ВЫПУСК 1(18), 1998

ОБЗОРЫ

Я.С.Веденяпин

ЭКОНОМИЧЕСКИЕ РЕФОРМЫ В СТРАНАХ ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ И РОССИИ

Весь ход реформ в постсоциалистических странах находится под пристальным вниманием представителей экономической мысли как в самих этих странах, так и за их пределами. Ни на минуту не утихают дискуссии как о правильности выбранного пути, так и о методах реализации задуманных преобразований. Причем в самом общем виде "водораздел" между различными точками зрения пролегает между "государственниками" — сторонниками значительной роли государства при проведении экономических реформ и "чистыми" рыночниками — приверженцами либеральных экономических взглядов, сторонниками "ухода государства из экономики".

На протяжении последних лет российскому обществу упорно навязывалось представление, что иного выбора, кроме одномоментной либерализации цен, внутренней и внешней торговли, у нас не было, что данный выбор поддержал весь западный мир, что поэтому надо принять тяготы реформ и поверить в их неминуемый успех. Концепции же более постепенных и поэтапных реформ, не допускающих чрезмерных социальных тягот для большинства населения, либо замалчивались, либо квалифицировались как нереалистичные и даже антиреформаторские. Теперь появилась возможность проверить на конкретном российском и международном опыте оправданность выбранного нашим руководством курса и оценить потенциал прогнозированных альтернативных решений — такова точка зрения академика Богомолова О.Т., одного из ведущих специалистов в области экономики (9, с. 5).

Такие видные американские экономисты, как Л.Клейн, Дж.Тобин, К.Эрроу — лауреаты Нобелевской премии, а также М.Интрилигейтор, Л.Тетеор, М.Поумер, на основании обобщения современного опыта экономического развития и признанных выводов мировой науки высказывают точки зрения кардинально отличные от концепций таких экспертов, как Д.Сакс, А.Ослунд, а из российских исследователей — Е.Гайдар или А.Илларионов (7).

Л.Клейн, например, пытается разобраться, к какому типу экономики совершается переход в посткоммунистических странах. Направление происходящих перемен важно представлять с предельной ясностью, чтобы избежать ошибок и просчетов в экономической стратегии. Л.Клейн считает, что ни социалистическая плановая экономика, ни капиталистическое рыночное хозяйство не функционируют в полном соответствии со своей теоретической моделью. На деле каждая из двух основных систем воплощает смешанный тип экономики, и обе системы в реальности нельзя признать совершенными. Социалистические и рыночно-капиталистические элементы будут одновременно присутствовать в любой системе.

Новоявленные реформаторы пытаются устранить все элементы социализма и создать либеральную экономику американского типа. Причем понятиям социальной справедливости при распределении богатства отводится второстепенная роль. Альтернативный подход состоит в принятии всерьез теоретической структуры рыночного социализма и ориентации на создание смешанной экономики.

Свою позицию Л.Клейн подкрепляет анализом опыта китайской экономической реформы, начатой в 1978 г., и считает, что России нужна не либеральная, а социальная рыночная реформа; и в этом его выводы солидарны с идеями ряда российских авторов. По мнению Л.Клейна, в странах Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ), как и в большинстве государств на развалинах бывшего СССР безоговорочное отрицание всяких проявлений рыночного социализма и такое же безоговорочное следование классическому либерализму не дали каких-либо внушительных результатов ни в росте национального дохода, ни в отдельных отраслях производства, ни в сфере занятости.

К.Эрроу более осторожен: он считает, что время рыночного социализма ушло в прошлое, но в переходный период он играет и будет играть определенную роль (9, с. 6, 7).

Таким образом, серьезные американские исследователи, как и известные российские экономисты, выступают единомышленниками в отношении целесообразности сочетания в переходный период сильного государственного и рыночного секторов экономики — при постепенном переводе первого в рыночный режим функционирования.

Дж.Тобин выступает против господствующих на Западе антиэтатистских взглядов и политики, олицетворяемых "тэтчеризмом" и "рейганомикой". Он убежден — система свободного рынка А.Смита по формуле "laissez faire" может работать только в условиях, когда существуют социальные институты, направляющие эгоистическую энергию в конструктивное русло.

В переходный период, пишет Дж.Тобин, разумное государственное вмешательство необходимо во имя макроэкономической стабилизации и обеспечения экономического роста. Он не сомневается, что государственные и частные предприятия будут сосуществовать значительный период времени.

К.Эрроу также отдает предпочтение постепенному переходу к рынку, а не "шоковой терапии". Этот переход непременно должен происходить под контролем со стороны государства, хотя история выполнения государством роли регулятора экономической деятельности неоднозначна. Согласно К.Эрроу, активная роль большинства европейских государств непосредственно после войны не нанесла ущерба их развитию, но по мере прогресса их экономик она становилась ненужной и даже вредной.

Академик Л.Абалкин относит активное включение государства в механизм реформирования экономики как насущную задачу коррекции курса российского правительства. Государственное регулирование воплощается в целенаправленной структурной, инвестиционной и научно-технической политике, служит обязательной предпосылкой реальной стабилизации экономики и последующего ее перехода к устойчивому росту.

Со своей стороны сторонники либеральных рыночных реформ стоят за максимальное снижение роли государства в экономике, считая главным симптомом "государственной болезни" его огромные размеры, его гигантский вес, его неэффективность, его коррумпированность.

