На полпути к вершине

Политика меняется, великая страна бессмертна

Владимир ПОПОВ, профессор Российской экономической школы

У истоков империи

«Чжун го» — срединное государство, так назывался Китай раньше, так он называется сейчас. Многие народы думали, что они находятся в центре мира, но немногие пронесли это представление через всю свою историю. Китай же как минимум три тысячелетия был самым могущественным государством в Восточной Азии и, следовательно, до XVI в., до европейского Возрождения и Великих географических открытий бесспорным центром мира в его тогдашних границах. В своих вассальных государствах — Корее, странах Юго-Восточной Азии — Китай раздавал звания и титулы, подтверждал полномочия правителей, посылал войска для поддержки одних и наказания других, разрешал использование китайского календаря и т. д.

Сознание своей центральности, безграничности и вечности отличало всех китайских правителей. Как говорилось в одном из танских императорских манифестов, «времена года следуют друг за другом в гармоничной последовательности, простой народ изобилен и продолжает множиться, ход колесниц и способ письма унифицированы на всей территории — в ширине колеи и начертании знаков уже достигнуто великое единство». Согласитесь, чувствуются эпохальность и перспектива в таком подведении итогов правления, это не похоже на теперешние «за отчетный период удалось добиться существенного улучшения платежного баланса».

До XVI в. по уровню ВВП на душу населения и технологии Китай либо превосходил все другие цивилизации, либо не отставал от них. Памятники материальной культуры эпохи династии Цинь III в. до н. э. — скульптуры, оружие, гончарное искусство, обработка металлов, стекла и камня, архитектура и водопровод — не уступают греческим и римским. Компас, бумага, порох, книгопечатание, фарфор, шелк — все это было изобретено в Китае задолго до того, как было «снова изобретено» в Европе или импортировано из Китая. Китайские астрономические хроники считаются лучшими в мире. За 3000 лет, со времени династии Инь, правившей еще до XI в. до н.э., и до 1911 г., китайские звездочеты зафиксировали и описали 360 комет. Они же первыми описали комету Галлея в 613 г. до н.э. и рождение сверхновой звезды в XIV в. до н.э.

Как говорят историки, китайская цивилизация уникальна в нескольких отношениях. Во-первых, конечно, иероглифы, которые выросли из примитивных картинок. Удивительно не то, что иероглифы произошли из стилизованных изображений — все древние письмена изначально были пиктограммами, — а то, что иероглифы сохранились до наших дней. Ведь другие народы — кто раньше, кто позже — перешли на алфавит, а в Китае ничего подобного не произошло. В Японии в VIII—IX вв. изобрели в дополнение к иероглифам две слоговые азбуки — хирагану и катакану: первая используется для записи предлогов, суффиксов и коротких слов, вторая — для записи иностранных слов, но корневые части большинства слов все равно пишутся иероглифами. На хирагане и катакане можно написать все что угодно — и это будет абсолютно понятно; собственно говоря, книжки для детей и учебники японского (первые уроки) пишутся на хирагане. Однако потом дети все равно учат иероглифы — примерно так же, как в 3—5 лет детям дают «хаси» — палочки для еды, хотя до этого разрешают есть «по-простому», вилкой. Во времена послевоенной оккупации Японии генерал Макартур, склонный к простым решениям, пытался ввести в Японии «ромадзи» — латинский алфавит, но реформа не прижилась. В Корее на свой, корейский, алфавит — хангыль, который языковеды называют наиболее совершенным и научно обоснованным в мире, перешли в XV в., хотя образованные люди всегда знали китайские иероглифы — теперь их опять учат в школе, хотя одно время и не учили. В коммунистическом Китае были планы перейти на латиницу, чтобы облегчить достижение грамотности, но они так и не осуществились.

Во-вторых, китайская цивилизация отличается от всех других огромным массивом древних рукописей — письменных документов-памятников, фиксирующих историю страны на протяжении пяти тысячелетий. Археологически подтверждено существование династии Шань-Инь (XVI—XI вв. до н.э.), первые образцы китайской письменности восходят к XVI в. до н.э. (гадательные надписи на костях животных и панцирях черепах), однако в более поздних источниках события китайской истории записаны начиная с тысячелетнего периода правления мудрых отцов-прародителей в III тысячелетии до н.э. В беспрецедентно многочисленных письменных сочинениях и исторических повествованиях, многие из которых дошли до нас в редакции Конфуция (VI—V вв. до н.э.), детальность описания событий и фактов тоже беспрецедентна. Как считают историки, по охвату событий и фактографической насыщенности китайское историописание не имеет сколько-нибудь близких аналогов в мировом письменном наследии.

И наконец, в-третьих, ни в одной культуре мира почитание предков не приобрело такого влияния на духовную жизнь, как в Китае. Началось все это еще до Конфуция — в эпоху Шан-Инь (XVI—XI вв. до н.э.) правители почитали прародителя Шанди («Верховное божество» и первопредок иньцев), а при последовавшей затем эпохе Чжоу на смену Шанди пришел культ Неба, чжоуские государи носили священный титул Сына Неба. Собственно, со всеми ранними божествами китайские правители состояли в близких родственных отношениях. Ну а после Конфуция сыновняя почтительность и уважение родителей были возведены в разряд главных добродетелей, на которых покоится правильное государственное устройство.

Все три уникальные характеристики китайской цивилизации, как легко заметить, связаны одной общей идеей — преемственности. Почтение к предкам определило непрерывность традиции и накопление письменного наследия, а на алфавит в Китае не перешли, потому что огромное письменное наследие не пожелали обесценивать. При всех катаклизмах пятитысячелетней китайской истории революций в культуре даже во времена «культурной революции» по сути не было, были только реформы — изменение одного при сохранении другого. Так что Британию называют страной традиций по чистому недоразумению; Китаю такое название подходит гораздо больше. По словам китаеведа Михаила Ермакова, «уникальность китайской цивилизации — древнейшей среди современных — заключена в непрерывавшейся линии преемственности, связавшей глубокую древность с настоящей реальностью, сохранившей черты прошлых веков для будущих поколений, создавшей особый склад китайского ума, обращенного в будущее через призму прошлого».

В Средние века Китай фактически оказался одной из немногих старейших цивилизаций, не утратившей преемственности со своими древними корнями. Месопотамия и Египет, Греция и Рим, арабские халифаты и монгольские ханства рушились под натиском завоевателей, а в Китае одна династия сменяла другую. Только дважды Китай был завоеван — монголами в XII в. н.э., основавшими затем свою династию Юань (1279—1368 гг. н.э.), и маньчжурами в XVII в., основавшими последнюю китайскую династию Цин (1644—1911 гг.), но завоеватели неизменно окитаивались и поглощались огромной цивилизацией.

История унижения

Еще и в 1820 г. Китай, население которого составляло тогда 342 млн человек против 122 млн во всех странах, которые теперь называют Западом, превосходил по объему ВВП все остальные государства (хотя уже и отставал в два раза по уровню ВВП на душу населения от Запада) и только позже уступил первое место Британии. В 1830 г. на страны, которые потом стали называться «третьим миром», приходилось 60% мирового производства обрабатывающей промышленности, в том числе на Китай — порядка 30%.

К европейцам китайцы поначалу относились как к варварам, европейская техника не производила особого впечатления на китайских правителей, за исключением часов, которые императоры скупали и коллекционировали. В 1792 г., после американской войны за независимость и Великой французской революции, когда Европа уже вступила в эпоху просвещения, английский король Георг III отправил китайскому императору послание с предложением развивать торговые связи и торговую миссию с образцами английских товаров. Император Цянь-лун ответил буквально следующее: «Я прочел Ваше послание; искренность, с которым оно написано, обнаруживает уважительное смирение с Вашей стороны, достойное высокой похвалы… Чтобы показать свою преданность, Вы также послали мне образцы изделий из Вашей страны… Властвуя над огромным миром, я не имею другой цели, кроме как поддерживать совершенное управление и гарантировать исполнение государством его обязанностей. Странные и изобретательно сделанные предметы не представляют для меня интереса. Я не могу найти применения изделиям из Вашей страны. Вам надлежит, о король, уважать мои чувства и выказывать мне еще большую преданность и лояльность в будущем, так чтобы вечной покорностью нашему трону Вы смогли обеспечить мир и процветание Вашей стране. Трепетно подчиняйтесь и не проявляйте небрежения».

Богатеющая Европа, конечно, и не думала трепетно подчиняться. Накапливающемуся капиталу нужны были рынки, и для их завоевания он готов был использовать не только низкие цены товаров, но и настоящую тяжелую артиллерию. Отставание Китая началось в период новой истории, с XVI в., когда на Западе стал развиваться капитализм; в XIX же в. это отставание резко ускорилось и привело к изменению баланса сил — к разделению мира на индустриальный центр и зависимую колониальную периферию. К 1913 г. на долю промышленных стран Запада приходилось уже почти 80% мирового промышленного производства, а на Китай — менее 10%. В XIX в. отставание Китая привело к невиданному национальному унижению — порабощению западными державами и превращению в полуколонию. Проиграв «опиумные» войны в 40—50-х гг. XIX столетия, Китай вынужден был подписать кабальные договоры, открывшие китайские порты для иностранной торговли, предоставившие иностранцам экстерриториальные права и зафиксировавшие таможенные пошлины на 5-процентном уровне. Вот уж когда наступили полная глобализация и свобода! Даже опиум, который англичане производили в Индии, в Китае стал продаваться без ограничений по требованию англичан, не имевших других конкурентоспособных товаров для оплаты чая, импортируемого из Китая. С тех пор 100 лет Китай вкушал плоды политики экономической либерализации и открытости — китайские таможенные тарифы были одними из самых низких в мире — 4% в 1913 г. и 8,5% в 1925 г. против порядка 30% в США в эти же годы. Интервенции иностранных войск следовали одна за другой — в 1860 г. во время очередного вторжения английских и французских войск императорский летний дворец на северной окраине Пекина, построенный в западном стиле, был разграблен, сожжен и превращен в руины, чтобы скрыть следы грабежа. Эти руины и сегодня там, в парке Юаньмин юань, рядом с Пекинским университетом, — напоминание о цивилизаторской миссии европейцев. Командующий англо-французскими войсками лорд Элгин, отдавший приказ сжечь дворец, палач китайского народа и по сегодняшним меркам — военный преступник, ранее был английским губернатором Британской Северной Америки (Канады) и прослыл либералом, симпатизировавшим идее самоуправления. Его имя и сегодня носит одна из центральных улиц канадской столицы Оттавы…

В 1900 г. 60-тысячная армия восьми империалистических держав (Германии, России, Англии, Франции, США, Японии, Италии и Австро-Венгрии) вторглась в Китай и навязала очередной кабальный договор, наложивший на Китай контрибуцию и установивший международный контроль над важнейшими доходами империи для обеспечения ее выплаты, разрешавший иностранцам держать в Китае войска для защиты интересов иностранных подданных и обязывавший китайское правительство наказывать смертной казнью за всякое антииностранное выступление. «Могли ли китайцы не возненавидеть людей, которые приезжали в Китай только ради наживы, которые пользовались своей хваленой цивилизацией только для обмана, грабежа и насилия, которые вели с Китаем войны только для того, чтобы получить право торговать одурманивающим народ опиумом (война Англии и Франции с Китаем в 1856 г.), которые лицемерно прикрывали политику грабежа распространением христианства?» — писал Ленин в 1900 г. об очередном вторжении в Китай.

Ни свержение императора в 1911 г., ни буржуазные прорыночные реформы Гоминьдана не принесли с собой экономического процветания. Результаты либерализации и рынка были катастрофическими: китайский ВВП на душу населения, составлявший в 1400 г. и в 1820 г. примерно 500 долл. в ценах 1985 г., с тех пор таким и остался — 539 долл. в 1900 г., 498 — в 1913 г. и 454 — в 1950 г. Между тем Запад шел вперед семимильными шагами, так что разрыв в уровнях экономического развития углубился так, что превратился в пропасть. Если в начале XIX в. Китай отставал от США по уровню подушевого ВВП в два раза, то к 1950 г. — в 20 раз. Это был предел падения и унижения «срединной империи» — уровень жизни в 5% от американского и продолжительность жизни 35 лет, чуть ли не вдвое ниже, чем на Западе, полуколониальный статус и полная неспособность противостоять непрекращающимся иностранным агрессиям.

50 лет великих побед

Победа компартии в гражданской войне и провозглашение Китайской Народной Республики в 1949 г. были не столько социалистической революцией, сколько национальным освобождением. Заключительные слова Мао, провозгласившего образование КНР на многотысячном митинге на площади Тяньаньмэнь 1 октября 1949 г., были отнюдь не марксистско-ленинскими, а, скорее, националистическими: «Китайский народ в конце концов поднялся с колен!» В последующие три десятилетия экономического либерализма и открытости в Китае стало меньше, если не сказать — не стало совсем, однако темпы развития ускорились — Китай впервые за почти 500 лет перестал отставать от западных стран и даже немного сократил разрыв. Среднегодовые темпы роста, составлявшие 0,8% в 1890—1913 гг. и 0,1% в 1913—1950 гг., в 1950—1973 гг. выросли до 5,8%. Да и в период «большого скачка» конца 50-х, и в период «культурной революции» второй половины 60-х китайская экономика все время росла, росла не переставая, производство все время увеличивалось, так что в среднем за три десятилетия дореформенного периода (1949—1978 гг.) вышло примерно 5% роста в год. Немногие развивающиеся страны могут похвастаться таким быстрым ростом в течение целых 30 лет. Ну а с 1978 г. среднегодовые темпы роста повысились до 10% и никак не падают до сих пор, несмотря на многочисленные предсказания.

Так в чем же секрет китайского экономического чуда?

Статистический анализ быстрого экономического роста позволяет выделить многие факторы, объясняющие, почему ни Латинская Америка, ни Ближний Восток, ни Южная Азия, ни Африка не смогли в последние годы поспеть за восточноазиатскими «драконами» и «тиграми». Большие инвестиции и вложения в человеческий капитал, более сильные институты, более осторожная макроэкономическая политика (низкая инфляция), растущее участие в мировой торговле и т. д. Однако, во-первых, всегда остается необъясненный остаток: даже если учесть все факторы, Восточная Азия в последние десятилетия все равно росла быстрее — то ли потому, что там много китайцев, то ли из-за того, что она находится между Америкой и Западной Азией. В общем, мы толком не знаем почему. А во-вторых, объяснить, как это Восточной Азии удалось поддерживать и сильные институты, и правильную макроэкономическую и промышленную политику, тогда как другим развивающимся странам это не слишком удается, тоже совсем не просто. Кажется, ничего сложного, не бином Ньютона, вроде бы рецепты известные, а вот, поди ж ты, у других стран не получается.

Может быть, ответ надо искать в глубинах китайской истории? Народы, как и люди, мудреют с опытом, а опыт приходит с возрастом. Китайская цивилизация, как уже говорилось, единственная из древнейших, которая существует и по сей день, сохраняя никогда не прерывавшуюся преемственность; остальные сгинули под нашествиями завоевателей, в лучшем случае передав им свои культурные достижения, а в худшем — вообще без следа, так что изобретенные ими «велосипеды» пришлось открывать заново. Секрет восточноазиатского экономического чуда, возможно, не разгадать, не поняв, почему в Китае все религии мирно уживались и никогда не было религиозных войн или почему в китайских иероглифах, обозначающих слова, связанные с водой, остались три стилизованные капли.

Может быть, именно беспрецедентная преемственность китайской традиции, сохранившая «неэффективные» иероглифы, которые, в свою очередь, позволили уберечь ассоциативность мышления и культуры, способствовала формированию знаменитой китайской приспособляемости, которая позволила пережить столетие унижения (1840—1949 гг.) и добиться ускорения экономического роста — сначала через плановую экономику советского типа (1949—1978 гг.), затем через рыночные реформы (с 1978 г.). Политика меняется, великая страна бессмертна — многие народы хотели бы сказать о себе такое, но, согласитесь, у Китая больше оснований, чем у других.

Политический журнал № 37 (40) / 11 октября 2004



По теме:
Нобелевские лауреаты по экономике о перспективах экономик Китая, США и ЕС
А. Островский "Догнать и перегнать Америку. Новые горизонты китайской экономики в XXI веке"
В. Попов "Повезло с географией, не повезло с элитой"
Л. Клейн "Что мы, экономисты, знаем о переходе к рыночной системе?"
М. Д. Интрилигейтор "Чему Россия могла бы научиться у Китая при переходе к рыночной экономике"
Р. Гринберг "Философия кубышки. Российская экономика: промежуточные итоги"
Борис Раушенбах "С точностью до моральных принципов"
Юрий ПАХОМОВ "МВФ: УРОК ДