Россия как экономическая сверхдержава: иллюзия или возможность?

МАРШАЛЛ А. ГОЛДМАН
заместитель директора исследовательского Центра Дэвиса
по России и Евразии при Гарвардском университете
(США)

• Хотя в последние годы предпринят ряд мер, направленных
на достижение позитивных изменений в российской экономике, важнейшие проблемы, в том числе связанные с привлечением частных инвестиций, остаются нерешенными
• Развитие высокотехнологичных отраслей и превращение
их в конкурентоспособный сектор экономики потребует длительного времени и огромных усилий
• Промышленная трансформация в перспективе возможна, но вновь войти в число индустриально мощных стран России будет очень нелегко

Прошло более 10 лет после распада СССР, и сегодня Россия вновь вызывает к себе большой интерес. Ряд аналитиков утверждают, что она не только восприняла рынок, но находится на пути к достижению экономического чуда.

Безусловно, России удалось преодолеть многие трудности. Ее экономика не только стабилизировалась. С начала 1999 г. отмечается постепенный рост промышленного производства, и хотя недавно он замедлился, на фоне экономических проблем США, Японии и даже Германии такая динамика впечатляет. Кроме того, значительное положительное сальдо внешней торговли вызвало внушительный прирост валютных резервов. После сокращения в 1998 г. до уровня, едва превышающего 10 млрд долл., в середине 2002 г. они возросли до более чем 40 млрд долл. Подобное “оздоровление” избавило Россию от необходимости искать новые международные займы, и к удивлению многих она стала добровольно осуществлять досрочные выплаты по некоторым долговым обязательствам. Под влиянием позитивных изменений постепенно обрел второе дыхание российский фондовый рынок, который в конце 2001 – начале 2002 гг. стал одним из самых динамичных в мире.

Из недавнего прошлого

Среди многих факторов, приведших к краху советскую экономику в начале 90-х годов, важнейшую роль сыграло разрушение крупных секторов военно-промышленного комплекса (ВПК) после окончания “холодной войны”. По данным, приводимым М. Горбачевым, на ВПК приходилось в СССР не менее 20% ВНП, по другим оценкам – еще больше. В некоторых частях страны с ВПК было связано 70% региональной промышленности (в г. Санкт-Петербурге – 80%). Когда М. Горбачев и Р. Рейган начали подписывать серию соглашений по контролю за вооружениями, большинство этих производств почти сразу стало ненужным. Конверсия предприятий, производящих военную продукцию, является трудным делом и для США. В России же, где соотношение между ВПК и ВНП было намного выше, задача оказалась гораздо сложнее.

Возьмем алюминиевую промышленность. Во времена “холодной войны” статистика по производству алюминия в СССР была закрытой, так как почти вся продукция шла на военные нужды. К 1992 г., когда в России уже почти никто не был заинтересован в производстве самолетов, как военных, так и гражданских, только 200 тыс. т из произведенных за этот год 4 млн т алюминия (или 5%) нашли покупателя. Остальная продукция складировалась, по меньшей мере до тех пор, пока не были задействованы экспортные рынки.

В течение десятилетий в СССР мало кого волновала проблема финансовой жизнеспособности ВПК, который как и большинство производств невоенного назначения в условиях централизованного планирования был избавлен от соприкосновения с вопросами, интересующими капиталистическую экономику, – рыночной дисциплиной, жесткими бюджетными ограничениями, фактором прибыльности. Упор делался на техническую сторону производства и эффект масштаба. Теоретически, при чрезмерном акценте на технические аспекты, массовое и низкозатратное производство должно было стать возможным (мир, о котором мечтал американский экономист и социолог Торстен Веблен). Неудивительно, что в таких условиях внимание, уделявшееся “расточительным” сферам деятельности – продаже, маркетингу и финансам, было ничтожным.

Подобная “внерыночная” практика, т.е. повышенный интерес к технической стороне производства и ценообразование по принципу “затраты-плюс”, могла существовать как обычное и даже приветствуемое явление в условиях значительных поступлений от экспорта сырья, особенно нефти. Однако когда военные перестали в неограниченных масштабах покупать военную технику, найти других покупателей, готовых на подобные расходы, оказалось невозможным. В результате предприятия, особенно оснащенные самой передовой техникой, лишились источников доходов. При самом благоприятном стечении обстоятельств они могли работать один-два дня в неделю.

Проблема усугубилась после распада СССР, который по своим последствиям был чудовищно разрушительным. В довершение к этому процесс реформ, сопровождаемый приватизацией и залоговыми аукционами, фактически сделал неизбежным дальнейший хаос. Вместо того чтобы действовать во благо всех граждан, ответственные за осуществление указанных мер лица стремились воспользоваться новыми возможностями, чтобы сколотить личный капитал, увести ценные государственные активы и положить их в собственный карман. В условиях последующей безудержной инфляции и хозяйственной паники будущие олигархи были больше озабочены воровством и извлечением выгоды, чем строительством и инновациями. Присвоение награбленных новых активов возглавляло их “послужной список”, тогда как экономический рост занимал в нем последнее место.