Рыночные реформы и демонтаж командной системы планового управления экономикой рассматривались в странах Центральной и Восточной Европы как важнейшее условие обновления общественной жизни и преодоления экономического отставания от стран Запада.

Известно, насколько "искривленным" было экономическое развитие государств при социализме. Так, например, Дж.Сакс сравнивает две католические страны, расположенные в разных концах Европы — Польшу и Испанию. В 1955 г. доход на душу населения в Польше был несколько выше, чем в Испании. А в 1988 г. он составлял лишь четверть испанского. Не менее интересно другое сравнение. Перед второй мировой войной Чехословакия была одной из наиболее развитых стран Европы. А к 1992 г. реальный доход на душу населения в этой стране составлял всего 40% от уровня соседней Австрии (8, с. 5-8). Желание поскорее раскрепостить экономику, сбросить оковы централизованного планирования побудило новые посткоммунистические власти приступить к масштабной либерализации цен, внутренней и внешней торговле (10, с. 5). Однако при всех специфических особенностях реформ в каждой из восточноевропейских стран существуют общие тенденции.

По оценкам западных экономистов, процесс реформирования экономики Восточной Европы, несмотря на успехи в отдельных странах, по-прежнему будет сопровождаться падением уровней доходов и валового национального продукта.

Наиболее развитые страны региона (Чехия, Словакия) имеют уровень ВВП в долларах на душу населения, близкий лишь к наименее развитым членам ЕС (Греция — 10795 долл., Португалия — 11801 долл.). Согласно исследованию Ганноверского института системного анализа, уровень валового национального дохода на душу населения в восточноевропейских странах выражен в следующих цифрах: Чехословакия — 7,52 тыс. долл., или 37% к уровню США; Венгрия — 29%, страны бывшего СССР — 26,7; Болгария — 23,5; Польша — 19,2; Румыния — 18,1% к уровню США. По данному показателю восточноевропейские страны находятся примерно на уровне таких стран Южной Европы, как Португалия и Турция (13, с. 319).

К концу тысячелетия уровень жизни в странах Восточной Европы не превысит уровень жизни восьмидесятых годов. Согласно самым поверхностным западным "прикидкам", шести восточноевропейским странам (включая Югославию, но без СНГ) для достижения уровня ЕС по уровню доходов до конца этого тысячелетия необходимы инвестиции в 420 млрд. долл., и еще столько же, чтобы эти страны достигли среднегодового прироста в размере 7%, который был достигнут за последние 15-20 лет в Южной Корее. Совершенно ясно, что получить с Запада такой приток капиталов дело совершенно утопическое.

В реальной же действительности посткоммунистические страны могли получать не более одного миллиарда долларов прямых инвестиций, а также кредиты от государственных, и около 12-13 млрд. долл. от частных банков. Запад в ближайшие годы по-прежнему будет крайне осторожен в отношении прямых капиталовложений. Предполагается, что в лучшем случае прирост валового национального продукта в восточноевропейских странах будет в среднем на уровне 2%, а это значит, что даже к 2000 г. посткоммунистические страны не смогут улучшить свои позиции по отношению к высокоразвитым западным странам и что при осуществлении кардинальных экономических реформ каждой из восточноевропейских стран следует рассчитывать преимущественно на собственные силы.

Совершенно очевидно, что выход стран ЦВЕ из первичной, наиболее острой, стадии трансформационного кризиса еще не открывает перспективы устойчивого и долговременного экономического роста. Внутренний спрос ограничен и нестабилен, инфляция в ряде из них продолжает оставаться высокой, инвестиционная активность опирается в значительной степени на внешние источники, наращивание экспорта наталкивается на труднопреодолимые барьеры конкуренции и низкого спроса.

Практически все страны ЦВЕ находятся перед необходимостью продолжения и частичной коррекции политики реформ, дальнейшей консолидации общества, уточнения стратегии внутренней и внешней политики.

Роль государства в рыночных преобразованиях

Вопрос о роли государства в экономиках переходного периода, как мы упомянули выше, является центральным.

Часть экономистов как на Западе, так и в России в переходном экономическом периоде хотят видеть замену социализма капитализмом. Это в высшей степени упрощенный взгляд, который дает ложные посылки для экономической политики. Рассмотрение переходного экономического периода как продолжения борьбы между капитализмом и социализмом игнорирует смешанный характер современной экономики развитых стран. В странах с жизнеспособной экономикой правительство и рынок взаимодействуют и дополняют друг друга, чтобы поднять производительность и одновременно сделать распределение более справедливым (9, с. 99).

Однако представители либерального направления считают, что чем интенсивнее государственное регулирование, чем значительнее перераспределение национального продукта через бюджет, чем выше размеры государственного потребления, тем ниже темпы экономического роста или (что более соответствует российским реалиям) тем глубже экономический спад. И наоборот: чем меньше масштабы вмешательства государства в экономическую жизнь страны, тем выше темпы экономического роста.

Негативное воздействие государства на экономическую динамику, пишет Илларионов, прослеживается по всем составляющим системы государственных финансов. С одной стороны, увеличение доходов государства невозможно без увеличения налогового пресса на частный сектор, это подавляет деловую активность в стране. С другой стороны, поскольку государственные расходы по определению менее эффективны, чем частные, то возрастание удельного веса государственных расходов в ВВП ведет к снижению общеэкономической эффективности и падению темпов роста (или увеличение темпов спада).

