АНАТОМИЯ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОГО КРИЗИСА. МАКРОЭКОНОМИЧЕСКИЕ ИТОГИ РЕФОРМ

Глава 2 книги "Путь в XXI век (стратегические проблемы и перспективы российской экономики)», под ред. Д.С. Львова. М.: Экономика, 1999"

Е.А. Козлова, В.Е. Маневич, д.э.н., проф.; М.А. Можина, д.э.н., проф.; В.В. Овсиенко, к.э.н.; Н.М. Римашевская, д.э.н., проф.; М.Н. Узяков, к.э.н.

Вот уже на протяжении семи лет экономика и население России живут в ожидании чуда. Однако чуда не происходит, и каждый год приносит все новые неприятности. Давно и уже неоднократно пройдено "дно", ниже которого, казалось бы, экономика, по всем законам природы, опускаться не должна, однако падение продолжается.

Важно понять, в чем причины столь длительного и непрекращающегося снижения производства, есть ли у России в ближайшее время шанс на положительную экономическую динамику и в чем этот шанс состоит.

Тенденции развития и неизбежность перехода к новым структурным пропорциям

Либерализация цен и внешней торговли кардинальным образом изменили среду функционирования отечественных предприятий и ситуацию на товарных рынках. Цена стала все в большей мере формироваться под влиянием качественных характеристик продукции, а не только в соответствии с уровнем издержек. Более того, производство товаров с завышенным уровнем издержек становится просто не рентабельным. Безусловно, эти обстоятельства способствуют внешней селекции и внутренней реструктуризации производства, но, одновременно, являются одним из факторов промышленного спада.

Первичными непосредственными причинами экономического спада после развала СССР явились сокращение внутреннего конечного спроса вследствие опережающего (по отношению к росту доходов) роста цен и разрыв хозяйственных связей России с бывшими союзными республиками и странами - членами СЭВ.

При этом, несмотря на либерализацию внешней торговли, 1992 и 1993 годы оставались периодом относительной закрытости отечественной экономики для импорта, что было связано с крайне низким курсом рубля и, потому, чрезвычайно высокими рублевыми ценами на ввозимую продукцию. Это обстоятельство ограничивало внешнюю конкуренцию и создавало определенные предпосылки постепенной модернизации отечественного производства. Но преимущественные ценовые условия для отечественных товаропроизводителей были непродолжительны. Реальный курс рубля довольно быстро повышался, возрастала доступность импортных товаров для все более широких слоев отечественных потребителей. В значительной степени именно в результате масштабного конкурирующего импорта в 1994 г. произошел новый обвальный спад, в особенности в производстве товаров длительного пользования и инвестиционной продукции.

Впоследствии, вплоть до августа 1998 г., процесс замещения отечественной продукции импортной продолжался с большей или меньшей интенсивностью, что в существенной мере предопределило продолжение экономического спада, несмотря на рост спроса на сырьевую экспортную продукцию. Расчеты показывают, что если бы не вытеснение российской продукции импортной, то уже в 1994 г. возможно было существенное замедление спада и в настоящее время уровень внутреннего производства мог бы быть выше не менее чем на 10-15%.

Замещение продукции внутреннего производства ввозимой из-за рубежа предопределило и такой специфический макроэкономический феномен в развитии России начиная, как сохранение относительно стабильного уровня потребления при продолжающимся падении производства

Конечный потребительский спрос в интервале 1992-1997 гг. оставался стабильным и даже в некоторые годы увеличивался. Фактически он все в большей мере удовлетворялся за счет импорта (доля импорта в торговле потребительскими товарами в последнее время превысила 50%).

Очевидно, что такого рода процессы имеют естественные ограничения, определяемые в конечном итоге масштабами экспорта и состоянием платежного баланса страны. Несмотря на сохранявшееся все последние годы положительное сальдо торгового баланса, возможности наращивания потребительского импорта оказались в 1998 г. практически исчерпанными. Это было обусловлено целым рядом обстоятельств:

· во-первых, количественными ограничениями сырьевого экспорта из России и низкими возможностями экспорта продукции обрабатывающих отраслей промышленности;

· во-вторых, существенным снижением мировых цен на основные товары предметы российского экспорта;

· в-третьих, ростом спроса на валюту как со стороны государства (для нужд покрытия платежей по внешнему долгу) так и со стороны финансовой системы.

Напряженная ситуация во внешнеторговой сфере усугублялась дефицитом государственных финансов. Если государственные расходы на финансирование социальной сферы (просвещение, здравоохранение, наука, культура) сократились в реальном выражении с 1990 г. только на 15%, то налоговые доходы сводного бюджета государства снизились за этот же период более чем на 60%. В первые годы реформ возникающий небаланс в значительной степени покрывался за счет опережающего снижения оборонных расходов. Однако уже с 1995 г. этот резерв был практически исчерпан. Государство было вынуждено прибегнуть к активной политике заимствований. Резко стал расти государственный долг и затраты по его обслуживанию. Особенно быстро возрастало обслуживание внутреннего долга в связи непомерно высокими ставками по государственным казначейским обязательствами. В том виде в каком она сформировалась, пирамида ГКО неизбежно должна была рухнуть и обвалить финансовые рынки.

В связи с резким нарастанием финансовых дефицитов в середине 1998 г. правительство было вынуждено пойти на фактическую девальвацию рубля и объявить о замораживании выплат по государственным обязательствам. Результаты известны: стремительный рост цен, резкое снижение реальных доходов населения, кризис банковской системы страны.

Если отвлечься от того, как были реализованы эти решения, следует признать, что объективно российская экономика была обречена на девальвацию рубля и снижение уровня потребления населения: только таким образом в сложившейся ситуации можно восстановить приемлемый уровень сбалансированности в народном хозяйстве.

Еще одним крупным процессом, определяющим не только текущую конъюнктуру, но и среднесрочные перспективы, является кардинальное ухудшение баланса основного капитала. Если в первые годы реформ, не смотря на резкое снижение капитальных вложений, ввод основных фондов и капитальный ремонт в значительной степени компенсировали уменьшение стоимости капитала, происходящее вследствие его износа и морального устаревания, то в последние 2-3 года потребление основного капитала стало существенно превосходить величину его накопления. Сохранение этой тенденции хотя бы в течение 5-7 лет означает фактически утрату большей части капитала, созданного в советский период и еще способного производить продукцию, удовлетворяющую требованиям, по крайней мере, внутреннего рынка.

Общий вывод из приведенного макроструктурного анализа: экономика в последние годы жила не по средствам, что и привело к естественному срыву в сильнейший финансово-экономический кризис. Возможности поддержания относительно стабильного уровня потребления и социальных расходов в условиях продолжающегося спада полностью исчерпаны. Достижение минимально необходимой сбалансированности и устойчивости экономической системы требует снижения уровня жизни населения как минимум на 15-20% (фактически это уже произошло.). Учитывая размеры износа и деградации основного капитала даже поддержание нынешнего, чрезвычайно низкого уровня потребления уже невозможно без роста инвестиций в реальный сектор и перехода к траектории экономического подъема.

Адаптационные процессы в российской экономике

Сейчас, после событий августа 1998 г., случившееся кажется неизбежным и естественным следствием предыдущей политики. Между тем, и весной и даже летом этого года не только у правительства, но и у многих экономистов, оставалась надежда на то, что экономике удастся проскочить через опасный этап и даже закрепить некоторые позитивные тенденции, сложившиеся в предыдущие полтора-два года.

В основе такого рода надежд лежали следующие соображения.

Уже к концу 1995 г. фактически завершился этап формирования новых ценовых пропорций, порожденных либерализацией цен и внешней торговли. Внутренние цены по большинству топливных и сырьевых отраслей либо вплотную приблизились к мировым, либо даже несколько превзошли их. Возможности дальнейшего относительного роста цен на эти товары оказались практически исчерпанными из-за угрозы массового конкурентного импорта. Это означало, что дальнейший рост общей относительной дифференциации цен уже вряд ли возможен. Сформировавшаяся структура цен отражала новые экономические реалии, сложившиеся в ходе радикальных экономических реформ, и свою очередь, сама порождала экономические реалии, определяющим образом воздействуя на финансовое положение отраслей.

Очевидно, например, что в условиях, когда цены на продукцию машиностроения за 1991-1995 гг. выросли в 3200 раз при том, что цены на потребляемые отраслью ресурсы увеличились более чем в 5000 раз, неизбежно резкое снижение рентабельности машиностроительного производства.

Не случайно, большая часть обрабатывающей промышленности оказалась либо убыточной, либо минимально рентабельной. Это стало очевидно в 1996-1997 гг., когда резко снизилась инфляция. В предыдущие годы высокий рост цен приводил к искажению действительной картины затрат и результатов, образованию у предприятий так называемой холдинговой прибыли, так что практически все предприятия во всех отраслях экономики в 1992-1995 гг. формально имели достаточно высокие показатели рентабельности .

При существенном ухудшении номинальных показателей, начиная с 1995 г. рентабельность экономики реально постепенно увеличилась.

Кроме того, на середину 1998 года имелись и другие аргументы, свидетельствовавшие о некоторой стабилизации ситуации в народном хозяйстве РФ и определенной адаптации производителей к новым хозяйственным и ценовым условиям.

Во-первых, расчеты, базирующиеся на межотраслевых моделях, свидетельствовали, что ухудшение финансового положения промышленности в результате изменения ценовых пропорций оказалось (главным образом за счет изменения структуры производства) не столь катастрофичным, как этого можно было ожидать. В частности, по нашим оценкам, при отсутствии адаптационных процессов рентабельность промышленности в нынешних ценовых условиях должна бы быть вообще отрицательной (порядка минус 2-3%).

Во-вторых, межотраслевой анализ свидетельствует о том, что адаптация отраслей к новым условиям осуществлялась не только за счет структурных сдвигов, но и, в ряде случаев, путем внедрения новых технологий и снижения итоговых характеристик материалоемкости. После периода некоторого увеличения материалоемкости в промышленности в 1992-1993 гг., затем началось ее снижение и в настоящее время она находится на уровне даже ниже 1990 г.

В-третьих, начался процесс ремонетизации ВВП и насыщения экономики деньгами. В 1996-1997 гг. реальный объем денежной массы ежегодно увеличивался на 10-15%. Следствием этого явилось опережение динамики доходов субъектов экономики над динамикой цен, что в конечном итоге и предопределило стабилизацию внутреннего конечного спроса и прекращение дальнейшего спада производства.

Были и другие признаки стабилизации, например, некоторый рост экспорта машиностроительной продукции, начавшееся выравнивание рентабельности секторов экономики.

В то же время равновесие, сложившееся в экономике к середине 1998 г., было крайне неустойчивым, тенденции к стабилизации производства сочетались с продолжающимся падением выпуска продукции в ряде отраслей и со снижением инвестиционной активности.

В итоге совокупная мощность позитивных адаптационных процессов, происходивших, главным образом, на микроуровне, оказалась меньше мощности негативных тенденций в макроструктуре производства и потребления.

ЭКОНОМИЧЕСКИЙ КРИЗИС И КРЕДИТНО-ДЕНЕЖНАЯ СИСТЕМА.

Кризис инвестиций.

Одной из важнейших черт кризиса российской экономики является низкий уровень инвестиций, резкая разбалансированность инвестиций и сбережений. Валовое накопление и чистый экспорт составляли в 1997 г. 728 трлн. руб., потребление основного капитала - 600 трлн., тогда как инвестиции из всех источников финансирования - всего 370 трлн. На уровне предприятия инвестиции могут осуществляться не только за счет амортизации, но и за счет прибыли и привлеченных ресурсов, однако на уровне общества в целом мы можем констатировать недоинвестирование даже амортизационных фондов, в то время как чистые сбережения полностью распыляются и утрачиваются.

Между тем норма сбережений в России была весьма высока. Сбережения населения в 1996 г. составляли 27% располагаемых доходов, в 1997 - около 25% (в Японии норма сбережений населения - 20-25% располагаемых доходов, в других развитых странах - существенно ниже).

В настоящее время огромная часть внутренних сбережений не инвестируется в экономику. Сбережения замораживаются в иностранной валюте, вывозятся за границу, поглощаются государственными заимствованиями. Недоинвестирование сбережений - главная причина низкого платежеспособного спроса. Это фактор, постоянно порождающий угрозу дальнейшего спада производства. Очевидно, что действующими "рыночными" методами решить проблему недоинвестирования сбережений не удалось и не удастся в сколь угодно отдаленной перспективе.

О масштабах чистых сбережений, практически утраченных для реальной экономики, можно судить косвенным образом по размерам сбережений населения (включая покупку валюты и прирост наличных денег на руках у населения) - более 330 трлн. руб. в 1996 г., более 335 трлн. руб. в 1997 г. Лишь сбережения, привлеченные на счета в банках, вкладывались в ГКО-ОФЗ. (В 1997 г. сбережения во вкладах и ценных бумагах составили лишь 1,8% денежных доходов населения против 4,4% в 1996 г.).

Утечка ресурсов из страны происходит по следующим основным каналам:

· * покупка и тезаврация иностранной валюты населением;

· * экспортно-импортные операции;

· * легальный перевод капиталов за границу;

· * вывоз валюты российскими туристами;

· * помещение за границей валютных резервов Центробанка;

· * репатриация капитала и доходов нерезидентами.

Покупка валюты населением составила в 1996 г. сумму в 253 трлн. рублей или более 40 млрд. долларов, напомним для сравнения, что все инвестиции в основной капитал в этом году составили 370 трлн. руб. В 1997 г. расходы населения на покупку валюты составили 308,5 тлрн. Руб.

Утечка капиталов из страны происходит также по каналам внешней торговли. В определенной степени эти каналы пересекаются с вышеназванными закупками валюты населением, так как часть валюты приобретается для торговых операций за рубежом так называемыми челноками. Меры валютного контроля, принятые за последние четыре года, несколько ослабили, но не остановили процесс вывоза капитала. Даже в 1996 г. далеко не все экспортно-импортные операции были охвачены таможенно-банковским контролем. Так, объем экспорта в 1996 г. составил, по официальным данным 84,5 млрд. долл., охвачены системой таможенно-банковского контроля валютные операции экспортеров на сумму 69,4 млрд. долл.. Сумма валютных операций, не охваченная таможенно-банковским контролем вполне может оказаться серьезно заниженной. Даже по экспортным операциям под таможенно-банковским контролем недопоступления платежей составили в 1996 г. 3,4 млрд. долл., в 1995 - 5 млрд. долл. О масштабах утечки и потери капитала по каналам внешней торговли можно судить хотя бы по такой официальной цифре: в платежном балансе за 1996 г. отрицательное сальдо по предоставленным торговым кредитам и авансам составило 9,5 млрд. долл. В мировой практике торговые кредиты предоставляются, как правило, покупателям машиностроительной продукции, а не сырьевой. В соответствии с этим структура экспортно-импортных операций России должна была бы предопределять крупное положительное сальдо по статье "Торговые кредиты и авансы".

Утечка капитала связана с заниженным экспортом, фиктивным и неучтенным импортом. Как отмечается в отчете ЦБ РФ за 1996 г., таможенные органы страны констатировали возросшие масштабы различного рода правонарушений, связанных с занижением декларируемой стоимости товаров, сокрытием реальных физических объемов поставок, уходом от налогообложения. В 1996 г. неучтенный импорт, по оценкам таможенных органов, возрос в полтора раза и составил 35% от общего импорта из стран дальнего зарубежья и 25% от импорта из стран СНГ. Стоимость неучтенного импорта равнялась в этом году, по оценкам 21,5 млрд. долл..

Можно ли остановить утечку капитала из страны по каналам внешней торговли, не восстанавливая государственную монополию в сфере внешнеторговых связей? Мировой опыт дает положительный ответ на этот вопрос. В Японии, например, в течение длительного времени экспортно-импортные операции осуществлялись через систему немногочисленных крупных полугосударственных фирм, работавших под контролем министерства торговли. Вся вырученная валюта автоматически поступала в распоряжение Банка Японии, а экспортеры получали эквивалент в национальной валюте. Оплата импорта в валюте также осуществлялась только через крупные внешнеторговые фирмы, импортеры в свое распоряжение иностранной валюты не получали. В наших нынешних условиях такая система контроля над внешней торговлей была бы большим благом.

Значительным каналом утечки ресурсов из страны является туризм. Российскими туристами было вывезено за границу в 1995 г. 9 млрд., в 1996 году - 8,3 млрд. долл. Однако никак нельзя согласиться с предложениями ограничения туристических поездок за рубеж.

Регулирование вывоза капитала по легальным каналам находится всецело в руках Центрального банка. Нам представляется, что проводившаяся Центральным банком политика была чрезмерно либеральной. Вывоз капитала должен допускаться лишь в отдельных случаях.

Отказавшись от бессмысленного замораживания иностранной валюты на руках у населения и в резервах коммерческих банков, ужесточив контроль над внешней торговлей и вывозом капитала, можно было бы удвоить инвестиции в основной капитал, повернуть вспять процесс деградации производства.

С весны 1996 г. Центральный банк расширял права нерезидентов в части репатриации доходов. Нам представляется, что условия репатриации доходов нерезидентов должны по меньшей мере согласовываться с правительством и Федеральным собранием, а необоснованные и поспешные решения Центробанка, принятые в 1996-1997 годах, должны быть пересмотрены.

На фоне катастрофического недоинвестирования внутренних ресурсов сверхусилия по привлечению в экономику 5-10 млрд. долларов иностранных инвестиций представляются маломотивированными. Иностранные инвестиции могут быть полезны при условии полного и достаточно рационального использования внутренних источников накопления капитала. Но когда внутренние сбережения катастрофически недоинвестируются, курс на иностранные инвестиции представляется, по меньшей мере, спорным. В этих условиях иностранные инвестиции могут вести к утрате национального контроля над стратегически важными отраслями и предприятиями, к переключению инвестиционного спроса на зарубежных производителей, к отключению отечественной прикладной науки от процесса инноваций и усилению технологической зависимости от других стран, к дальнейшему структурному перекосу в экономике в интересах зарубежных потребителей российского сырья и топлива.

Характерно, что Япония в послевоенные десятилетия, форсируя внутренние сбережения и инвестиции, отнюдь не поощряла, а ограничивала ввоз иностранного капитала. В то же время вывоз капитала находился под жестким государственным контролем и допускался лишь в отдельных случаях для целей, способствующих развитию японской экономики, например, для производства сырья, для создания сбытовых фирм и т.д. Для предотвращения утечки внутренних накоплений за рубеж японские граждане в течение нескольких десятилетий не получали доступа к иностранной валюте, не могли вкладывать деньги в иностранные фондовые ценности, совершать туристические поездки за рубеж; по сей день японские граждане не имеют права хранить свои сбережения в иностранных банках. Но стремительный рост японской экономики, подъем благосостояния всего населения с лихвой окупили эти временные ограничения, которые к тому же мало затрагивали интересы большинства граждан.

Массированное недоинвестирование сбережений равнозначно кардинальной разбалансированности экономики. Именно этот фактор обусловливает из года в год свертывание производства в инвестиционном секторе промышленности. В первом полугодии 1997 года производство строительных материалов сократилось на 8% (в 1996 году - на 24%), производство металлорежущих станков - на 12%, оборудования для непрерывного литья - на 17%, технологического оборудования для легкой промышленности, а это влечет за собой общее сокращение потребительского спроса.

Как известно, тезис о неспособности рыночного механизма обеспечить автоматическое соответствие между сбережениями и инвестициями и необходимости государственного вмешательства в целях форсирования инвестиций лег в основу экономической теории Дж. М.Кейнса. В соответствии с выводами этой теории, в западных странах и Японии вплоть до 70-х годов строились институты, обеспечивавшие форсирование инвестиций (многие из них функционируют и в настоящее время), осуществлялись государственные инвестиции из средств бюджетов. Далеко не все экономисты сегодня разделяют взгляды Кейнса и его последователей. Беда (или вина) российских "реформаторов" не в том, что они игнорировали кейнсианские рецепты. Наши "реформаторы" сочли возможным положиться на рыночные механизмы обеспечения инвестиций, когда этих механизмов попросту не было. Такие механизмы формируются десятилетиями. В результате мы имеем предельную ситуацию, не описанную никакой теорией: полное отсутствие чистых инвестиций при весьма высоких сбережениях, вытекающий отсюда многолетний спад, деградация всей хозяйственной системы.

Засилье импорта в товарах массового спроса также является существенным фактором недоинвестирования, особенно в отраслях пищевой и легкой промышленности. При этом следует отметить, что проникновение на отечественный рынок более качественных и относительно дешевых - это лишь первая, временная стадия. Далее отечественная база производства разрушается, и наши рынки заполняет низкокачественный импорт, так как конкуренция уже отсутствует, а платежеспособный спрос низок.

Инвестиционному процессу препятствует и несовершенство налоговой системы. Полное включение процентов по кредитам в издержки и разрешение погашения основной суммы процента за счет ускоренной амортизации позволили бы решить две важные задачи: для производителя - упрощение доступа к кредиту, для финансового сектора - стимулирование мультипликативного процесса расширения денежной массы.

Оттоку кредитных ресурсов в спекулятивную сферу весьма способствовала правительственная политика в сферах валютного регулирования, формирования, использования и обслуживания государственного внешнего и внутреннего долга, регулирования денежной массы.

Нехватка денежной массы для обслуживания хозяйственного оборота, концентрация денежных средств в финансовом секторе и, в основном, в одном центре - в Москве, денежное обескровливание реального сектора и многих регионов - вторая важнейшая составляющая кризиса, поразившего экономику. Несоответствие между потребностью народного хозяйства в ликвидности и обращающейся денежной массой - второй элемент общей разбалансированности экономики, наряду с несоответствием между сбережениями и инвестициями.

К этому добавился и кризис бюджетно-налоговой сферы, вызванный прежде всего общеэкономическими причинами: спадом производства и объективным сужением налогооблагаемой базы, несоответствием цен на ресурсы технологическому уровню производства, финансовым бременем амортизации неиспользуемых основных фондов. Конечно, существуют и социальные специфически-фискальные факторы, обусловливающие недобор налогов и постоянные дефициты бюджета при крайне низком уровне финансирования социальной сферы, науки, культуры, обороны и при ничтожном уровне государственных инвестиций. Это - массовое уклонение от налогов, широкое развитие теневой экономики, чрезмерное налогообложение законопослушных товаропроизводителей и т.д. К ним следует прибавить и денежные факторы бюджетного кризиса: вытеснение денежных расчетов бартером, чрезмерное распространение расчетов наличными, не проходящими через банки. В результате доходы налогоплательщиков не принимают денежной формы (либо принимают ее лишь частично) и уходят от налогообложения.

Тупиковые пути преодоления кризиса.

Инвестиционный кризис, расстройство денежного обращения, бюджетный кризис продолжаются в течение всех лет реформ, практически не ослабевая. Как реагировали на эти явления правительство и Центральный банк РФ?

Решающим условием активизации инвестиций считалось снижение процента до уровня, приемлемого для предприятий производственного сектора, с учетом их низкой рентабельности.

Снижение в 1997 г. средней ставки по межбанковским кредитам (МБК) до 13,8% сопровождалось существенным снижением ставок по кредиткам юридическим лицам нефинансового сектора: с 43,5% в январе до 28,4% в июле. Вместе с тем эти последние оставались на уровне, на порядок более высоком, чем доходность предприятий основных производственных отраслей экономики. Поэтому качественного расширения кредитов нефинансовому сектору не произошло. Это заставляет сделать вывод, что в конечном счете для стимулирования инвестиционного процесса проводившаяся Центральным банком РФ политика снижения ставок процента была неэффективной и безрезультатной. Представление о том, что чисто рыночное воздействие на процент через ставки рефинансирования и доходность по ГКО (без воздействия на процессы аккумуляции и канализации ссудных капиталов, без регулирования хотя бы банковской маржи и т.д.) стимулирует инвестиционный процесс, оказалось (не могло не оказаться) несостоятельным.

Краткосрочные ресурсы, вкладывавшиеся в ГКО, валютные спекуляции, МБК и долгосрочные ресурсы, необходимые для инвестирования в основной капитал не были взаимозаменяемыми ресурсами. Поэтому снижение доходности по ГКО и ставок по МБК не могло вызвать перелива средств в инвестиции в основной капитал реального сектора экономики. Правда, сокращение государственных заимствований могло бы способствовать расширению краткосрочного кредитования в оборотные средства предприятий, но такого сокращения не было.

В условиях, когда сбережения не превращаются в ссудный капитал, а распыляются и вывозятся за границу, цена заимствований для реального сектора неизбежно крайне высока, кредит недоступен для широкого круга товаропроизводителей и манипуляции с доходностью финансовых инструментов качественных изменений в эту ситуацию внести не могут.

На словах серьезная роль в активизации инвестиций отводилась бюджету развития, государственному долевому участию в конкурсных проектах и государственным гарантиям частных инвестиций. На деле же до сих пор осуществить сколько-нибудь серьезные вложения за счет бюджета развития не удалось. Финансирование конкурсных проектов за счет государственных средств составило за 1997 г. всего 0,2 млрд. рублей (деноминированных). Не прогнозируются существенные сдвиги в части государственных инвестиций и в 1998 году.

Большие надежды были возложены на реформирование предприятий, на усиление роли собственников (акционеров) и соответствующее ограничение прав менеджеров. Однако мировой опыт свидетельствует, что акционеры заинтересованы в первую очередь не в инвестициях, а в получении дивидендов, менеджеры обнаруживают больший профессиональный интерес к инвестициям, чем акционеры. Акционерное право развитых стран стремится в разных формах сбалансировать влияние менеджеров и акционеров. В целом, за последние полвека выявилось, что эффективность производства мало зависит от собственника и формы собственности, поэтому ставка на мифического "эффективного собственника" может оказаться очередной химерой.

Инвестиционная политика правительства в качестве основного источника капиталовложений рассматривала собственные средства предприятий, и прежде всего, фонды амортизации. Но как показывает опыт ряда стран, выход из тяжелых депрессий связан с привлечением внешних для предприятий инвестиций. Именно такие инвестиции обеспечили форсированный рост экономики Японии государств Западной Европы в послевоенные десятилетия. Лишь в стабильных, высокоразвитых экономиках на первый план выходит самофинансирование промышленных корпораций. Ставка на самофинансирование предприятий в наших условиях равносильна отказу от перспективы экономического роста.

Шоковые экономические потрясения августа 1998 г. должны были убедить всех в необходимости существенной корректировки инвестиционной, кредитно-денежной, фискальной политики правительства. Его новым руководством было заявлено о необходимости более активной роли государства в управлении ходом экономической реформы. Конкретные черты поворота в подходах к решению тактических и стратегических проблем экономики России еще не сформировались достаточно определенно, однако по доступным документам все же можно судить о том, каковы на этот счет представления и намерения различных влиятельных правительственных структур. А они далеко не во всем представляются обоснованными, ведут к повторению старых ошибок.

Прежде всего, о политике формирования и регулирования денежной массы.

Как известно, в настоящее время денежная масса в российской экономике составляет 12% ВВП (в США - более 100, в других развитых странах - в среднем 70, в развивающихся странах - примерно 40). Глубокое безденежье в реальном секторе российской экономики деформирует все хозяйственные процессы (ценообразование, расчеты, выплату заработной платы, сбор налогов и т.д. и т.д.), постоянно угрожает коллапсом экономики. До сих пор денежные власти были не в состоянии осуществить ремонетизацию экономики из-за угрозы натиска денег на валютный и товарный рынки, из-за неспособности вяло функционирующей банковской системы воспринять новую массу наличных в качестве банковских резервов и генерировать кратную к ним безналичную денежную массу (осуществить так называемый мультипликативный процесс).

Сегодня во весь рост встает вопрос о крупномасштабной денежной эмиссии. Можно, конечно, пытаясь избежать этой меры, уповать на воссоздание рынка государственных облигаций, восстановление института маркетмейкеров этого рынка (привилегированных банков) и возобновление их рефинансирования. Но планировать новое развертывание рынка государственных облигаций при чудовищном безденежье и осуществлять такие меры было последним шагом к катастрофе. Кстати, напомним, что в Соединенных Штатах Америки, где денежная масса превышает 100% ВВП, рефинансирование операций на фондовом рынке запрещено законом. Американские законодатели и руководители экономической политики понимают, что денежная эмиссия и рефинансирование должны обслуживать сделки и кредиты в реальном секторе. Руководители же Банка России намерены возобновить рефинансирование операций на фондовом рынке при денежной массе, равной менее 10% ВВП.

Можно согласиться с опасениями, что крупная эмиссия способна "добить" финансовую систему страны. Если, однако, исходить из того, что ей нет адекватной замены в принципе, то выход один: нужно создать условия, которые бы сделали эмиссию допустимой. Основным условием является спасение и активизация банковской системы.

При анализе сложившейся ситуации обычно используется следующая аргументация. Дескать, скачок инфляции и обострение финансовой ситуации создали критический разрыв между потребностями оборота в расширении денежной массы и возможностями инфляционно безопасной эмиссии. После августовских потрясений потребность в денежных средствах для выплат социального долга, покрытия бюджетного дефицита, пополнения оборотных средств предприятий и поддержки банковской системы составляет в зависимости от перспектив получения внешних займов, 130-200 млрд. руб., тогда как пределы инфляционно допустимой эмиссии в существующей системе регулирования экономики ограничены 40-60 млрд. рублей. Это рассуждение нуждается в комментариях.

Здесь сопоставляются три качественно разнородных величины: потребность в денежных средствах, потребность в денежной массе и эмиссия денег. Как хорошо известно, денежная масса не сводится к эмиссии денег, она генерируется банковской системой в процессе кредитования хозяйства. Поэтому увеличение денежной массы может быть достигнуто на основе активизации кредитной деятельности банков. Денежная эмиссия может способствовать росту денежной массы, более того, она может инициировать этот рост, но лишь в том случае, если она способствует кредитной экспансии банков, создавая для них резервы ликвидности и расширяя кредитные ресурсы. Если же денежная эмиссия не связана с кредитной экспансией, она может лишь воздействовать на товарные и спекулятивные рынки (в общем случае, но не обязательно, - повышая цены товаров). Главное же - эмиссия опосредствует перераспределение доходов в пользу получателей эмитируемых денег, но сама по себе она не может способствовать ремонетизации экономики.

Потребность в денежных средствах, например, для выплаты доходов (социальных трансфертов, заработной платы и других) отнюдь не должна и не может количественно совпадать с денежной массой, и тем более с эмиссией денег центральным банком. Достаточно обеспечить адресное направление предназначенных на эти цели денег и их бесперебойный оборот, то есть возвращение в банковскую систему по мере расходования или сбережения доходов. Если же хотя бы одно из этих условий не соблюдается, печатать деньги для выплаты доходов придется вновь и вновь, и высокая инфляция станет неизбежной.

Наконец, потребности предприятий в денежных оборотных средствах нельзя суммировать с подлежащими выплате доходами, потому что их отношение к денежной массе различно. Денежные доходы при нормальном обороте денег и развитой банковской системе могут кратно превышать обслуживающую их массу денег. Напротив, денежные оборотные средства предприятий тесно корреспондируют с остатками на счетах предприятий в банках, то есть действительно составляют определенную часть денежной массы и, следовательно, являются величиной того же порядка, что и генерируемая банками денежная масса. Однако пополнение денежных оборотных средств предприятий - функция краткосрочного банковского кредита, а не денежной эмиссии, и с последней вообще несопоставимо.

Для конкретных выводов нужно хотя бы приблизительно оценить а) потребность в денежной массе для ремонетизации экономики (в %% от ВВП), б) потребность в деньгах центрального банка для поддержания ликвидности банковской системы, в) потребности предприятий в расширении денежных оборотных средств, г) экстренные потребности в социальных выплатах, источником которых может быть только рублевая эмиссия. Все эти величины качественно несопоставимы; их суммирование недопустимо, хотя ряд этих величин связан функционально (однако форма этой функциональной связи заранее не определена и зависит от многих обстоятельств и факторов).

Нельзя игнорировать, как это чаще всего делается, важнейшую проблему мультипликации денежной массы. Можно с большой долей уверенности сказать, что процесс мультипликации рублевой денежной массы практически остановился. Необходимо определить пути и возможности формирования денежной массы в результате кредитной экспансии, преодолеть паралич мультипликативного процесса и резкое снижение ликвидности банковской системы, иначе любая попытка решить проблемы насыщения экономики деньгами за счет эмиссии, действительно, вернет страну к наличноденежному обращению и гиперинфляции..

Одна из важнейших причин паралича мультипликативного процесса рублевой денежной массы - это долларизация кредита. Кризис, обесценивший рублевую денежную массу, резко увеличил долларовую составляющую банковских активов и пассивов. Согласно докладу Центрального банка, доля валютных активов банков достигла 74%, доля валютных пассивов - 68%. Кредиты в валюте означают, что наша банковская система практически мультиплицирует не столько безналичные рубли, сколько безналичные доллары. Уже одно только поддержание ликвидности банков в условиях долларизации трех четвертей активов, требует создания огромных долларовых резервов.

Дедолларизация кредита создала бы предпосылки для восстановления роли Банка России как кредитора последней инстанции, способного поддерживать ликвидность банковской системы, создавать необходимые ей резервы, обеспечивать переучет коммерческих бумаг (векселей), До тех пор, пока кредит остается долларизованным, Центральный банк будет не в состоянии поддерживать ликвидность банков, по той простой причине, что наличные рубли не могут служить резервом по долларовым вкладам и долларовым кредитам. Если активы долларизованы, роль создателя резервов для российской банковской системы автоматически переходит от Банка России к Федеральной резервной системе США. Но поскольку она рефинансирования наших банков не осуществляет, им приходится заботиться о себе самим и формировать банковские резервы в долларах. Банк России "осуждает" коммерческие банки за накопление долларовых резервов, принимает меры, затрудняющие формирование этих резервов, но пока ничего не делает для дедолларизации активов и пассивов банковской системы.

Одна из необходимых мер в этом направлении - запрет предоставления кредитов в валюте. Как это сделать, как обеспечить индексирование кредитов по инфляции, как поступить с уже предоставленными долларовыми кредитами - все эти вопросы нужно продумать, но бессмысленно сдерживать спрос банков на валюту, сохраняя и даже поощряя валютные кредиты.

Центральный банк уже принял или наметил ряд мер по поддержанию ликвидности банков - среди них изменение норм резервирования, урегулирование просроченной задолженности, выпуск облигаций Банка России. Непонятно, правда, каким образом выпуск облигаций может повысить ликвидность банков: хорошо известно, что размещение облигаций призвано не повышать ликвидность, а снимать с денежного рынка излишки ликвидности, которых, понятно, сегодня нет. К тому же правомерность и юридическая обоснованность выпуска облигаций Банком России крайне сомнительна, не ясно, каков статус Центрального банка в качестве эмитента. Более существенным представляется вопрос об обязательных нормах резервирования.

Нормы резервирования были 1 сентября 1998 г. снижены с 10% до 5 для банков, у которых ГКО и ОФЗ составляют 40% активов и более, и до 7,5% для банков, у которых государственные облигации составляют от 20 до 40% активов. Но это значит, что для банков, в портфеле которых удельный вес государственных облигаций относительно невелик, нормы обязательного резервирования остались прежними. А это в основном мелкие и средние банки, работающие с реальным сектором. Кризис ударил и по ним, вызвал обесценение активов и отток вкладов, но уменьшение норм обязательного резервирования на них не распространяется, они не получают возможностей расширения активной денежной базы.

Нормы обязательного резервирования, установленные Банком России (5-10%) представляются по мировым меркам относительно невысокими, однако нужно иметь в виду, что распространяются они и на рублевые, и на валютные привлеченные ресурсы банков. В условиях ажиотажного спроса на валюту обязательное резервирование валютных ресурсов неизбежно означает дополнительную нагрузку на рублевые ресурсы, а вовсе не продажу части валюты для внесения в Центральный банк обязательных резервов. Поэтому применительно к рублевым привлеченным средствам реальные обязательные нормы резервирования как минимум вдвое выше номинальных. Такие нормы резервирования допустимы только в условиях бума, перегрева экономики, чрезмерной кредитной экспансии банков.

Остановимся теперь на проблемах валютного регулирования.

В нынешней, предельно тяжелой ситуации, мало проку от простой констатации основных составляющих кризиса. Денежные власти не замалчивают последствий августовских событий: усугубился спад промышленного производства, усилилось падение уровня жизни населения, нарушены даже основные предпосылки жизнеобеспечения общества - снабжение продовольствием и топливом. Но чем вызваны эти катастрофические явления? Четкого ответа нет, хотя это отнюдь не тайна за семью печатями: именно падение валютного курса рубля, связанное с событиями на финансовых рынках, поставило страну на грань катастрофы. Тогда вполне закономерен вопрос: допустимо ли сохранять зависимость жизнеобеспечения страны от спекулятивных валютных рынков, или же необходимы решительные шаги, направленные на прекращение такой зависимости.

Банк России предполагает, что только в условиях восстановления управляемости движением валютного курса (снятия ажиотажного спроса на валюту) он сможет переместить акцент в денежном регулировании с количественных ограничений денежной массы на управление процентными ставками и добиться их снижения. Это отнюдь не бесспорное утверждение нуждается в комментариях.

Руководство Центрального банка (и прежнее, и сегодняшнее) право в том отношении, что необходимость сдерживать валютный натиск на рубль обусловливает жесткое ограничение денежной массы. Но вновь и вновь возникают вполне естественные вопросы: допустимо ли мириться с безденежьем экономики, нарушающем все хозяйственные и финансовые процессы, для того чтобы противостоять серьезному падению курса рубля, которое рано или поздно, при том или ином неблагоприятном стечении обстоятельств, все равно неизбежно наступит (что и случилось)? Что важнее для страны: нормальное функционирование реального сектора, кредитно-банковской и бюджетной системы или поддержание конвертируемости рубля?

Перманентный натиск на рубль вызывается слабостью российской экономики, политической нестабильностью, общей неустроенностью российской жизни, бегством капитала и т.д. В обозримом будущем изменить эти условия вряд ли удастся, а значит, не удастся остановить натиск на рубль при сохранении его конвертируемости. Следовательно, от конвертируемости рубля в ее теперешних границах надо отказаться, разумеется, если правительство и денежные власти работают в интересах 95% российских граждан.

Поддерживать внутреннюю конвертируемость рубля в тех условиях, которые неизбежно сохранятся еще годы и годы - это заранее запрограммировать острую нехватку денежной массы в экономике, высокий процент, доминирование спекулятивных рынков над реальным сектором. Рассчитывать на то, что стоит лишь снять кризисный ажиотажный спрос на валюту, и тогда можно будет отказаться от жесткого ограничения денежной массы и добиться снижения процента - это в лучшем случае прекраснодушная утопия. Вспомним, что практически то же самое обещало в 1995-1997 гг. прежнее руководство Центрального банка. Правда, в те "благополучные" времена функционировал рынок ГКО-ОФЗ, ценой сказочной доходности государственных бумаг он откачивал деньги с валютного рынка, и формально шел разговор тогда еще не о стабилизации валютного рынка (валютный рынок был относительно стабилен), а о снижении доходности по ГКО и ОФЗ. Нас уверяли, что лишь после того, как снизится доходность по ГКО, можно будет добиться снижения ставки процента, кредиты пойдут в реальный сектор, начнется экономический рост и т.д., и т.п. Из виду упускалась одна деталь: если доходы по ГКО и ОФЗ удастся снизить, спекулятивные капиталы устремятся не в производство, а на валютный рынок, рубль рухнет, возобновится инфляция, уже обессилевшую экономику охватит новый кризис.

Руководство Банка России признает, что в условиях кризиса и ажиотажного спроса на валюту переломить ситуацию при дефиците золото-валютных резервов только рыночными методами не представляется возможным и предлагает ряд более или менее радикальных мер по сдерживанию спроса на доллар (сокращение открытой валютной позиции банков, организация валютных торгов отдельно для экспортеров и импортеров, увеличение объема обязательной продажи валютной выручки и т.п.). Остается, однако, неясным - для чего в нынешней ситуации нужно вообще сохранять либерализированный внутренний валютный рынок, если вред его столь несомненен, если все время приходится изобретать меры для поддержания валютного спроса на рубль?

Мировой опыт валютного регулирования однозначно подсказывает, что внутренний валютный рынок был развернут у нас преждевременно, что валютный спрос на рубль должен был, прежде всего, сформироваться на внешних рынках - благодаря участию рубля во внешнеторговых расчетах и международных платежах, что участие относительно слабой валюты в международных расчетах легче всего достигается в рамках региональных объединений и конгломератов (наиболее яркий пример - страны Западной Европы в 50-х годах), что лишь после успешного осуществления внешней конвертируемости национальной валюты можно постепенно переходить к ее внутренней конвертируемости. Валютный спрос на рубль должен сегодня достигаться на внешних, а не на внутренних рынках. Для этого достаточно было бы потребовать от зарубежных потребителей российского газа расчетов в рублях, а не в долларах - и курс рубля к доллару был бы надежно обеспечен. Расчеты в рублях в рамках СНГ не только способствовали бы укреплению курса рубля, но и значительно расширили бы связи между российской экономикой и ее традиционными партнерами. В то же время упорно держаться за внутреннюю конвертируемость рубля - это значит ставить в зависимость от курса слабой валюты внутренние цены и реальные доходы, денежную массу и ставку процента, работу банковской системы и реального сектора, в целом - динамику экономики.

Если мы откажемся от внутреннего валютного рынка, осуществим централизацию расчетов по внешнеторговым операциям, мы тем самым решим вопрос о репатриации валютной выручки, остановим бегство капиталов из страны, причинившее столь большой вред экономике за последние 8-9 лет.

Нормализация денежного обращения и реструктуризации банковской системы - тесно взаимосвязанные задачи. Главный путь такой "реструктуризации" руководители Центрального банка видят в банкротствах и слияниях банков, в формировании слоя "банков - партнеров ЦБ" и т.п. мерах. Между тем, реструктуризация банковской системы должна начаться с изменения статуса и деятельности самого Центрального банка России. Сегодня наш Центральный банк - это не только кредитор в последней инстанции, не только орган, регулирующий денежное обращение и банковскую систему, но это еще и крупнейшая банковская корпорация, которая, вопреки российскому законодательству, владеет контрольным пакетом акций ряда коммерческих банков в стране и за рубежом, доброй половиной банковского капитала страны, в том числе капиталом Сбербанка. В качестве банковской корпорации Банк России является конкурентом остальных коммерческих банков, а в качестве центрального регулирующего органа он обладает над ними огромной властью. "Санирование" разоряющихся коммерческих банков банками, входящими в империю Банка России, означает не что иное как расширение этой империи - во вред остальной банковской системе, экономике и населению страны. Пока, судя по всему, Банк России не только не собирается освободиться от несвойственных центральному банку коммерческих функций, связанных с управлением конгломератом банков через участие в их капитале, но напротив, претендует на расширение этого участия.

Исправить наиболее яркие проявления этой аномалии - коммерческую ориентацию деятельности Банка России - такую цель преследовал проект поправок к закону о Центральном банке РФ, внесенный весной текущего года Советом Федерации Федерального Собрания РФ. Первые шаги нового руководства Центрального банка показывают, что пересмотр указанного закона остается весьма актуальным, но он должен быть намного радикальнее, чем предлагалось в проекте Совета Федерации. В частности, Центральному банку должна быть запрещена коммерческая деятельность, право быть владельцем или совладельцем коммерческих банков ни внутри страны, ни за рубежом. Акции Сбербанка и других банков, принадлежащие ныне Банку России, должны быть безвозмездно переданы государству (напомним, что бывшее руководство Банка России упорно отвергало статус Центрального банка как государственного банка). Вполне естественно, что доходы по этим акциям должны целиком и непосредственно направляться в федеральный бюджет, а значит управлять этими акциями должен не Центробанк, а Минфин. Оперативную работу зарубежных российских банков, видимо, должно контролировать Министерство внешнеэкономических связей, их чистый доход - опять же Минфин.

В намерения банка России входит формирование слоя банков-партнеров, совместно с которыми можно осуществлять реструктурирование банковской системы и запуск финансовых рынков. Банк России заявляет о своей поддержке процессов самоорганизации банковского сообщества в форме образования банковских пулов и слияния банков. Разумна и допустима ли такая политика?

Прежде всего, выделение из числа банков неких приближенных к Центральному банку "банков-партнеров" - это разрушение нормального функционирующего банковского сообщества. Совместно с банками-партнерами Центральный банк намерен "осуществлять реструктурирование банковской системы" (то есть, помогать им поглощать другие банки) и "запуск финансовых рынков". О том, насколько эта задача, мягко говоря, несвоевременна, речь шла выше. Не о "запуске финансовых рынков" нужно сейчас думать, но о восстановлении расчетов и платежей, о восстановлении разрушенных межотраслевых и межрегиональных товарных потоков, о сдвиге с мертвой точки кредитов и инвестиций в реальном секторе.

Что касается банковских пулов, то они полезны, если создаются для финансирования крупных проектов, для обслуживания эмиссии ценных бумаг предприятий приоритетных отраслей экономики и т.п. Но ведь в действительности речь идет не об этом! Банковский пул нужен Банку России для операций на валютном рынке, для регулирования курса рубля. Нечто подобное банковскому пулу на валютном рынке, надо полагать, существует и сегодня. Неужели не ясно, что этот "банковский пул", находящийся в тесном взаимодействии с денежными властями страны, манипулируя средствами массовой информации, то есть поведением обывателя, может играть на периодических всплесках и падениях доллара, "обстригая" сбережения граждан, сделанные и в рублях, и в иностранной валюте. Нужно положить конец втягиванию едва ли не трети населения в валютные спекуляции, где проигрыш обывателя и выигрыш "банковского пула" заранее предрешен: слишком неравны для них условия игры. Тесное взаимодействие валютного банковского пула с Центральным банком предоставит в распоряжение монопольного игрока на валютном рынке информацию о предстоящей рублевой эмиссии (а может быть даже даст ему возможность на коротком отрезке времени манипулировать этой эмиссией) и сделает его выигрыш еще более весомым. Мы окончательно окажемся в перевернутом мире, в зазеркалье, если Центральный банк в союзе с "банковским пулом", будем играть на курсе против населения, периодически переходя с позиции "быка" на позицию "медведя" и наоборот.

Весьма настораживает готовность ЦБР к ликвидации (хотя бы не только через банкротство, но и через слияние) небольших и средних банков. Они ведь обладают техническим аппаратом, кадрами, кругом клиентуры. Пустить это все на ветер - непозволительная расточительность для страны, ее регионов, средних и малых городов. Неизбежно восстановление в дальнейшем небольших банков будет сопровождаться куда большими затратами, чем это требуется для санации или национализации их сегодня. В качестве механизмов для отбора жизнеспособных Банком России предполагается установление формализованных критериев системообразующих банков, то есть, надо полагать, тех банков, которые должны быть сохранены. Вызывает недоумение, почему эти критерии должны быть "формализованы", то есть применяться автоматически. Почему при реструктуризации должен быть исключен индивидуальный подход к банкам, то есть подход, основанный на учете интересов региона, города, отрасли, группы предприятий, обслуживаемых данным банком. В России всего полторы тысячи банков, львиная доля из них сосредоточена в Москве, Московской области, Санкт-Петербурге, в нескольких других крупных городах. По стране в целом банков крайне мало. В Соединенных Штатах 14 тысяч банков - на порядок больше чем в России, рынок банковских услуг там несравненно более насыщен, однако американское законодательство требует индивидуального подхода к каждому проблемному банку при решении вопроса о его ликвидации или санировании, исходя из интересов общины, которую обслуживает банк. Такой линии поведения следовало бы придерживаться и в России.

КРИЗИС ДОХОДОВ И ПОТРЕБЛЕНИЯ РОССИЙСКИХ СЕМЕЙ

Наступление в России тотального кризиса явилось следствием того, что глубокие социально-экономические реформы проводились "сверху", без необходимой оценки их социальных последствий. Отсутствовало и предварительное выявление допустимых границ и вероятного периода ухудшения положения населения.

Переход к рынку и гражданскому обществу происходит в России через распад общественных отношений, в результате чего личность оказывается беззащитной от угрозы обнищания, от произвола властей, от беззакония и коррупции, от экологических, технологических и бытовых катастроф. Теряя старые ориентиры и не принимая новых, человек погружается в состояние постоянной фрустрации, а общество испытывает напряжения, грозящие социальным взрывом.

Ранее существовавшие социальные проблемы обострились, а наряду с ними возникли новые, не менее острые: безработица, недоступность для большинства медицинской помощи, фактически ставшей платной, потеря многих существовавших ранее социальных гарантий и т.п. Радикальным изменениям подвергся потребительский рынок; благодаря свободе торговли и цен предложение товаров и услуг стало существенно более широким, однако покупательские возможности, если говорить об основной части населения, значительно снизились.

В первой половине 1992 г. в результате "шоковой терапии", проведенной единовременной либерализацией цен, доходы населения упали почти в 2-2,5 раза.1 Падение коснулось не только текущих поступлений, но также сбережений, которые оказались фактически "экспроприированными" у основной массы населения.

На последующих этапах периодически наблюдалось некоторое восстановление уровня текущих доходов, но кардинально положение не изменилось. По официальным данным Госкомстата Российской Федерации, с 1991г. по 1997г. среднемесячная начисленная заработная плата (в ценах 1991г.) упала на 46%.2 Но начисленная - не значит выплаченная. Реальное снижение больше.

Доля населения с денежными доходами ниже прожиточного минимума, хотя и снизилась по сравнению с первым годом шоковой терапии, когда она достигла 33%, все же составила в 1997г. 21%.3 Никакое разнообразие товаров в сфере торговли не должно вводить в заблуждение относительно уровня удовлетворения потребностей народа. Фактическое конечное потребление домашних хозяйств в 1997г. было ниже уровня 1991г., когда магазины зияли пустыми полками. 4 Но 1998г. опять ознаменовался их падением.

Наиболее критическая ситуация сложилась в области питания, в 1995-1996 годы среднедушевое потребление мяса снизилось на 10 кг (для достижения роста на 5 кг в свое время потребовалось 10 лет (с 1975 по 1985 гг.)5, молока - на 70 кг.6

Августовский финансовый кризис 1998г. и последовавший за ним скачок цен на потребительские товары ухудшил и без того тяжелое положение населения, поставив некоторые регионы страны на грань голода. В октябре 1998г. реальная зарплата снизилась по сравнению с соответствующим периодом прошлого года почти на 35%, 42 млн. человек имели доходы ниже прожиточного минимума. 7

Между тем, официальный прожиточный минимум, рассчитанный в 1992 году, даже индексированыый в соответствии с ростом цен, совершенно неудовлетворителен. Потребление семьи, даже на самом низком уровне, не может формироваться в рамках структуры, определяемой моделью прожиточного минимума. Ведь кроме питания есть еще малоэластичные жилищно-коммунальные платежи и транспортные расходы (оплата транспорта до места работы), а также вынужденная амортизация одежды и обуви, особенно заметная при наличии детей, оплата медицинских услуг, потребность иметь некоторую минимальную сумму сбережений на непредвиденные расходы. Резкий рост цен на жилищно-коммунальные услуги, новые тарифы на транспорт и другие виды благ, удовлетворяющих настоятельные потребности, увеличивают их долю в структуре минимального потребительского бюджета в 3,5 раза. Реализация подобного рода потребительской программы в семьях с минимальными доходами неизбежно приводит к недопотреблению продуктов питания. Поэтому можно смело сказать что принятые в российской статистике прожиточный минимум сегодня является не границей бедности, а границей нищеты.

Однако даже при этой, явно заниженной, границе бедности доля населения, находящегося за ее чертой, не снижается и, по нашим данным (не согласующимся с официальной статистикой), составляет около 40% общей численности населения.8 Драматичность ситуации состоит в том, что две трети детей и одна треть престарелого населения оказались "за порогом", т.е. в группе бедности. Между тем, старики своим прошлым трудом уже заслужили безбедное (хотя бы по меркам 80-х годов) существование. Что же касается детей, то их бедность не принесет обществу ничего другого, кроме снижения качества будущих поколений и ослабления основных характеристик человеческого генофонда России.

За средними цифрами скрывается разрыв между доходами различных групп населения, отражающий одну из узловых социально-экономических проблем современного российского общества - проблему адаптации населения к рыночным условиям. Адаптация - это не только восприятие новых ценностей и правил взаимодействия, но и активное встраивание в рыночные структуры, успешное участие в экономической жизни. По нашим оценкам, базирующимся на специальных обследованиях института социально-экономических проблем населения (ИСЭПН) РАН, примерно пятая часть населения адаптировалась, приблизительно четверть - не смогла адаптироваться в силу различных индивидуальных особенностей (возраст, состояние здоровья, семейное положение, сформировавшийся менталитет и т.п.). Больше половины находится как бы в ожидании, часть из них старается приобщиться к новым структурам, но не всегда эффективно. Между тем, успех реформ во многом зависит от ориентаций и поведения именно "середины". Наши оценки "адаптированных" хорошо соотносятся с данными Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ) о доле "выигравших" в результате реформ (примерно, 20-23% с некоторой тенденцией к сокращению в последние годы).

На фоне общего снижения жизненного уровня основной массы населения и слабой его адаптации к рыночным условиям происходит серьезная поляризация доходов. Очевидно, что формирование рыночных отношений в принципе приводит к усилению дифференциации материального положения людей. Однако то, что происходит в нашей стране, не укладывается ни в какие рамки, с какой бы точки зрения ни взглянуть на этот процесс. Дифференциация доходов в России беспрецедентна, она не имеет аналогов в восточноевропейских странах, проходящих путь от командной экономики к рыночной.

Поляризация доходов является следствием комплекса факторов.

Прежде всего - это интенсивный рост дифференциации в оплате труда, даже независимо от общей тенденции к снижению ее уровня. По данным Госкомстата, в 1995 г. соотношение средней заработной платы 10% наиболее высоко оплачиваемых и 10% самых низкооплачиваемых работников составляло 26,4 раза (тот же показатель в 1991 г. был равен 7,8). Половина фонда оплаты труда доставалась 20% получающих зарплату. Подобные различия складывались в результате ряда причин. Во-первых, существенны разрыв заработков на одном предприятии. Так, разница в оплате труда основной части рабочих и администрации составляла примерно 20 раз. Во-вторых, играют роль отраслевые различия, которые в оплате труда составляли не менее 10 раз, и региональные - 11 раз. В-третьих, велика разница в заработной плате на государственных и частных предприятиях не говоря уже о совместных производствах, где заработок часто устанавливают иностранные руководители.

Различия в доходах усиливает вторичная занятость. По данным ВЦИОМ, дополнительная занятость на регулярной основе в 1997г. характерна для 15% имеющих постоянную основную работу.9 Исследования ИСЭПН в Таганроге показали, что приработки чаще имеют более высоко оплачиваемые. В среднем занятость на дополнительной работе составляет 15 часов в неделю, но каждый час такой работы приносит больше дохода, чем на основной.

На различия в семейных доходах и их динамику существенное влияние оказывает безработица и частичная занятость. По оценкам экспертов, доля общей безработицы находится в границах 7-14% от экономически активного населения. Официальные данные значительно приукрашивают картину.

Свою лепту в процесс поляризации доходов вносит и практика неплатежей уже заработанного вознаграждения, а также - длительной невыплаты пенсий. По оценкам Госкомстата РФ, объем неплатежей к концу 1996 года составлял свыше 47 млрд.руб в новом масштабе после деноминации, а в середине 1998 - уже более 70 млрд. деноминированных руб.

Серьезным фактором разрывов в текущих доходах семей является наличие у небольшой части из них поступлений от предпринимательской деятельности и доходов от собственности. Следует отметить, что занятость в собственном бизнесе в качестве основной деятельности практически не меняется в течение последних лет и составляет по данным ВЦИОМ около 6%.

К другим важнейшим факторам, усилившим различия в материальном обеспечении населения, относится приватизация предприятий, выгодами от которой смогли воспользоваться лишь очень немногие, а также снижение уровня трансфертов (пенсий по старости, пособий на ребенка, стипендий).

Количественные оценки дифференциации среднедушевых доходов российских семей сильно рознятся (на 1997 г. - в интервале от10 до 45). Но даже нижняя граница оценок превышает восьмикратный уровень. Между тем, социологи утверждают, что при росте децильного коэффициента дифференциации до восьмикратного уровня возникает опасность социальной деградации общества, что практически мы и наблюдаем в России. В частности, оценки ИСЭПН РАН различия в доходах населения выше, чем дает официальная статистика. Это в значительной мере объясняется включением в распределение доходов, с одной стороны, численности новых русских (самых богатых),10 а с другой - групп населения составляющих социальное дно,11 которые не попадают и не могут попасть в статистические обследования семейных бюджетов домохозяйств Госкомстата.

Разрывы в уровне сбережений как фактор стратификации населения

Экономическая стратификация населения определяется не только масштабами различий в текущих доходах, но и дифференциацией в имущественном положении, а главное - в накоплениях.12

Имеющиеся у нас результаты обследования, проведенного в октябре 1996 г., достаточно выпукло характеризуют, у кого концентрируются сбережения, где и в какой форме они аккумулированы:

· * 52% населения имеют 1%, а у 2% семей сосредоточено 53% общей суммы сбережений;

· * богатые и "очень богатые" группы, доля которых в общей численности населения составляет 5%, владеют почти тремя четвертями (73%) общего объема сбережений;

· * примерно те же соотношения характерны для сбережений в наличной форме: 5% богатых и "очень богатых" владеют 80% валюты в наличной форме.

Указанные цифры свидетельствуют о колоссальной концентрации сбережений у чрезвычайно малочисленной группы населения, которую представляют преимущественно правящая элита и собственники крупных капиталов.

Средний размер душевых сбережений на момент обследования в семьях "очень богатых", составлял 161 млн. руб. (30 тыс.$), а тот же показатель в бедных семьях был равен 124 тыс. руб. (22$).

Высокая дифференциация доходов и сбережений определяет парадоксы потребительского рынка (в частности, рост показателя средней оснащенности российских семей автомобилями), а также динамику интегральных показателей благосостояния населения страны, когда в условиях повсеместных неплатежей и вызванных ими забастовок трудящихся доля прироста сбережений в структуре расходов населения сохраняется на относительно высоком уровне.

Размаху дифференциации доходов и сбережений применительно к различным социально-экономическим группам населения не уступает региональный разброс доходов и накоплений по отдельным субъектам Федерации и поселениям (более подробно об этом см. в последних главах книги).

Бедность в России

В России возникли две формы бедности: "застойная" и "плавающая".

Суть первой в том, что, как правило, "бедность рождает бедность". Низкий уровень материальной обеспеченности ведет к ухудшению здоровья, деквалификации, и в конечном счете - к деградации. Бедные родители воспроизводят потенциально бедных детей, что предопределяется их здоровьем, образованием, квалификацией.

Вторая форма, существенно реже встречающаяся, связана с тем, что бедные, предпринимая соответствующие усилия, иногда "выскакивают" из своего социального, круга и, адаптируясь к новым условиям, добиваются лучшей жизни. Разумеется, для этого нужны не только субъективные, личностные факторы, но и объективные условия, создаваемые обществом к государственной властью.

Наряду с традиционно бедными - одинокими матерями, и многодетными семьями, инвалидами и престарелыми - появились так называемые "новые бедные", подобно "новым русским". В состав "новых бедных" вошли те, кто которые по своему образованию и квалификации, социальному статусу и демографическому положению ранее не относился в нижним слоям общества. Их бедность вызвана, прежде всего, низким уровнем заработной платы на государственных предприятиях, безработицей и неполной занятостью, неплатежами заработной платы и пенсий, продолжающимися от нескольких месяцев кряду до одного года.

Бедность, безработица, экономическая и социальная нестабильность, крушение надежд - все это интенсивно раскручивает процесс нисходящей социальной мобильности и маргинализации значительной части населения. Так формируется и укрепляется социальное дно, которое представлено ведущими антисоциальный образ жизни бомжами, беспризорными, алкоголиками, наркоманами, уличными проститутками (включая детей). Разумеется, эти группы населения были в России и до перестройки экономических и политических устоев общественной жизни, но в несравненно меньших масштабах, а власти активно стремились их минимизировать.

По общей оценке, которую мы получили на основе специального социологического обследования, в России в целом доля маргиналов составляет не меньше 10% населения.13 При этом попадающие на социальное дно группы имеют весьма незначительную вероятность возвратиться к нормальной жизни, встроившись в рыночные отношения. Кроме того, необходимо отметить возникновение некоторого социального "придонья", включающего слои населения с высоким риском скатиться на дно и лишь балансирующие на краю "бездны".

Анализ показывает, что социальное дно имеет преимущественно "мужское лицо": две трети обитателей дна - мужчины. Средний возраст нищих и бомжей приближается к 45 годам; у беспризорников он равен 13 годам.

Большинство нищих, бомжей уличных проституток имеет среднее или среднее специальное образование, 6% получили высшее образование.

Российское социальное дно опасно, особенно бомжи и беспризорные, т.к. многие из них склонны к насилию. По мнению самих представителей дна, 8-9 и 10% беспризорников и треть бомжей вооружены холодным оружием; а почти треть имеет огнестрельное.

К числу групп риска попасть на социальное дно относятся: одинокие пожилые люди, инвалиды, многодетные семьи, безработные, матери-одиночки, беженцы и вынужденные переселенцы. Угроза обнищания нависла и над вполне состоятельными в недавнем прошлом социально-профессиональными слоями российского населения. Социальное дно готово поглотить и уже поглощает инженерно-технических работников, учителей, творческую интеллигенцию, ученых.

Представители дна не считают свое положение преступным. В большинстве своем они не ориентированы на силовые методы борьбы за улучшение своего положения, а надеются на социальную помощь по трудоустройству, предоставлению посильной работы, на дома для обездоленных и пункты питания, на материальную и медицинскую помощь. В то же время наше больное общество видит в социальном дне преимущественно источник зла. Признать за пауперами достоинство людей, мечтающих об обычных мирских радостях - может быть, это первый шаг к собственному выздоровлению.

Данные многочисленных социологических исследований, проведенных в России в последние годы, показывают, что существуют не только громадные различия в условиях, уровне и образе жизни отдельных групп населения, что произошла глубокая поляризация доходов, но возможно совершенно новое явление - социальный разлом российского общества. Образовались как бы "две России". Одна - крупные и крупнейшие собственники, которые объединяют весьма тонкий слой населения: 2% "очень богатых" и 3% - богатых. Это прежде всего собственники крупных банков и финансовые магнаты, а также владельцы узловых предприятий российской экономики, действующих прежде всего в добывающих отраслях. К ним примыкают 7% обслуживающего их слоя: директора и менеджеры. Другую Россию представляет основная масса населения, среди которой 40% находятся за границей бедности. В эту же группу входит 10%, представляющих "социальное дно". К слою бедных примыкает 25% малообеспеченных, текущие доходы которых не превышают два бюджета прожиточного минимума.

Совершенно очевидно, что эти "две России" различаются не только уровнем материальной обеспеченности, но у них разная система ценностей и приоритетов, разные предпочтения и потребительских спрос, они приходят на разные "потребительские рынки", отличающиеся не только набором товаров и услуг, но и ценами на аналогичные потребительские блага. Для них характерны разные мотивации, нормы и стереотипы общественного поведения. Уже сегодня "две России" с трудом понимают друг друга и говорят на разных языках. По известной пословице: "У одних щи пустые, а у других - жемчуг мелкий".

Указанные процессы ведут в прямо в противоположном направлении от социальной интеграции и сплоченности; они дезинтегрируют общество, вызывая напряженности и конфликты. Вслед за этим неизбежно наступает снижение эффективности социальных институтов, распад механизмов социального контроля и регуляции. Напротив, активизируются асоциальные и криминальные формы самоорганизации.

КРИЗИС СИСТЕМЫ СОЦИАЛЬНЫХ ГАРАНТИЙ

Гарантии бесплатного получения образования и охраны здоровья независимо от семейных доходов составляли неотъемлемую характеристику образа жизни людей в нашей стране и вошли в моральные нормы деятельности преподавателей и врачей.

Обеспечение бесплатного среднего образования подрастающему поколению стало общепринятой социальной нормой и в большинстве капиталистических стран.

Становление класса богатых создало спрос на элитное образование. За годы реформ практически во всех областных центрах России возникли платные школы (колледжи, лицеи, гимназии и т.п.). Однако большинство детей России посещает государственные школы, качество образования в которых за годы реформ заметно снизилось по двум основным причинам: разрушения учительского корпуса из-за низкой и систематически не выплачиваемой заработной платы и недостатка финансирования на поддержание и приобретение современных средств обучения.

Платный контингент появился и в российских вузах. Не получающие необходимых средств из бюджета вузы стали принимать на платной основе абитуриентов, не прошедших по конкурсу. Конкурсная система поступления в вузы выдержала испытание временем, несмотря на многочисленные имеющиеся здесь недостатки. Конечно, необходимо осовременить способы приема экзаменов, сохранившиеся с девятнадцатого века. И все же внеконкурсное поступление в вузы за деньги закладывает мину под качество будущих специалистов.

В здравоохранении принцип бесплатности разрушен в гораздо большей степени, чем в образовании. Равное право каждого жителя страны на получение бесплатных качественных услуг учреждений здравоохранения было нарушено задолго до начала реформ - с развитием в послевоенный период ведомственного подхода к деятельности медицинских служб. Привилегированные лечебные учреждения, обслуживающие особые контингенты населения (начиная с учреждений так называемого 4-го управления и кончая организациями, находящимися на балансе крупных предприятий) были обеспечены более современным медицинским оборудованием, имели свои рекреационные учреждения, комплект необходимых специалистов. Сегодня такие учреждения по-прежнему имеют привилегированные условия финансирования, и при этом широко используют свои возможности для оказания медицинской помощи на основе добровольного медицинского страхования. В подавляющем большинстве случаев их услугами пользуются люди, получившие специальную страховку от своих работодателей. Конечно, они не составляют большинства населения. Общая территориальная сеть медицинских учреждений, в течение многих десятилетий финансировавшаяся по остаточному принципу, сегодня не только по-прежнему неспособна предоставлять медицинские услуги на современном уровне, но часто не имеет возможностей вообще оказывать специальную врачебную помощь. Жители малых городов, районных центров и сельских поселений при более-менее серьезной необходимости вынуждены обращаться в областную или городскую больницу, но поехать туда зачастую не могут из-за отсутствия средств на транспортные расходы. Заработная плата медицинским работникам в российской глубинке порой не выплачивается годами. Широко предлагаемое решение вопроса путем расширения обязательного медицинского страхования за счет увеличения взносов из фондов заработной платы - это, при существующих уровнях оплаты труда, дальнейшее снижение уровня жизни основной массы населения.

Кризис российской системы здравоохранения развертывается рука об руку с резким ухудшением физического здоровья населения. Заболеваемость за последнее пятилетие увеличилась по большинству нозологических форм, а среди причин нездоровья - социальные стрессы, ухудшение условий жизни населения и особенно его питания, кризис системы здравоохранения. Пристального внимания заслуживают три момента, приобретающие остро социальный характер. Во-первых, рост туберкулеза и смертности от него. По этим показателям Россия вернулась к уровню, который развитые страны преодолели 30-40 лет назад, а мы - примерно на рубеже 70-х годов. Во-вторых, угрожающее увеличение венерических болезней, в частности, сифилиса. С 1990 по 1995 гг. число больных увеличилось в 33 раза, а среди подростков - в 51 раз. В-третьих, увеличение интенсивности заболеваний СПИДом. По заключению Минздрава, последние полтора года рассматриваются как начало эпидемии. За этот период число случаев зафиксированной ВИЧинфекции в 2,5 раза выше, чем за предшествующие 10 лет, а численность реально заболевших в 10 раз больше той, что зафиксирована.

По утверждению экспертов, 70% населения России живет в состоянии затяжного психо-эмоционального стресса, вызывающего рост депрессий, реактивных психозов, тяжелые неврозы и психосоматические расстройства. Однако, статистика не всегда адекватно отражает изменение психического статуса населения. Сокращение числа лиц, взятых под диспансерное наблюдение, сочетается с ростом числа больных, прибегающих к консультативной помощи, что свидетельствует только об изменении тактики нашей психиатрии. Услугами психиатров в России пользуются около 6 млн. человек; и это лишь одна пятая часть от действительно нуждающихся в этих услугах. Заболеваемость болезнями нервной системы и органов чувств в расчете на 1000 человек населения выросла с 1993г. по 1997г. с 54 до 60 человек.14

Проведенное исследование показало, что уровень индивидуального стресса, измеренного по тесту Райдера, повысился в период с 1989г. по 1993г., со 145 до 163. Основные источники стресса - падение доходов, дефицит личной безопасности, преступность, страх перед будущим, конфликты на работе и семейные неурядицы. Ученые пришли к выводу, что каждый третий взрослый нуждается в психологической поддержке, чтобы противостоять стрессу.15

Социальное нездоровье населения проявляется в катастрофическом росте таких аномалий как алкоголизм, наркомания, суицид. Оценивая показатели суицида в России, Всемирная организация здравоохранения признала нашу страну находящейся в состоянии вялотекущей чрезвычайной ситуации. В 1997 г. уровень самоубийств достиг 38 случаев на 100 тыс. населения (вырос против 1991 г. в 1,5 раза).16

Исследования показывают, что складывается парадоксальная ситуация, когда проблемы здоровья перемещаются с группы престарелого населения в группы детей и молодежи, что очевидно противоречит естественным процессам. Кроме того, замечено, что происходит снижение здоровья каждого последующего поколения. А это, в свою очередь, чревато снижением качества человеческого потенциала всей нации на длительную перспективу: Специальные расчеты свидетельствуют, что население России ежегодно теряет около процента своего потенциального здоровья.

Одним из широко рекламируемых преимуществ социализма был действовавший в прошлом принцип бесплатного распределения жилья и предоставления государственных дотаций при оплате коммунальных услуг. Уже в середине 70-х годов появились публикации, доказывавшие, что в реальной жизни такой путь обеспечения жильем не эффективен и в конечном счете глубоко социально несправедлив. В результате отсутствия здесь свободы выбора жилищная обеспеченность в стране резко отставала от степени удовлетворения других потребностей.

В наследство от старой системы получены сохраняющиеся до сих пор очереди на получение бесплатного жилья (улучшение жилищных условий), в которых в 1997г. стояла каждая шестая семья в России. 17

Обеспеченность российских семей жилищем и сегодня носит глубокий отпечаток прошлого распределения: она не зависит от семейных доходов. Жилище для подавляющего большинства семей является "крышей над головой", а не собственностью, которой можно свободно распорядиться. Этот факт находит подтверждение в данных любых обследований жилищной обеспеченности.

Намечавшаяся жилищно-коммунальная реформа имела целью отказ от сложившихся в прошлом принципов обеспечения жильем и постепенное перенесение всех расходов по приобретению и поддержанию жилья на семейные доходы.

Очередное повышение тарифов на оплату жилищно-коммунальных услуг рассматривалось в качестве первого шага жилищно-коммунальной реформы. Однако везде рост тарифов был приостановлен главным образом из-за существенного увеличения числа неплательщиков, так что поступления в бюджет упали. За годы реформ реальная заработная плата и так упала вдвое, а попытки правительства переложить на население (без компенсации в зарплате) полную оплату коммунальных услуг и содержания жилого фонда, означала падение уровня жизни большинства населения за пределы прожиточного минимума.

Жилищно-коммунальная реформа может стать мерой, не только экономически эффективной, но и социально справедливой, только при условии возвращения в заработную плату средств, аккумулируемых на эти цели в руках государства.