ВОПРОСЫ СПРАВЕДЛИВОСТИ И ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА В ПЕРЕХОДНЫХ ЭКОНОМИКАХ

Задача экономиста – проведение реформ и принятие каждодневных решений, доказывающих, что его теория работает. Политическая жизнь жестока, и здесь нужны не логические аргументы и статистические данные, а политическая власть. Политикам мало располагать правильной стратегией, им необходимо также иметь большинство в парламенте и, что более важно, пользоваться социальной и политической поддержкой их реформ.

Вопросы справедливости при проведении той или иной политики трудно разрешимы, поскольку они связаны не только с чисто экономическими вопросами, но встречают также социальные препятствия и чреваты политическими конфликтами. Что справедливо, а что нет – это больше вопрос идеологический или философский, а не предмет математического моделирования.

В данной статье рассматриваются параметры распределения дохода при прежней централизованной плановой системе, а также изменения, происходящие в процессе перехода к рыночной экономике. В качестве причины увеличивающегося неравенства рассматриваются ожидания относительно моделей дохода и распределения богатства. Далее проводится обзор вариантов политических действий в данных условиях и дается оценка влияния переходного состояния экономики на несправедливость и неравенство. Делается заключение, что хотя неравенство неизбежно возникает в процессе перехода, лица, принимающие политические решения, должны стремиться обеспечить устойчивое развитие.

ОТСТУПЛЕНИЕ

Распределение дохода в условиях централизованной планируемой экономики было более справедливым, чем в переходный период, уж не говоря о рыночной экономике. Однако среди стран Центральной и Восточной Европы степень неравенства в распределении варьировала. Можно проследить эти различия на примере коэффициентов Джини, характерных для данных стран (см. таблицу).

Таблица 1

Индексы неравенства дохода в европейских странах (1986–87 гг.)

В сравнении со странами с рыночной экономикой страны Восточной Европы, за исключением Югославии, в среднем демонстрировали коэффициент Джини на 6 пунктов меньший, чем у стран Западной Европы.

Если проводить сравнение с точки зрения неравенства по классификации, предложенной для стран ОЭСР, ни одна из бывших централизованно планируемых экономик не может быть квалифицирована как экономика с высокой степенью неравенства (коэффициент Джини 33-35) или даже со средней степенью (29-31). Все представленные страны отличались низкой степенью неравенства (24-26) или очень низкой степенью (20-22). Следовательно, до начала перехода стран к рыночной экономике доминировала модель относительно справедливого распределения дохода. Аналогичной была ситуация в Финляндии, Швеции, Западной Германии, Нидерландах, Норвегии.

Уместно провести сравнение распределения дохода и возникающего неравенства между бывшими странами с централизованно планируемой экономикой и странами с экономикой рыночной. Сразу же отметим разницу, заключающуюся, во-первых, в первоначальном номинальном распределении дохода и, во-вторых, в механизме перераспределения.

Что касается первоначального распределения дохода в социалистических странах, то доминирование государственной и кооперативной собственности на средства производства сводили к нулю роль дохода на капитал, прибыли, ренты и дивидендов. Эти виды индивидуального дохода играли очень незначительную роль только в странах с обширным частным сектором (Венгрии, Польше и Югославии). Однако роль процента и здесь была незначительна из-за слабости банковской системы и отсутствия кредитно-финансовых учреждений. Главным источником дохода являлись заработная плата и пенсии.

Система заработной платы и управление ею носила крайне централизованный характер, и только в нескольких странах (Венгрии, Польше и Югославии) рыночные реформы позволили сформировать относительно большую дифференциацию заработной платы. В Польше в 70-е годы соотношение самой высокой и самой низкой заработной платы выражалось как 6:1, хотя для 90% работников оно составляло 3:1. Социально-политическое давление в направлении уравнительного распределения дохода было действительно очень велико , что очень сильно влияло на производительность труда и распределение трудовых ресурсов.

Система государственных пенсий была жестко привязана к системе заработной платы. Соотношения пенсий по старости и социальных пособий нетрудоспособным гражданам были аналогичны соотношениям заработной платы.

Перераспределение созданного дохода в социалистической системе осуществлялось через широкий спектр дотаций на основные товары и услуги. Они предоставлялись на те товары и услуги, спрос на которые отличался низкой эластичностью по доходу – главным образом на оплату жилья и транспортные перевозки.