Наконец, наличие бюджетного дефицита требует его финансирования либо с помощью кредитов центрального банка (что подстегивает инфляцию), либо с помощью внешних кредитов (что увеличивает внешний долг), либо с помощью внутренних кредитов (что отнимает инвестиционные ресурсы у частных инвесторов). Любые последствия бюджетного дефицита — и инфляция, и обслуживание, и погашение государственного долга — блокируют использование национальных финансовых ресурсов на инвестиционные цели и способствуют хозяйственной стагнации.

А.Илларионов уверен, что мировая экономическая практика подтверждает выводы теории. Страны, отягощенные бременем огромных государственных расходов, развиваются значительно медленнее, чем страны, правительства которых жестко ограничивают неэффективные государственные траты. В Швеции, где бремя государственных расходов в течение многих лет превышало 60% ВВП, "шведская модель" стала давать сбои. На другом полюсе — Сингапур, Тайвань, Южная Корея, Таиланд, Чили — успехи этих стран обусловлены прежде всего масштабной экономической либерализацией и радикальным снижением государственных расходов до уровня, не превышающем, как правило, 20-25% ВВП.

Наиболее впечатляющим, с точки зрения Илларионова, является пример Китая. С 1979 по 1995 гг. совокупные расходы консолидированного государственного бюджета (с учетом всех субсидий и дотаций) были снижены почти втрое — с 36,3 до 13,8% ВВП. За те же годы расходы центрального китайского правительства были снижены с 14 до почти 5% ВВП. Высвобожденные в результате этого гигантские финансовые ресурсы были направлены в реальную экономику, производя в ней поистине революционный переворот (2, с. 2). Близкой точки зрения придерживается и А.Ослунд (11, 12). Основываясь на модели совершенной конкуренции, сторонники либеральных подходов и создали простейшую программу перехода к рыночной системе: 1) немедленно исключить правительство из экономики путем приватизации собственности и прекращения субсидий, снятия контроля над ценами и тарифами; 2) уменьшить государственные расходы для того, чтобы сократить дефицит и таким путем стабилизировать стоимость национальной валюты; 3) в более общем плане — позволить частному, а не государственному сектору реагировать на всю совокупность общественных потребностей, включая жилищное строительство, охрану собственности, связь, транспорт, образование и здравоохранение (9, с. 101).

Таким образом, модель совершенной конкуренции является идеализированным изображением рыночной экономики. Она представляет собой внеисторическую парадигму, совершенно абстрагируемую от важнейших институтов, тогда как перестройка экономики — эволюционный процесс, включающий в себя реформирование существующих институтов. В этой нереалистичной модели нет места не только для государства, в лице правительства, но и для крупных предприятий и даже "мафии".

Вдумчивая политика требует не только понимания роли цен и рынка, но и принятия во внимание положительных функций государства. Одна из важных предпосылок успешных реформ в большинстве стран ЦВЕ заключается в том, чтобы, обновив в результате демократизации государственную машину, избежать ее ослабления и подрыва, обеспечить ее дееспособность и авторитет.

Теперь все больше отечественных и западных экспертов настаивают на ответственности государства, в лице правительства, за стабилизацию на макроэкономическом уровне. Речь идет о формировании здорового бюджета, эффективной налоговой системы, современной банковской и биржевой инфраструктуры, проведении разумной кредитно-денежной политики, введении современной системы бухгалтерского учета и аудита, пресечении недобросовестной конкуренции, финансовых махинаций, корыстного использования монопольных позиций в производстве и на рынке. Общепризнана роль государства в обеспечении прав собственности (включая борьбу с преступностью и коррупцией, создание действенной системы законов, охватывающих эффективное контрактное право, проведение комплекса мер, которые гарантировали бы инвесторам и другим кредиторам реальную защиту интересов). Государство должно активно поддерживать реструктурирование и оживление промышленности. Эта поддержка будет эффективной, если ее реализация пойдет по следующим направлениям: развитие производства, поддержка социальной сферы, государственные инвестиции в инфраструктуру, финансовые ресурсы (в том числе пресечение незаконных доходов). Таким образом, поскольку государство играет важную роль даже в современных смешанных экономиках, то нет причины ожидать снижения его роли и в постсоциалистических экономиках.

Применительно к России ясно, что без государственного вмешательства в экономические дела стране из кризиса не выйти.

Вместе с тем вмешательство это зачастую осуществляется старыми административными методами, причем даже теми, кто пришел к власти на волне отрицания административно-командной системы управления. Очевидно последствия сего факта — формирование секторов экономики, находящихся под влиянием государственного управления, возрождение слоя государственных чиновников, осуществляющих контроль над ними. И кроме того — превращение части этих чиновников в ходе приватизации, далеко не демократической, в собственников значительной части бывшего общенационального достояния. Результаты подобной социально-экономической практики будут явно далеки от тех демократических ожиданий, которыми жило российское общество, вступая в полосу реформ.

В то же время необходимо четко представлять себе, что только государственный и контролируемые государством сектора экономики, а также связанные с ними привилегированные круги бизнеса могут уцелеть в конкурентной борьбе с ожидаемыми из-за рубежа экономическими силами, стать гарантами экономической самостоятельности страны.

С этой целью отбор приоритетных направлений для государственного вмешательства должен регулироваться рекомендациями научно-технической и структурной политики. Пока же этого нет.

Быстрота проведения экономических реформ: шоковая терапия или постепенность?

До сих пор идет спор среди исследователей по двум фундаментальным вопросам, возникшим в процессе проведения реформ переходного периода:

— Что лучше и более доступно было для Восточной Европы — стратегия высоких или низких темпов проведения реформ?

— Какие существуют объяснения и компенсации потерь в результате спада производства, поразившего все страны в начале осуществления реформ?

Практика всех стран не дает однозначного ответа. Венгрия, Вьетнам, Словения выбрали поэтапное и более или менее постепенное введение рыночных механизмов и отношений, в остальных же посткоммунистических странах, особенно на первых порах, преобладали шоковые методы. Выбор той или иной стратегии определяется политической обстановкой и структурой экономики.

Однако для экономик всех стран Восточной Европы обвальное крушение коммунизма в 1989 г. исключило какую-либо возможность постепенной либерализации цен и торговли в течение ближайших двадцати лет, поскольку было развалено политическое руководство, способное реализовать такой план (15, с. 243).

Следует подчеркнуть, что страны, преуспевшие в проведении замедленных реформ, имеют много общего в своей экономической структуре. Так, в Китае и Вьетнаме двигателем экономического роста является малое предпринимательство, часто на семейной или коллективной основе в сельском хозяйстве и в сфере услуг. Реформирование этого сектора, что обычно является первым шагом в стратегии постепенности, относится к легкой части переходного процесса. После легализации частной экономической деятельности быстро увеличивается предложение со стороны этого сектора экономики, и если его размеры достаточно велики, то он может помочь самортизировать удары в результате дальнейшего реформирования. Даже в странах Восточной Европы сектор малого предпринимательства быстро и позитивно реагировал на его легализацию. Однако на него приходилась значительно меньшая часть хозяйства, чем в Китае и Вьетнаме.

Скорее всего выбор вариантов должен подчиняться не столько идеологическим предпочтениям, сколько прагматическим, вытекающим из национальной специфики той или иной страны. Касаясь преобразований в Польше, директор научно-исследовательского института финансов Т.Колодко анализирует результаты стабилизационных мероприятий в Польше и обращает внимание на их значительные расхождения с целями, намеченными ранее правительством. Речь идет о темпах роста инфляции: намечено 20, в результате — 90%; падение промышленного производства: соответственно — 5 и 23%; снижение валового национального продукта: 3,1 и 18%; уровень безработицы: 2 и 6,1% (14, с. 9).

Иными словами, не только не были решены поставленные задачи, но и то, чего удалось добиться, было достигнуто гораздо большей ценой, чем предполагалось. Падение жизненного уровня и реальной заработной платы также оказалось более резким, чем предполагалось правительством.

Т.Колодко приходит к выводу, что переход к рыночному хозяйству в определенной степени усиливает дестабилизацию, что хорошо видно по посткоммунистическим странам Центральной и Восточной Европы.

Колодко задается вопросом: неужели переход к рыночной экономике неизбежно требует столь больших затрат, выражающихся в разрушительных процессах в сфере производства и в снижении жизненного уровня населения? Детальный анализ свидетельствует о том, что такие огромные затраты на переход к рыночным институтам и на политику стабилизации не являются неизбежными. Их размеры могут быть значительно меньшими, а достижения значительно большими, если удастся избежать многочисленных ошибок, заключенных в пакете мероприятий по стабилизации, а также явно лишних положений в этом пакете.

Выполнив основную задачу достижения текущей стабилизации в денежно-финансововй сфере, "шоковая терапия" исчерпала свое назначение. Конкретный ее результат в восточноевропейских странах выразился в быстром срезании верхнего витка гиперинфляции и вхождении экономики в режим меньшей амплитуды колебаний цен и зарплаты. Опыт стран Восточной Европы говорит о том, что если немедленно не использовать эту завоеванную стартовую позицию для закрепления всех главных компонентов создаваемой, еще очень хрупкой, рыночной инфраструктуры для запуска всех механизмов нормального рыночного хозяйства, то после резкого замедления вновь начинает раскручиваться инфляционная спираль, а выдержать серию шоков уже гораздо труднее, чем один. Поэтому-то так важно закрепить первые результаты и сделать их необратимыми. Поэтому-то руководители восточноевропейских стран и оказались перед дилеммой: либо продолжать во "втором раунде" форсировать далее шоковую терапию, срезая безжалостно бюджетные дефициты, закрывая подряд все нерентабильные производства, либо, ужесточая финансовые условия деятельности таких предприятий, постепенно и поэтапно приватизируя их, в большей степени учитывать социальные аспекты. По мнению того же Т.Колодко, проблема "шоковой терапии" или постепенности имеет смысл только в отношении стабилизации и совершенно бессмысленна в отношении системных изменений.

Но существует целый ряд других теоретиков, утверждающих, что форсированно-шоковая либерализация хозяйственной деятельности — это системная, а не стабилизационная мера.

С точки зрения монетаристов, переход от системы, основанной на командных методах, к косвенной системе управления не может быть проведен путем малых шагов, поскольку социальные силы старой системы достаточно влиятельны и их механизм достаточно эффективен, чтобы абсорбировать эти изменения, свести на нет их результаты и направить хозяйство вспять по старому пути. Иными словами, при быстрых темпах старые экономические структуры не смогут приспособиться и их легче "сломать". По мнению западных специалистов существуют и другие доводы в пользу быстрых перемен: быстрое проведение реформ дешевле обходится обществу, западный капитал, без помощи которого не обойтись, при высоких темпах проведения реформ проникается большим доверием, скорее решается на прямые капиталовложения. Изменение системы предполагает, понятно, синхронизацию во времени элементов старого и нового. К сторонникам последней точки зрения относятся такие эксперты как Ослунд, Буш, Фишер и др., не видевшие необходимости соблюдать какую-либо последовательность в рыночных преобразованиях и призывавшие делать все как можно быстрее, чтобы набрать критическую массу изменений и достичь точки невозврата.

"Шоковая терапия" принесла относительный успех в странах, имевших до начала реформ достаточно большой частный сектор в производстве и торговле. В Польше шоковая терапия довольно быстро подавила (и то не совсем) государственный сектор экономики, но стимулировала частный в промышленности (прежде всего в мелкой и средней), торговле и сельском хозяйстве. В России стимулировать просто нечего, а рыночную экономическую среду и соответствующие формы хозяйственной деятельности нельзя создать за один день на пустом месте. Они должны возникнуть в процессе преобразования прежних структур и институтов народного хозяйства. И если пять стран (Чехия, Словакия, Польша, Эстония и Латвия) продемонстрировали некоторые успехи, достигнутые при помощи шоковой терапии, то их размеры, структура экономики не идут ни в какое сравнение с многонациональной, сверхиндустриальной Россией.

Посткоммунистическая экономика уже не плановое хозяйство, но еще не рыночная экономика. Она по сути дела является плодом "системного вакуума", в котором известные инструменты финансовой и денежной политики функционируют иначе, чем в развитом рыночном хозяйстве. При этом проблема заключается не только в правильном использовании соответствующего набора инструментов политики, но и в проведении их в подходящее время.

Однако не только на Востоке, но и на Западе все большему числу специалистов становится ясно, что не все рекомендации Международного валютного фонда, Всемирного банка, Европейского банка реконструкции и развития и т. д. по стабилизации экономики годятся для бывших коммунистических стран, где решены далеко не все вопросы рыночных отношений.

Показательно, что Румыния, Словения, Словакия и даже Чехия, приступив в значительной степени под влиянием господствующей на Западе либеральной идеологии к форсированной либерализации цен и внешнеэкономических связей, очень скоро вынуждены были перейти к более постепенному и осторожному подходу. В особенности это касается приватизации.

Сегодня для большинства стран ЦВЕ дилемма "шоковая терапия" или постепенность во многом утратила актуальность, так как преобразования вошли в постепенное и нормальное русло. Созрело понимание длительности процесса становления социально-ориентированной рыночной экономики (10, с. 12).

Что касается России, то на протяжении всех пяти лет российских преобразований "шоковая терапия" подвергалась планомерной осаде "государственно-социальных" экономистов. Аргументы зарубежных и отечественных исследователей этого направления к 1996 г. стали настолько убедительными, что по существу не вызывают уже возражений со стороны большинства отечественных либералов.

"Шоковую терапию" Гайдара, пишет М.Интрилигейтор, можно сокращенно обозначить как "подход СЛП" к переходному периоду, поскольку тремя ее основными элементами являлись стабилизация, либерализация и приватизация. Каждый из этих элементов дал результаты, сильно отличающиеся от тех, на которые рассчитывали инициаторы "шоковой терапии", и каждый внес значительный "вклад" в бедствия, выпавшие на долю российской экономики.

Первая составляющая — макроэкономическая стабилизация. "Шоковая терапия" в России не только не стабилизировала экономику, а привела к сочетанию спада и инфляции, по своим негативным параметрам выходящим далеко за рамки "стагфляции", как ее трактуют на Западе. Российская депрессия значительно глубже американской 30-х годов (там 35% спада промышленного производства, у нас в 1992-1996 гг. — 55%). До шока российская экономика была второй в мире, опережая Японию и ФРГ. Сейчас 11-12 место в мире — на одном уровне с Бразилией.

Другой аспект — инфляция. Хотя уровень гиперинфляции (50% в месяц) и не достигнут, рост цен длится очень долго, рубль падает, происходит беспрецедентная долларизация экономики.

Продолжается истощение инвестиций, рост безработицы.

Вторая составляющая — либерализация цен. Согласно теории, если цены формируются рыночным способом, они отражают условия спроса и предложения. В российской же действительности цены устанавливаются не столько рынком, сколько монополиями, укрепившимися в результате приватизации, мафиозными группировками, контролирующими важнейшие сектора экономики, а также коррумпированными чиновниками. Вывод — либерализация цен до проведения приватизации дает не эффективное производство, а выгоду тем, кто находится у власти. Такова точка зрения М.Интрилигейтора. Третья составляющая — российская приватизация предприятий — одна из наиболее всеобъемлющих перестроек экономики. "Приватизация для своих" не создала стимулов для роста инвестиций, производства, экспорта, повышения производительности труда. Новые приватизированные предприятия в России — одновременно объект вымогательства и объект чрезмерного налогообложения, что обусловило массовую коррупцию среди правительственных чиновников. Проведение приватизации без должного правового регулирования и действенной юридической системы создает стимулы не к росту эффективности, а к криминализации экономики (9, с. 131-132).

Новый подход, считает М.Интрилигейтор — создание институтов рыночной экономики: правовая структура с соответствующими законами, кодифицированные права собственности, торговый, гражданский и налоговый кодексы; банковская система; бухгалтерские, финансовые, страховые и рекламные фирмы; структуры государственного регулирования; жизнеспособная валюта как средство обращения, сохранения стоимости и как расчетная единица; сеть социальной безопасности в качестве составляющей нового "социального контракта". "Шоковая терапия" разрушила институты социалистической экономики, но не создала институтов экономики рыночной.

Создание конкуренции — основное таинство рыночной экономики. Приватизированные монополии хуже монополий в собственности государства, ибо не подразумевают эффективного государственного регулирования, способного ограничить монополитическое ценообразование и разбазаривание активов.

Прецедент альтернативного подхода дает Китай. Китайцы пытались не столько приватизировать государственные предприятия, сколько всячески поощряли создание новых частных предприятий местного значения, городских и сельских. Китай также успешно использует стратегию роста, основанную на развитии экспорта, опираясь на иностранные рынки и зарубежные капиталы, которые хлынули в эту страну в связи с наличием там стабильной "окружающей среды" для предпринимательской деятельности.

Китайский опыт подтверждает преимущество подхода, в основе которого создание рыночной инфраструктуры, здоровой конкуренции и деятельность компетентного правительства, перед подходом гайдаровского типа, основанном на макроэкономической стабилизации в "чистом виде", либерализации цен и бездумной приватизации.

Инфляция и антиинфляционная политика

В вопросах инфляции основной спор между сторонниками "планового" и "рыночного" пути перенесен на спор между "монетаристами" и "кейнсианцами". Но по прошествии пяти лет российских и более семи лет восточноевропейских реформ уже четко прослеживается несоответствие ряда фундаментальных положений этих теорий наблюдаемой экономической реальности в нашей стране. Так, например, хорошо известен предлагаемый кейнсианской теорией метод стимулирования производства путем осуществления дополнительной денежной эмиссии. В российских условиях увеличение темпов роста денежной массы сопровождалось продолжением и углублением спада производства.

Согласно одному из основополагающих тезисов классического монетаризма нехватка денег в обращении должна приводить к снижению цен. С нехваткой денег в обращении российская экономика столкнулась сразу же после начала реформы, что и нашло свое отражение в катастрофическом росте взаимных неплатежей предприятий. Однако на протяжении всего периода реформ цены продолжают расти — то возрастающими, то убывающими темпами.

Длительное сохранение высокой инфляции может свидетельствовать лишь о провале "шоковой терапии" (6, с. 12).

Наиболее стандартным возражением, адресуемым критиками реформистских мероприятий правительству и Центральному банку России, является то, что последние без должной критической оценки следуют рекомендациям Международного валютного фонда, Международного банка реконструкции и развития и зарубежных авторитетов, пытаются применить монетаристские методы борьбы с инфляцией, используемые в странах с развитой рыночной экономикой, в условиях России, где отсутствует необходимая инфраструктура, например, развитые кредитно-финансовые рынки, конкуренция и т. д.

В отличие от рыночной экономики, отмечает С.М.Никитин, где инфляция (процесс обесценения бумажных денег), как правило, связана с ростом цен, в командно-директивной экономике или в экономике, в которой большую роль продолжают играть нерыночные факторы, инфляция выражается и в росте цен, и в дефиците многих товаров и услуг (так называемый подавленный тип инфляции). Инфляция, понимаемая таким образом, носит многофакторный характер. В полномасштабной инфляции, охватившей в настоящее время Россию, переплетаются денежные и неденежные факторы, типичные и для инфляции спроса, и для инфляции издержек.

И инфляция спроса, и инфляция издержек имеют в своей основе нарушения денежного обращения, однако механизм их образования различен. В инфляции спроса денежная масса выступает и как ее основа, и как ее активная причина. Поэтому антиинфляционные меры монетаристского характера, ведущие к сокращению платежеспособного спроса и денежной массы, действуют против подобной инфляции весьма эффективно. Но в инфляции издержек деньги, являясь ее основой, выступают в иной, пассивной роли: в инфляции этого типа первоначальный толчок к росту цен делают не денежные факторы, а производственные и рыночные факторы. Вызванное этими последними повышение цен требует подтягивания денежной массы (с учетом скорости ее обращения) к возросшему уровню цен. В условиях развитой рыночной экономики с ее разветвленной и гибкой кредитно-денежной сферой такое подтягивание происходит автоматически. В случае же отсутствия такого подтягивания возникает острая нехватка платежных средств, и инфляция издержек реализуется не столько в росте цен, сколько в кризисном сокращении производства.

Именно такой механизм и действует ныне в России. Антиинфляционная политика, основной упор в которой делается на монетаристские методы, ведет не к подавлению или сдерживанию факторов инфляции издержек, а лишь к нехватке платежных средств в стране, что влечет сокращение производства и в конечном счете делает весьма непрочным само замедление инфляции (6, с. 11-16).

На невозможность эффективного преодоления инфляции в России только монетаристскими методами указывают и другие аналитики. Экономические отношения и стереотипы поведения хозяйствующих субъектов инерционно остались прежними. Поэтому, в частности, применение рыночных методов денежно-кредитного регулирования не приносит ожидаемых результатов (1).

Развернутая критика действий правительства и ЦБР, в том числе и по преодолению инфляции, содержится в документе (подготовленном Институтом экономики РАН) "От кризиса к стабилизации экономики и ее последующему подъему", авторы которого целиком возлагают вину за кризисное состояние экономики на российское руководство (8, с. 4-12).

Экономическая политика 1992-1994 гг., говорится в документе, породила беспрецедентную в мировой практике ситуацию, когда система цен, налогов, ставок процента оказалась несовместимой со структурой реального производства и уровнем действующих технологий.

Макроэкономическая политика 1992-1994 гг. привела не только к обострению старых и появлению новых диспропорций производства, но и к нарушению глубинных основ производства в экономике. Произошло существенное рассогласование между реальной структурой экономики (ее отраслевого состава и уровня технологии) и основными экономическими регуляторами (ценовым, бюджетно-налоговым и кредитно-денежным) структуры и системы натурально-вещественных связей (3, с. II).

Три важнейших экономических регулятора (кредитно-денежный, бюджетно-налоговый и ценовой) действуют вразнобой (один из них соответствует экономике торгово-спекулятивного типа, другой — экономике сырьевого профиля, третий — высокоиндустриальной, ресурсосберегающей экономике). Эта рассогласованность является одной из существенных причин и нынешнего платежного кризиса, и спада производства, и слабости денежной системы. Если в экономике основные регуляторы несовместимы с ее натурально-вещественной структурой, то никакие ужесточения в области бюджетно-кредитной системы не остановят обвал производства (8).

Критика в адрес правительства и ЦБР разделяется не всеми отечественными экономистами, вызывая у них ряд серьезных возражений. Так, в ответ на упреки в приверженности монетаристским методам (точнее — методам кредитно-денежного регулирования) С.Лушин и В.Пашковский указывают, что переход нашей экономики на рыночные отношения резко повысил значение денег. Проблемы денежного хозяйства становятся основными и в практических мероприятиях по реконструкции народного хозяйства, и в теоретических исследованиях. Высокая сложность анализа, большое число действующих факторов затрудняют выработку правильной денежной политики.

Как показывает опыт нашей, а также других стран, подчеркивают авторы, переход на рыночные отношения сопровождается быстрым ростом цен, усилением действия инфляционных факторов. Инфляция выступает как плата за структурную перестройку всей системы отношений в хозяйстве в ходе продвижения к рынку и одновременно как средство этого перехода. "В условиях весьма своеобразной социально-психологической атмосферы в обществе, пытающемся от централизованного планирования перейти к классическому рыночному хозяйству, и создается совершенно незнакомая нормальному рынку ситуация, когда одновременно растут цены и товарный дефицит". Рост доходов и цен, пишут авторы, "видимо, является следствием структурной ломки хозяйства, системы цен и доходов". Признавая, что инфляционные процессы в хозяйстве усиливаются непоследовательностью правительства в проведении рыночных преобразований, авторы подчеркивают, что в условиях рыночных отношений возможности сдерживания инфляции резко сокращаются (5, с. 3-12).

Ю.Ярёменко, М.Узяков, М.Ксенофонтов пишут, что в современных условиях следует пересмотреть взгляд на инфляцию, отказаться от догматической, однозначно негативной ее оценки как безусловно деструктивного явления. Ее адекватная оценка в современных условиях должна основываться на следующем. Во-первых, считают они, по своей природе это преимущественно инфляция издержек. Она спровоцирована давлением ценовых пропорций внешнего рынка, которые соответствуют высоким уровням эффективности использования сырьевых и энергетических ресурсов, сложившимся в развитых странах.

В отсутствие возможной масштабной структурно-технологической перестройки, обеспечивающей необходимый рост эффективности производства, повышение цен в меру роста издержек стало важным элементом политики поддержания производственного потенциала в ряде отраслей отечественной экономики.

Во-вторых, регулируемая инфляция издержек способна сыграть конструктивную роль в механизме сглаживания накопленных материально-финансовых диспропорций (9, с. 156).

В реальной действительности в большинстве стран ЦВЕ (Чехии, Венгрии, Польше и Словакии), независимо от того, кто возглавляет их правительства — либералы или социал-демократы, осуществляется систематическое регулирование не только денежной массы, но и части цен, личных доходов и курса национальной валюты. При этом в указанных странах внимательно следят за согласованностью и взаимоувязкой государственного воздействия по всем четырем направлениям, что в конечном счете и дает стабилизационный эффект.

Специалисты ИМЭПИ РАН делают и другой вывод — темпы "трансформационной" инфляции при прочих равных условиях выше темпов инфляции, свойственной устоявшимся рыночным экономикам. Этот факт объясняется незавершенностью отношений собственности, большей конфликтностью распределительных отношений, слабой развитостью конкурентной среды, унаследованными структурными диспропорциями. Устанавливается и связь между замедлением инфляции и оживлением хозяйственной активности. Кроме того, существенным является факт, подтвержденный хозяйственной практикой в переходных экономиках — ни сокращение совокупного денежного спроса любой ценой, ни его искусственное расширение сами по себе не гарантируют макроэкономической стабилизации. Такая стабилизация имеет шансы на успех только тогда, когда системные преобразования управляемы, а принимаемые меры комплексны и взаимодополняемы.

Так, считают авторы доклада, следует избегать социально неприемлемого разрыва в доходах бедных и богатых, избегать как избыточности, так и дефицита денежной массы, бесхозности госсобственности, игнорирования возможностей частичного административного регулирования цен, особенно цен естественных монополий, шокового открытия экономики внешнему миру, пренебрежения борьбой с преступностью и коррупцией.

Существенно и то, что многим странам ЦВЕ удалось предотвратить, в отличие от России, широкое внедрение твердых валют во внутренний оборот, ввести с самого начала либерализации фиксированный валютный курс, как своего рода якорь для удержания инфляции. Ранее долларизация была характерна для экономики стран Латинской Америки, Африки, Ближнего Востока. Сегодня она переместилась на Восток Европы, проникая в страны с подорванной экономикой, сильным падением производства, политической нестабильностью, дефицитом капитала, большим бюджетным дефицитом, когда неопытные центральные банки не могут справиться с высокой, иногда галопирующей или даже гиперинфляцией. В этих условиях высокий внутренний спрос на иностранную валюту порождает "порочный круг, вызывает "тягу" к еще большему повышению инфляции. Долларизация российской экономики — результат ошибок, допущенных в первый период реформ.

Когда государство бесконтрольно печатает деньги, чтобы покрыть дефицит своего бюджета, когда внутренняя валюта непрерывно девальвируется, чтобы не отстать от темпов роста инфляции (в связи с этим приводят аргумент о сохранении конкурентоспособности) чаще всего теряется контроль за инфляцией, а цены на длительный срок становятся нестабильными. В этом случае единственная возможность сохранить хоть йоту экономической рациональности заключается в том, чтобы манипулировать с помощью валюты, чья стоимость постоянно меняется. Такая ситуация может стать еще хуже, если правительства или центральные банки предпримут ошибочные или несвоевременные шаги. Обычно это комбинация конвертируемости внутренней валюты и дефицита валютных резервов, которые бы ее поддерживали. В данный момент этому "губительному коктейлю" и подвержена российская экономика (4, с. 4-5).

(Окончание следует)

Список литературы

1. Горбунов А. Обзор текущей зарубежной бизнес-периодики // Деловой экспресс . — М., 1995. — 11 апр.

2. Илларионов А. Лекарство от спада // Известия . — М., 1996. — 19 сент. — С. 2.

3. Кузина М. Финпромгруппы создают структуру новой экономики // Фин. изв . — М., 1996. — 25 авг. — С. II.

4. Лазаревич Г. Как избежать долларизации — М., 1993. — 215 с.

5. Лушин С., Пашковский В. Инфляционные процессы в экономике: Истоки и перспективы // Вопр. экономики. — М., 1992. — № 2. — С. 3-12.

6. Никитин С.М. Инфляция и борьба с ней: Зарубежный опыт и Россия // Деньги и кредит. — М., 1993. — № 5. — С. 11-16.

7. О стратегии эффективного перехода к рынку: Докл. американских экспертов, представленный на конф., организованной 13-15 июня 1995 г. Институтом экономики РАН, ИМЭПИ РАН и МГУ // Россия и современный мир . — М., 1996. — № 1. — С. 64-96. — (ИНИОН РАН).

8. От кризиса к стабилизации экономики и ее последующему подъему (предложения Института экономики РАН к разработке программы "Реформы и развитие российской экономики в 1995-1997 гг.") // Вопр. экономики . — 1995. — № 11. — С. 4-12.

9. Реформы глазами американских и российских ученых: Группа экономических преобразований / Под общей ред. акад. О.Т.Богомолова. — М.: Российский экономический журнал: Фонд "За экономическую грамотность", 1996. — 265 с.

10. Уроки социально-экономических преобразований в странах Центральной и Восточной Европы: Науч. докл. / Подгот. под руководством и ред. акад. О.Т.Богомолова. — М., 1996. — 57 с.

11. Aslund A. Principles of privatisation for formerly socialist countries / Stockholm inst. of Soviet and East European economics. — Stocholm, 1991. — 26 p.

12. Aslund A. Debunking pop myths // Moscow times . — 1995. - 5 apr. — P.8.

13. Braban I.M. Industrial policy in Eastern Europe: Coverning the transition. — Dordrecht etc: Kluwer, 1993. — , 358 p. (Intern. studies in economics a. econometrics; Vol.31). — Biibliogr.: p.318-358.

14. Kolodko G.W. Stabilization policies and transformation to a market economy: The Polish experience / The economics department a. Mayrock center of hebrew Univ. of Jerusalem. — Jerusalem, 1991. — 36 p.

15. Reforming Centrally planned economies: What have we learned? // I.M.F. Survey . — Wash., 1996. — Vol.22, N 16. — P.241-251.