Что ускорило поворот к лучшему

Грабежу и воровству когда-то должен был быть положен конец. Однако изменить ситуацию к лучшему помог ряд специфических факторов. Возможно, наиболее значимым из них стал относительно быстрый трехкратный скачок цен на нефть в 1998 и 1999 гг., неожиданно принесший нефтяным олигархам огромные прибыли. Хотя они продолжали отбирать друг у друга активы и собственность, новые доходы оказались столь велики, что в конечном счете ими смогло воспользоваться даже государство. При цене на сырую нефть в 30 долл. США за баррель некоторые нефтяные олигархи стали осознавать, что в такой ситуации, вместо того чтобы грабить, может быть стоит заняться капиталовложениями. В результате они не только продолжали благоденствовать за счет высоких цен на нефть, но в условиях ставшей неожиданно “модной” прозрачности (или большей прозрачности вместо прежней закрытости) могли привлекать иностранных инвесторов, жаждущих соучаствовать в том, что воспринималось ими как “щедрый дар”. Это способствовало повышению котировок корпоративных ценных бумаг. К 2002 г. курсовая стоимость акций нефтяной компании ЮКОС выросла в десятикратном размере по сравнению с 1998 г. Итоговый эффект – рост объема добычи и экспорта нефти, наступивший после длившегося многие годы спада (в 2001 г. добыча нефти увеличилась на 8%).

Другим фактором, стимулирующим рост, явилась 400%-ная девальвация рубля после финансового кризиса в августе 1998 г. Парадокс в том, что хотя этот кризис означал огромный удар по экономике России, в том числе ее финансовой сфере, он вместе с тем принес выигрыш обрабатывающей промышленности и сельскому хозяйству. Это было связано с тем, что от резкого снижения общего объема потребления и розничной торговли в наибольшей мере пострадали импортеры и иностранные производители (именно на них в докризисный период приходилось 60% розничной торговли в России), основная часть которых не смогла выдержать конкуренции на российском рынке. Отечественные производители начали медленно, но верно заполнять вакуум. Вопреки настойчивым рекомендациям Международного валютного фонда по обеспечению твердого рубля именно его падение сделало возможным первый этап реального устойчивого экономического роста после распада СССР.

С приходом Владимира Путина повысилось внимание к необходимости осуществления ряда структурных изменений. Его поддержка сыграла свою роль в принятии важных решений, связанных с введением единого 13%-ного подоходного налога с физических лиц и снижением налога на прибыль ( с 35 до 24%), допущением приватизации земель, стимулированием новых предприятий малого бизнеса, сокращением числа частных предприятий, подлежащих лицензированию, упрощением Кодекса о труде, изменениями в административной культуре страны. Налицо также стремление власти устранить некоторых из числа наиболее “хищнически” настроенных олигархов.

Важнейшие проблемы
остаются нерешенными

Все отмеченные изменения важны, и их можно приветствовать. Однако пока остается неясным, в какой мере столь впечатляющие усилия носят далеко идущий характер. Если попытки стимулирования малого бизнеса будут долговременными и успешными, это, на наш взгляд, в известной мере может способствовать возрождению России как великой экономической державы. Вместе с тем с учетом исторического фона, на котором развивается российская экономика, остается большое поле для скепсиса.

Рассмотрим проблему структурного характера. Исторически во все времена благом и одновременно бедой для России является чрезмерная опора экономики на производство и экспорт сырья. В XVIII в. это были железо и сталь, в XIX в. – зерно, в ХХ в. и по сей день – нефть и продукция металлургии. Именно преобладание сырьевого сектора, за счет которого можно финансировать экономику, частично “ответственно” за отсутствие в России трудоемкой обрабатывающей промышленности. Если до революции какое-то количество таких производств существовало, то в советское время их было крайне мало, а сегодня предложение о создании чего-то подобного вызовет неприятие большинства россиян.

В противовес этому преобладает точка зрения, что при формировании отечественного сектора обрабатывающей промышленности необходимо возрождать высокие технологии, тяжелое машиностроение и сборочное производство. Стимулирование этого процесса, учитывая трудности адаптации к требованиям рынка, должно, видимо, исходить от государства, как это было в условиях централизованного планирования. Государственная собственность на все средства производства независимо от недостатков советской модели означала, что государство по своему усмотрению могло направлять поступления от экспорта на создание и развитие того или иного сектора экономики, например ВПК, который в свою очередь служил локомотивом роста, тянущим за собой ведущие отрасли хозяйства.