Не играло значительной роли налогообложение. Для большей части населения чистый доход совпадал с валовым. Для каждой страны был характерен дефицит. Хотя он и варьировал от страны к стране по времени, интенсивности и охвату товарных групп, но влияние на конечное перераспределение реального располагаемого дохода оказывалось одинаковое. Дохода в результате всегда не хватало для приобретения необходимых товаров и услуг. Поэтому в сфере перераспределения нередкими стали очереди, талонная система, черный рынок, принудительное накопление, коррупция и т.д. В этом причина того, что определить реальное распределение дохода в такой экономике затруднительно.

ОЖИДАНИЯ

Не вызывает сомнения, что одна из основных причин постсоциалистических революций в странах Центральной и Восточной Европы проистекала из убеждения людей в несправедливости и неравномерности распределения дохода, в противоположность политическим заявлениям и системе идеологической пропаганды.

Были, конечно, и другие факторы, способствующие устремлениям этих стран к рыночной экономике. И человеческий фактор сыграл здесь троякую роль. Как производители люди были недовольны, что их усилия не приносят результатов из-за плохого управления, отсутствия конкуренции; как потребители они были раздражены растущей неэффективностью системы распределения и затратами времени на осуществление покупок товаров; и наконец как граждане люди были не удовлетворены невозможностью для них влиять на экономические, социальные и политические процессы.

Сохраняется наивное представление, что рынок принесет более высокий доход, которые будет более справедливо распределяться. Продолжающиеся политические дебаты и преувеличенные успехи развитых промышленных стран подпитывают нереалистичные ожидания. Новый политический класс не принимает во внимание историю этих стран. Рядовые граждане оказались еще меньшими реалистами. Им сказали, что как только они откажутся от старой системы, так распределение дохода будет больше отвечать их интересам. Хороший пример – популизм “Солидарности” в Польше. Они поверили, что разрыв между их странами и промышленно развитыми странами им удастся преодолеть за 10 лет. Но разрыв столь велик, что преодолеть его в одно поколение не удастся. Гораздо быстрее перестроить институты, нежели заставить работать экономику.

Политические лидеры предполагали, что либерализация цен и сокращение дефицита будут способствовать более равномерному распределению дохода. В некоторых странах, таких как Чешская Республика и Россия возлагали надежды на приватизацию, как регулятор распределения доходов. Полагали также, что пенсионная реформа будет способствовать преодолению неравенства. Однако все получилось наоборот.

Ожидания связывались с выравниванием уровня жизни в отсталых и богатых регионах той или иной страны в результате рыночных реформ. Богатые регионы считали, что им придется поделиться с бедными, и они не очень то были рады такой перспективе, что усиливало напряженность в обществе.

РЕАЛЬНОСТЬ

Переходные процессы привели к невиданной ранее дифференциации в распределении доходов. Самые значительные изменения произошли на начальных ступенях трансформации, когда реальный доход значительно сократился. Однако темпы сокращения были различны.

С этой точки зрения Б. Миланович делит страны с переходной экономикой на три группы. В первой (Венгрия, Словакия, Словения) распределение дохода, рассчитанное по квинтильному соотношению не изменилось. Ни один из квинтилей не потерял больше чем на один процентный пункт, то есть перераспределение дохода происходило не между квинтилями, а внутри их. Изменения были минимальны – в Венгрии – на 2 пункта, Словении – на 3, а в Словакии даже произошло сокращение коэффициента Джини (см. таблицу).

Таблица 2

Изменения в неравенстве распределения дохода в процессе перехода

Во второй группе (Беларуссия, Чехия, Латвия, Польша, Румыния) были замечены умеренные регрессионные подвижки. Максимальные потери составили 1-2 процентных пункта и произошли в трех квинтилях с минимальным уровнем дохода. В то же время высшие квинтили приобрели дополнительно от 6 пунктов (Чехия и Латвия) до 2 пунктов (Польша). Таким образом, выиграли только квинтили с высоким уровнем дохода и только в долях дохода. Из-за жестокого сокращения производства абсолютный уровень реального дохода снизился во всех группах, хотя чем выше оказался доход тем в меньшей степени.

В третьей группе (Болгария, Эстония, Литва, Молдова, Россия, Украина) изменения были куда значительнее. Сокращение дохода в нижнем квинтиле составило 4-5 процентных пунктов, а второй и третий потеряли столько, сколько имели ранее. В России, Украине и Литве пятый квинтиль получил дополнительно 20, 14 и 11 пунктов прироста соответственно.

К концу пятилетия трансформации распределение дохода в первой и второй группе стран было в среднем более равномерным, чем в странах с рыночной экономикой. В третьей группе, однако, особенно в бывших республиках СССР распределение дохода остается менее равномерным, чем в странах ОЭСР.

Позднее дело приняло другой оборот. В большинстве этих стран неравенство в доходах продолжало увеличиваться. Однако гораздо более медленными темпами, чем раньше. В некоторых положение даже стабилизировалось. Конечно, доходы некоторых домашних хозяйств и профессиональных групп все еще колеблются, но изменения не столь очевидны, как в первую половину десятилетия.

При анализе структуры и уровней доходов немаловажно учитывать влияние теневой экономики на распределение доходов в обществе. Общепризнанно, что теневая экономика способствует повышению общего уровня дохода общества, но точно оценить, как она влияет на конечные пропорции распределения реального располагаемого дохода, невозможно. Хотя неформальный сектор способствует росту общественного благосостояния, он также переносит часть дохода от одних домашних хозяйств к другим. Поскольку нельзя проследить эти потоки дохода, можно делать только общие заключения. Тут не игра с нулевой суммой. Перераспределение дохода в пределах параллельной экономики – так же, как и между параллельной и реальной экономикой – может способствовать общему росту. Так что, в перспективе оно может способствовать повышению уровня жизни всего общества. Что касается влияния теневой экономики на неравенство в доходах, то можно заметить, что в переходной экономике, как и в менее развитой рыночной экономике разница между официальной и реальной картиной распределения дохода гораздо больше, чем в развитой рыночной экономике.

МЕХАНИЗМ

В переходный период модель распределения дохода качественно изменилась. Важные процессы произошли в результате устранения ряда фундаментальных черт плановой экономики.

Особенно важно, что большая часть субсидий и дотаций, ранее предоставляемых государством некоторым группам населения для поддержания уровня их потребления, была значительно ограничена или совсем устранена. С начала преобразований устранение субсидий виделось различными международными организациями, особенно МВФ, как абсолютно необходимая мера. Фонд выказывал желание поддерживать только такую структурную политику, которая вела к ликвидации субсидий. Такое внешнее давление шло вперемешку с внутренней борьбой между политическими экстремистами.

В зависимости от политической и социальной ситуации, а также от выбранного способа либерализации цен устранение субсидий по-разному влияло на распределение дохода. Чем более радикально были устранены субсидии, тем сильнее оказывался скачок в распределении дохода. В то время как дефицит исчез действительно довольно быстро, реальные доходы и денежные остатки домашних хозяйств сокращались еще быстрее.

Прозрачность законов свободного рынка, эффективность рыночного ценообразования и их влияние на распределение ресурсов, так же как и ликвидация патологий распределения, связанных с синдромом подавленной инфляции в результате дефицита товаров, способствовали усилению конкуренции. Не сейчас, так в обозримом будущем эти реформы принесут плоды всем людям в переходных экономиках и сделают эти страны более конкурентоспособными на мировой арене.

Сейчас же, однако, неизбежная составляющая преобразований – либерализация цен вместе с сокращением субсидий – вызвала высокую инфляцию. Чаще всего в первую очередь цены возрастают на товары первой необходимости – продовольствие, жилье, коммунальные услуги и общественный транспорт. Затем наблюдается коммерциализация других основных услуг, включая здравоохранение, что ведет к еще большему увеличению затрат домашних хозяйств.

Инфляционное перераспределение дохода – через неодинаковое снижение реальных доходов у разных групп населения – значительно усилило неравенство в доходах в начале 1990-х гг.

В условиях высокой инфляции реальное перераспределение дохода зависело от процедуры индексации. Реальная индексация всегда выступала как политический компромисс, а не логическое следствие экономических аргументов. Из-за неравномерной индексации неравенство продолжает подогревать социальное напряжение.

Покупательная способность денежных остатков, включая те, что находились в банках, была защищена не полностью путем частичной индексации. Степень индексации зависела от стабилизационной программы, и, конечно, учитывала ситуацию в банковском секторе. Индексация оказалась неуклюжей, а при сложной ситуации в финансовом секторе и с бюджетом не допускала возможности полной компенсации. Таким образом, сбережения населения значительно обесценились. Только наиболее гибкие хорошо информированные и предприимчивые домохозяйства смогли защитить свои средства. Эти сбережения в лучшем случае стали основой будущего бизнеса.

Экономические реформы способствовали свободному установлению заработной платы в государственном секторе. В то время как при социализме из-за идеологических и политических препятствий разброс значений заработной платы был ограничен, в условиях переходной экономики была допущена ее значительная дифференциация. Так что, доходы стали более тесно привязаны к уровню квалификации, опыта, круга обязанностей и качества работы.

Переходный период ознаменовал более тесную увязку между прошлыми вложениями индивида в человеческий капитал и текущим вознаграждением, что привело к большему разбросу в уровнях заработной платы. Поскольку качество человеческого капитала варьировало в большей степени, чем вознаграждение за него, последующий пересмотр уровней заработной платы с целью большей привязки ее к качеству человеческого капитала усилил неравенство в доходах.

Более разительным моментом в усилении неравенства в доходах стало перераспределение труда между государственным и частным секторами.

В период перехода от плановой экономики к экономике рыночной наиболее существенные изменения происходят в отношениях собственности. В результате доля заработной платы в совокупном доходе индивида сокращается, а доля доходов от капитала – к примеру, прибыль, дивиденды, процент и рента – увеличивается. Это ведет к усилению несправедливости распределения.

Основное изменение отношений собственности, ее переход от государства в частные руки, привело к перемещению доходов от этой собственности в том же направлении. Очевидно, подобные изменения усилили несправедливость распределения и неравенство в доходах. Следовательно, необходимо решить, как проводить перераспределение прав собственности и как управлять этим процессом? Могло бы быть два варианта. Во-первых, продажа государственной собственности, особенно стратегического характера, любому инвестору по рыночной цене. Во-вторых, утопическое распределение всей собственности между населением. Конечно, в реальной модели необходимо определенное сочетание двух этих крайностей.

Более несправедливая приватизация – продажа стратегическим инвесторам – благоприятствует возникновению конкуренции и, следовательно, высоким уровням дохода, в то время как более эгалитарное распределение собственности способствует справедливому распределению дохода, но необязательно увеличивает эффективность.

Популистское направление в экономике и политике предложило массовую приватизацию, через свободное распределение долей, что могло вознаградить население за тяготы структурной перестройки, особенно растущую безработицу и падение реальных доходов и пенсий. Однако это верно лишь в некоторой степени и только в качестве компенсации потерянного дохода для очень короткого промежутка времени.

В заключение отметим, что принимая во внимание только поток дохода, нельзя точно ответить на вопрос о масштабах, направлении или темпах роста неравенства. Богатые могут декларировать очень небольшие суммы в качестве дохода, в то время как кто-то еще – более бедные люди – могут платить самые высокие из возможных налогов. Для точного определения степени неравенства нужно анализировать не разброс потока дохода, а то, как распределены доходы и акции денационализированных предприятий. К сожалению, не существует даже приблизительных статистических данных для подобной оценки.

Внедрение сложной системы налогообложения изменило механизм распределения дохода. Однако порядок налогообложения в переходных экономиках все же еще не такой, как в зрелых рыночных экономиках. Личный подоходный налог в некоторых странах всегда прогрессивен, хотя шкалы варьируют от страны к стране и могут изменяться в разных направлениях. Поскольку более высокий доход облагается более высоким налогом, налогообложение уменьшает разрыв в чистом располагаемом доходе лучше и хуже обеспеченных людей и, следовательно, сужает степень неравенства.

В переходных экономиках режим налогообложения и политика не очень стабильны и поэтому выравнивающий эффект налогообложения также слаб.

ПОЛИТИКА

Главное в политике переходного периода – трансформировать стагнирующую бывшую плановую экономику в рыночную, конкурентоспособную. Другие моменты – включая распределение дохода и богатства – часто рассматриваются как второстепенные вопросы экономической и социальной политики, или попросту побочные продукты системных изменений. Кроме того, перераспределение дохода может рассматриваться просто как средство “капитального ремонта” всей системы. То есть, радикальная перестройка модели распределения служит лишь инструментом дальнейшего накопления богатства. А такое накопление должно в свою очередь создать основу новому среднему и высшему классам, без которых рыночная система существовать не может.

Итак, очевидно, что в переходный период неравенство должно возрастать, а политики должны пытаться приспосабливать возникшее неравенство для содействия достижению целей переходного периода.

Каким бы не было объяснение великого постсоциалистического кризиса, остается фактом, что официально зарегистрированный валовый внутренний продукт 25 стран Восточной Европы и СНГ сократился почти на 30% в первые 7 лет переходного периода. Только на восьмой год преобразований – в 1997 г. – наблюдались скромные признаки восстановления, хотя и не во всех странах.

Рано или поздно в переходных экономиках начнется рост. В конце концов, дело заключается в том, чтобы такие экономики стали открытыми, влились в мировое хозяйство, что позволит им расширяться еще быстрее. Всемирный банк (в 1997 г.) рассчитал, что темпы роста переходных экономик за четверть века (1996-2020 гг.) могут составить 5,8% в год. Хотя это кажется невозможным – особенно с точки зрения 1996 г., когда не наблюдалось вообще никакого роста, – но некоторые страны могут добиться даже более высоких темпов (это зависит от проводимой политики). При определенных благоприятных обстоятельствах – соответствующем институциональном оформлении, активном вовлечении государства, его новой роли и некотором везении – это может случиться.

Когда экономика находится на подъеме, вопросы несправедливого распределения и неравенства могут быть поставлены по-другому. В период рецессии вопрос заключается в том, как распределить потери дохода, или как конкретные социальные группы могут участвовать в его падении? В период расширения производства вопрос модифицируется: как распределить возросший доход или, другими словами, как приращение национального дохода следовало бы распределить между группами населения? Даже в наиболее преуспевающих рыночных экономиках на распределение дохода оказывает влияние проводимая политика, поскольку исключительно на свободную игру рыночных сил в данном вопросе полагаться нельзя. А в переходных экономиках, где рыночные силы пребывают еще в младенчестве, тем более полагаться на них не стоит. Самый лучший вариант для правительства здесь – во вмешательстве лишь в той степени, которая гарантирует компромисс между интересами конкретных доходных групп и обеспечивает достаточные стимулы к формированию капитала для дальнейшего экономического развития и, следовательно, роста уровня жизни для всех.

В России население убеждено (и не без причины), что переходный период принес с собой заразу коррупции и “капитализма на личных связях”, которые связаны с продолжающимся спадом, растущим неравенством и распространением бедности. Даже видные политики и международные организации признали этот факт. Как следствие, коэффициент Джини удвоился в первые пять или шесть лет переходного периода и, похоже, в дальнейшем будет еще расти.

Растущая невыплата заработной платы и пенсий, с одной стороны, и накопление богатства в результате закрытой приватизации, выгодных финансовых сделок на рынке и в особенности всепроникающая организованная преступность – с другой, способствовали усилению неравенства в доходах. Когда около 80 или 90% общества убеждены, что накопление богатства зависит от связей или нечестных деяний, а бедность – результат экономической системы – будущее не представляется в розовых тонах (см. таблицу).

Обратимся к ситуации в Польше. В начале переходного периода перелив рабочей силы из государственного сектора в частный быстро увеличил неравенство в заработной плате. Положение еще ухудшилось, когда против государственного сектора были приняты дискриминационные меры. Жесткое налогообложение заработной платы использовалось для сдерживания номинального жалованья. На данном этапе это было необходимым антиинфляционным инструментом. Позднее, особенно в 1991-1993 гг. знаменитый польский popiwek , то есть налоговый штраф за превышение определенного уровня заработной платы применялся исключительно к государственным компаниям в целях побуждения их к приватизации. Несмотря на то, что popiwek отвечал данным требованиям, он способствовал усилению неравенства в доходах и понижал стимулы к росту производительности труда в государственном векторе.

Так что, когда от него, наконец, отказались в начале 1995 г., объем выпуска государственного сектора стремительно увеличился. В результате был достигнут паритет доходов работников этого сектора и вознаграждения в частном секторе. Таким образом, важное наблюдение заключается в том, что неразумно использовать штрафные санкции, благоприятствующие одному сектору в ущерб другому независимо от того, что этот процесс может ускорить приватизацию. Дело в том, что в итоге замедляются темпы роста и подавляется конкурентоспособность не только государственного сектора, но всей экономики. Если применяются такие меры, неравенство будет увеличиваться, а рост в среднесрочной перспективе замедлится.

Другой важный вопрос связан с политикой доходов на первоначальной ступени структурных изменений, когда возникает инфляция. В 1990 г. в самом начале стабилизации ситуации, были сделаны попытки сдерживания совокупного спроса путем урезания заработной платы государственных служащих в большей степени, чем падала заработная плата промышленных рабочих. Позднее задача состояла в скорейшем увеличении компенсации первым. Такое движение объяснялось убеждением, что подобная компенсация более справедлива и что такой способ инвестирования в человеческий капитал способствовал бы более высоким темпам роста в долгосрочной перспективе, что также усилило бы зависимость уровня заработка от инвестирования в человеческий капитал, которая была весьма слабой до начала преобразований и в самом начале их. Следовательно, хотя регулирование заработной платы в коммерческом секторе следовало бы предоставить свободной игре рыночных сил, государство должно было бы удерживать вознаграждение государственных служащих на оптимальном уровне в сравнении со средней заработной платой в промышленности, а сам этот уровень должен быть социально приемлемым и способствовать развитию человеческого капитала в перспективе. Тем же целям должна отвечать и налоговая политика.

Следующей проблемой оставалась индексация пенсий и пособий нетрудоспособным. В начале стабилизационного периода вместо индексации пенсий в соответствии со стоимостью жизни, они индексировались с оглядкой на номинальную заработную плату. Это стало другой серьезной ошибкой. Такая индексация основывалась на предположении о том, что реальные пенсии должны разделить судьбу реальной заработной платы, то есть с падением последней должны одновременно снизиться и реальные пенсии.

Однако как только в результате роста производительности труда заработная плата начала расти, то же произошло и с пенсиями, несмотря на отсутствие финансовых ресурсов для этого. Поскольку государство вынуждено было для покрытия расширяющегося дефицита бюджета прибегать к финансовым заимствованиям, оно вытеснило коммерческий сектор с кредитного рынка, что в свою очередь обернулось против потенциального роста. Более разумным стало бы уменьшение реальных пенсий на величину меньшую, чем падение заработной платы в первый момент, а затем допущение ее незначительного роста в реальном выражении. Впоследствии оказалось чрезвычайно трудно приспособить порядок индексации к новым обстоятельствам, что имело серьезные последствия для государственных финансов и отсрочило реформу системы социального страхования.

В 1996 г. изменение порядка индексации благоприятствовало повышению реальных пенсий и одновременно не оказало стимулирующего воздействия на инфляцию. Произошло лишь незначительное сокращение диспаритета между средним жалованьем и пенсиями. Проводимые реформы не изменили значительно разброс дохода. В противоположность распространенному в Польше мнению, только 15% ушедших на пенсию людей могут быть классифицированы как бедные, или чье положение хуже, чем у рабочего класса. Следовательно, большинство пенсионеров по своим доходам располагаются во II и III квинтилях, что подтверждает и новый порядок индексации.

Решающее значение для успешного протекая переходного периода и дальнейшего развития играет политика создания капитала. Несмотря на то, что стремление к поощрению сбережений предполагает более мягкое налогообложение некоторых видов дохода, растущее неравенство ратует за обратное. Как решить данную проблему – задача политиков, но общий вывод таков. Если ожидается скорое восстановление и расширение экономики, необходимо ввести некоторые налоговые льготы в отношении доходов от капитала.

Часто в переходных экономиках осуществляется такая политика с целью повышения склонности к сбережению. Доходы от капитала – от повышения стоимости акций, процентные доходы по банковским депозитам, дивиденды по акциям – в большей части свободны от налогообложения или облагаются по невысокой ставке с целью стимулирования формирования капитала и повышения уровня сбережений в экономике. Конечно, такой подход усиливает неравенство, но он также через сбережения и инвестиции – способствует экономическому росту и, следовательно, росту уровня жизни всей нации.

В самом начале переходного периода, особенно в период свертывания производства, подобная политика образования капитала шла не пользу только более богатым, а именно тех, часть располагаемого дохода которых могла использоваться на сбережения и инвестиции. Позднее, когда экономика оказалась в состоянии роста и большая часть населения почувствовала рост реального дохода, расширяющиеся рынки капитала и более эффективное функционирование финансово-кредитных учреждений вместе с преференциальной налоговой политикой выступили катализатором будущих сбережений. Следовательно, растут размеры возникающего среднего класса, и более бедные слои населения становятся способными сберегать большую часть своих доходов.

Как ожидалось, такая политика в Польше оказалась весьма противоречивой. В конце 1992 и весь 1993 г. отсутствие налогообложения доходов от спекуляций с акциями и общая эйфория привели к росту дутых финансовых предприятий. Такая ситуация – типичная для становящихся рынков – подогревалась обезумевшей прессой. Норма отдачи хотя и неустойчивая, но оказалась чрезвычайно высокой, требуя налогообложения сверхприбыли, полученной в период весьма неблагоприятный для экономики в целом.

К сожалению, не было предпринято никаких шагов по исправлению ситуации, пока не стало слишком поздно – пузырь лопнул в начале 1994 г. Фондовый индекс упал на 2/3 до отметки, когда облагать налогом доход по этим акциям перестало иметь смысл. В течение ряда месяцев действовал весьма нейтральный налог с оборот, которым облагались операции на фондовой бирже. Но вскоре он был устранен.

В 1996 г. польское правительство одобрило Программу 2000, нацеленную на устойчивое развитие. В рамках данной программы доходы от капитала остаются свободными от налогообложения по крайней мере до конца 2000. В период 1993-1997 гг. объем национальных сбережений вырос до 4% ВВП, главным образом, за счет высоких сбережений домашних хозяйств. Если бы такие действия не были предприняты, возможно, неравенство могло бы быть слегка меньшим, но экономический рост не был бы таким сильным. Так что, еще один вывод состоит в том, что если в качестве альтернативы рассматриваются меньшее неравенство и меньшие темы роста или большее неравенство и более высокие темпы роста, то выбор должен заключаться в более высоких темпах роста и допущении относительно большего диспаритета дохода.

Программа 2000 предусматривала сокращение налогов с корпораций и личного подоходного налога для всех доходных групп. До 1996 г. налог на корпорации составил 40%, но с 1997 г. он начал снижаться, и в 2000 г. должен достигнуть 32%. Подобные изменения ставок налогов должны увеличить способности корпораций по инвестированию, а в долгосрочной перспективе усилить конкурентоспособность страны на мировом рынке.

Программа 2000 предусматривала снижение личного доходного налога в 2 этапа. Сначала каждая из 3-х ставок была понижена в 1997 г. на 1% (до 20, 32, и 44%); и затем в 1998 г. до 19, 30 и 40%.

С точки зрения распределения дохода, такие изменения в налоговом кодексе могут слегка усилить неравенство. Хотя все налогоплательщики выиграют от сокращения налогового бремени, самые высокодоходные 10% населения получат большую выгоду, чем остальные девять. Разброс дохода и система личного налогообложения в Польше функционирует таким образом, что только принадлежащие к наивысшей доходной группе (10% населения) по крайней мере несколько месяцев выплачивают налоги либо по 30%, либо по 40%. Следовательно, их чистый доход увеличивается более, чем у оставшихся 90%. Конечные результаты таких изменений будут известны не раньше 1999 г., когда появятся первые данные о сумме собранного личного подоходного налога.

НОВЫЕ БОГАТЫЕ ПРОТИВ НОВЫХ БЕДНЫХ

Масштаб бедности в переходных экономиках – из-за падения выпуска и длительного кризиса – значительно увеличился в 1990-е гг. Поскольку такое падение выпуска прямо связано со способом перехода к рыночной экономике, растущая бедность ассоциируется именно с переходным состоянием. Только небольшая часть тех, кто еще до постсоциалистической революции был бедным, смогла так распорядиться своей судьбой, что им удалось выбраться из своего состояния.

В некоторых работах (ЮНИСЕФ,1995; Гонккила,1997; Помфрет и Андерсон,1997; Миланович,1998) подмечено, что в некоторых странах распространение бедности в большей степени является результатом снижения равенства в доходах, нежели падения самого дохода. Такое явление следовало бы рассматривать как весьма нежелательный побочный продукт переходного периода. Хотя было совершенно невозможно сдерживать бедность в период сокращения ВВП, существуют другие важные факторы, способствующие распространению бедности.

Во-первых, отмеченное выше сокращение производства не учитывает региональный аспект кризиса. Даже когда экономика находится в состоянии подъема, ситуация в отсталых регионах продолжает ухудшаться, так что бедность усиливается.

Во-вторых, переходный период создает рынок труда, приносящий с собой безработицу, которая затем усиливается продолжающимся свертыванием производства. Безработные обеспечиваются скромными – если вообще обеспечиваются – пособиями. Многие остаются без работы длительное время и становятся еще беднее. Страны с переходной экономикой оказались неготовыми бороться с безработицей, особенно долгосрочной.

В-третьих, большая часть населения, включая пенсионеров, потеряла свои сбережения в результате безудержной инфляции и отсутствия адекватных механизмов индексации. В крайних случаях, подобно “МММ” в России или гибельным мошенническим пирамидам в Албании, слабым и неэффективным финансовым посредникам как и в результате политической халатности, сбережения многих домашних хозяйств были уничтожены.

В-четвертых, стремление к иллюзорной финансовой бережливости побудило некоторые правительства – случай России здесь наиболее наглядный – к отсрочке выплат пенсий и заработной платы работникам бюджетной сферы. Растущая задолженность – скрытый бюджетный дефицит и государственный долг – отражает номинальный эквивалент невыплаченного дохода, что еще больше снижает уровень жизни.

В-пятых, в странах с переходной экономикой сельскохозяйственный сектор еще весьма велик. Стремительная либерализация торговли и наплыв импортных продуктов питания разрушили небольшие фермерские хозяйства и обрекли таких фермеров на нищету.

Перечисленные пять основных факторов привели к созданию слоя новых бедных в странах с переходной экономикой. Растущая бедность способствовала появлению таких социальных бедствий, как бездомные, усиливающаяся преступность, расширяющаяся эмиграция, вызванная экономическими причинами, разрастание черного рынка, сокращение продолжительности жизни и увеличение смертности в результате социальных стрессов. Утверждают (ЮНИСЕФ,1995; Корния, Гонккила, Паннисия и Попов,1996), что из-за такого демографического кризиса 2 млн. человек, которые, предполагалось, проживут долго, уже умерли. Авторы утверждают, что чрезмерная смертность имеет своей причиной необычайные невзгоды, которые принес с собой переход к рыночной экономике, а также сопровождающие его преступность и насилие.

В последующие несколько лет определятся модели распределения, которые будут доминировать в переходных экономиках. Не для всех стран они будут одинаковыми. Нелегко будет исправить допущенные ошибки, и чрезвычайно трудно, может, невозможно в ближайшие годы ощутимо сократить масштабы бедности.

Переходный период создал также класс новых богатых. Многие из них – высокообразованные люди, много работают, способные позаботиться не только о своем собственном благосостоянии, но и создании возможностей для других граждан повысить свой уровень жизни. Конечно, не обошлось – опять-таки из-за слабого институционального оформления, отсутствия опыта функционирования рынка – без распространения воровства, мошенничества и обмана. Этим и другим порокам следует дать бой. Несмотря на это, в большинстве переходных экономик большая часть новых богатых представляют новый предпринимательский класс.

После кризиса и последующей за ним рецессии для реального сектора экономики требуется гораздо больше времени на восстановление объемов производства и прибыльности, чем для финансовых рынков. Так что, жизненный уровень бедных, понизившийся в результате сокращения производства, имеет тенденцию оставаться неизменно низким дольше, чем жизненный уровень богатых. В крайних случаях, в то время как реальный сектор экономики продолжает сокращаться и, следовательно, бедные продолжают становиться еще беднее, финансовые рынки процветают так, что по крайней мере некоторая часть новых богатых становится еще богаче.

В каждой рыночной экономике есть свой предпринимательский класс. Его представители готовы рисковать своим доходом при появлении новых возможностей, от которых зависит общий рост в экономике. Однако способ распределения дохода и богатства в обществе зависит от хода предшествующего развития и текущей политики, что послужило причиной гораздо более несправедливого распределения в странах Латинской Америки, чем в Юго-Восточной Азии. Способ, каким осуществлялась постсоциалистическая трансформация, будет определять и модель распределения. Мы уже можем заметить, что некоторые модели напоминают нам страны Латинской Америки, другие – Восточно-азиатские страны. Несмотря на подобное сходство, в странах с переходной экономикой создаются собственные модели одновременно для новых богатых и новых бедных. Это просто две стороны оной медали.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Таким образом, переходный период привел к противоречивым последствиям. Самым серьезным вызовом для политиков стали растущее неравенство и расширяющиеся масштабы бедности. Дело осложнялось жестоким продолжающимся долгое время сокращением производства. Следовательно, растущее неравенство – вопрос не только политический, способный спровоцировать напряжение в обществе и социальные конфликты, но также и серьезное экономическое препятствие продолжительному росту.

Не следует путать цели и средства экономической политики. Распределение дохода и приемлемое с социальной точки зрения распределение богатства – лишь некоторые цели долгосрочной политической стратегии. В таком контексте цель переходного периода – не только системные изменения, но, что более важно, большая эффективность, повышение конкурентоспособности, более высокие темпы экономического развития и его устойчивость. Таким образом, от переходного периода ожидают повышения жизненного уровня всего населения, или, по крайней мире, подавляющего большинства. Иначе реформы бессмысленны.

Хотя неравенство неизбежно должно усиливаться в переходный период, необходимо открыто провозглашать намерения бороться с несправедливостью. Эти изменения нельзя отдавать на произвол рыночных сил.

В реальности выполнение этих задач и получение необходимой для этого политической поддержки – дело весьма трудное. Здесь всегда неизбежен конфликт интересов.

Когда политик оказывается перед выбором между более высокими темпами экономического развития и более высокой степенью неравенства (но меньшим размахом бедности), с одной стороны, и медленными темпами роста, невысокой степенью неравенства (но усиливающейся бедностью) – с другой, для него ответ ясен. Политика должна быть направлена на поддержание устойчивого развития. Политика доходов тоже должна отвечать данной цели. Тогда в перспективе уровень жизни каждого гражданина повысится. После первоначальной волны неравенства, когда экономика находится на подъеме, может оказаться возможным уменьшить его не в ущерб способности к расширению производства. Это кажется даже более верным в отношении несправедливости. Следовательно, чем дальше заходит процесс перехода и чем мощнее основания быстрого и продолжительного роста, тем менее напряжен выбор между справедливостью и эффективностью.

Таблица 3

Россия: кто виноват?

( каковы причины бедности )

Примечание: процент респондентов, согласных с каждым из пунктов.

Источник: опрос 1585 респондентов в Москве (ноябрь 1997 г.) агентством “Интерфакс”.