиндустриальным пространством Большого тихоокеанского кольца, так и высокоиндустриальной экономикой Запада.

Конечно, многие положения проекта звучат сегодня, в атмосфере почти тотального национального пессимизма едва ли не как утопия. Что и говорить, воплощение "российского проекта" в современных условиях - непростая задача. Более того, реализация подобной стратегии, наряду с обретением стратегических союзников, встретится и с целенаправленным ей противодействием. Но легких путей у России сейчас нет, да и когда они у нее были?