Чтобы аналогичным образом использовать ВПК сегодня, необходимо найти источники финансирования. Учитывая неспособность налоговой системы выступить в такой роли, а также то обстоятельство, что теперь характер распределения поступлений от продажи природного газа и нефти определяется частными собственниками, трудно представить, каким образом без ренационализации этой собственности можно получить необходимое финансирование под гарантии государства.

Если государство утратило главенствующую роль в экономике, возникает необходимость привлечения частных инвесторов для развития производства. Это сложная задача. Хотя в России сегодня труд дешев, уровень его производительности вряд ли достаточно высок, чтобы обеспечить инвестиции в экспортоориентированные отрасли обрабатывающей промышленности. Однако даже если производительность труда в России была бы конкурентоспособной по мировым меркам, инвестиционный климат в стране скорее отторгает, чем привлекает прямых вкладчиков капитала, как российских, так и зарубежных (для сравнения отметим, что прямые инвестиции в экономику Шанхая превышают аналогичный показатель для России в целом).

Для этого существуют весомые причины. Хотя к середине 2002 г. приток капитала начал компенсировать его отток, многие инвесторы, осуществляющие как прямые, так и портфельные вложения, понесли потери. В последнее время мошеннических манипуляций стало как будто меньше, однако постоянно имеются свежие примеры разбазаривания активов, кражи собственности со ссылкой на принятые до 2002 г. законы о банкротстве, подкупа сотрудников правоохранительной системы и судей (среди потерпевших компаний можно назвать Sabway Sandwich в г. Санкт-Петербурге, Norex Petroleum , Sawyer Research в г. Владимире и др.).

О перспективах промышленной трансформации

Если Россия намерена вернуть себе роль великой экономической державы, ей придется изменить линию поведения и привлечь новых инвесторов. Каковы перспективы этого и какие отрасли экономики смогут с большой степенью вероятности развиваться успешно?

Наиболее реальным кандидатом для будущего роста традиционно остается сырьевой сектор. В определенных пределах будет также развиваться переработка сырья, например нефтепереработка. Россия, видимо, увеличит использование природного газа для производства азотных и минеральных удобрений. В черной металлургии можно ожидать увеличения добавленной стоимости в результате производства стального проката. С учетом больших лесных массивов возможен рост мебельной промышленности и промышленности стройматериалов.

Вполне вероятно и увеличение инвестиций в производство потребительских товаров, в частности продуктов питания и бытовой химии. В связи с относительно низкой прибыльностью и высокими транспортными расходами по отношению к объему продаж это именно те отрасли, которые при умеренной защите внутреннего рынка с помощью ввозных пошлин будут чувствовать себя относительно застрахованными от конкуренции со стороны импорта. К примеру, такие компании, как Mars , Wrigleys , Cargill , Dirol , Interbrew , Wimm Bill Dann , Nestle , Kraft уже достаточно долго работают в России, их продукция пользуется спросом у российских потребителей. При этом фирма Mars пережила несколько трудных лет, а деятельность Wimm Bill Dann протекает успешно, и компания приступила даже к экспорту некоторых видов своей продукции.

Россия, очевидно, останется производителем военной продукции, что в большой мере будет результатом прежних капиталовложений, а также продолжающихся, хотя в гораздо меньших объемах, государственных субсидий. Военная продукция, как и в советскую эпоху, явится одним из немногих пригодных для экспорта товаров российского производства. Однако в условиях прекращения “холодной войны” трудно предвидеть, каким образом России удастся поддерживать на должном уровне НИОКР и создавать конкурентоспособные по мировым меркам технологии, которые можно было бы экспортировать.

Зная об усилиях СССР по формированию научно-исследовательских институтов мирового класса, можно было ожидать от России использования результатов их разработок в области новых технологий в гражданских отраслях. Некоторые успехи в этом направлении достигнуты. Однако учитывая, в частности, ослабление интеллектуального потенциала страны, поскольку значительная часть талантливых ученых эмигрировала или перешла в другие сферы деятельности, потребуется длительное время и большие усилия, чтобы высокие технологии стали жизнеспособным сектором российской экономики.

Есть ли будущее для трудоемких типов отраслей, производства стандартного машинного оборудования, а также производства низкого и среднего технического уровня? Как отмечалось выше, Россия едва ли станет центром трудоемкой обрабатывающей промышленности, поскольку это не входит в арсенал традиционной российской культуры. Трудно ожидать, что многочисленные производители игрушек, текстиля и компьютерных чипов переключатся с Китая или Бангладеш на Россию.

Более обнадеживающе выглядят перспективы для традиционного машиностроительного производства. Некоторые зарубежные производители, например Gillette , Caterpillar , General Motors , Ford , уже открыли или открывают в России свои дочерние фирмы. Если Россия трансформируется в машиностроительную державу, то именно указанный тип базового машиностроения будет основным объектом ее усилий. Тот факт, что ряд иностранных инвесторов решил опробовать рынок совместно с российскими производителями, такими как Уралмашзавод, и что некоторые сырьевые олигархи расширили капиталовложения в автосборочные и машиностроительные предприятия, служит положительным сигналом.

Станет ли Россия мировой экономической силой в большой степени зависит от того, смогут ли эти основные производители осуществлять свою деятельность успешно или потерпят фиаско. Важным для России позитивным фактором является наличие огромного потенциала рынка и относительная изолированность от других центров производства.

Однако имеются существенные препятствия. Одно из них связано с намерением России вступить во Всемирную торговую организацию. Если ей удастся добиться членства, она не сможет обеспечивать защиту внутреннего рынка с помощью таможенных тарифов, на чем настаивают почти все производители автомобилей в России, включая компании Ford и General Motors , стремящиеся к прибыльному бизнесу (именно отсутствие эффективной тарифной политики заставило, например, компанию IBM свернуть сборку компьютеров).

С учетом печального опыта многочисленных инвесторов, как российских, так и иностранных, становится понятным, почему потенциальные вкладчики капитала колеблются в принятии решений. Руководство страны понимает это и акцентирует внимание на мерах по созданию благоприятного инвестиционного климата (снижение налогов, ослабление регулирования и т.д.). И все же обстановка остается сложной, периодически сообщается о похищении людей, различных нарушениях правового характера и т.п. Кроме того, если судить по ряду интервью, после 2004 г. государство может востребовать часть ценных активов, контролируемых ныне некоторыми олигархами. Это означало бы, на наш взгляд, как минимум повышенное налогообложение ресурсов, а в крайнем случае вероятность ренационализации некоторых из наиболее ценных сырьевых активов, особенно нефтяных. Такие перспективы, несомненно, повлияют на умонастроения потенциальных инвесторов.

Существует еще одна дилемма, с которой столкнутся сторонники воссоздания обрабатывающей промышленности, в значительной мере производная от богатства России – сырьевых ресурсов. Дело не только в том, что до тех пор, пока Россия находит многочисленные рынки сбыта для своего сырья, остальная часть ее экономики может “не суетиться”. Даже если предприниматели от экономики захотят развивать обрабатывающую промышленность или разворачивать деятельность в несырьевой сфере, неожиданные валютные доходы от экспорта сырья, особенно нефти, будут укреплять рубль и поднимать соотношение рубль – доллар.

Вспомним, что именно падение обменного курса рубля к доллару в августе 1998 г. и рост цен на иностранную продукцию позволили российским производителям продвинуться на рынки, где раньше господствовал импорт. Это обстоятельство объясняет снижение в 1999 г. импорта по сравнению с предшествующим годом на 33%, при этом экспорт остался примерно на прежнем уровне ¹ . Однако в 2000 г., поскольку цены на нефть продолжали расти, экспорт увеличился на 40%. Импорт также начал повышаться, но всего на 14%. Вместе с тем продолжающаяся инфляция и относительно стабильный обменный курс рубля к доллару способствовали росту цен на российские товары в сравнении с импортными. Именно с этим связано в основном снижение в 2001 г. экспорта примерно на 3% против 2000 г., в то время как импорт возрос на 19%. Повышение ценовой привлекательности импорта помогает также объяснить, почему в мае 2002 г. отечественное машиностроение сократило объем производства на 63% по сравнению с предшествующим годом. Изменить данные тенденции при общем согласии на это можно было бы с помощью многих факторов. Более того, Центральный банк России при желании мог бы принять меры для того, чтобы нейтрализовать приток долларов и тем самым снизить стоимость рубля.

Из всего вышесказанного отнюдь не следует, что России было бы лучше при отсутствии у нее сырья для экспорта. Однако даже в том случае, если бы одна половина ее населения вдруг занялась предпринимательством, а другая решила посвятить себя интенсивному многочасовому труду, то и тогда российская промышленность по-прежнему должна была бы проводить обменные операции с рублем, курс которого при постоянной тенденции к его завышению благоприятствует импорту. От этой проблемы избавлено большинство европейских и азиатских стран.

Тот факт, что Россия не способна сегодня быть крупным промышленным конкурентом, отнюдь не означает, что она не сможет в перспективе трансформировать свою промышленность. Однако учитывая все факторы, которые необходимо задействовать, чтобы возродить конкретные отрасли, нельзя не признать, что России будет нелегко войти в число индустриально мощных стран. Новые технологии и открытия, несомненно, имеют большое значение, но на обозримое будущее трудно предсказать, будет ли их влияние достаточно значимым и глубоким, чтобы могла произойти такая трансформация.

¹ Internet Securities, Microeconomics, Dot Com Stock, January 18, 2002.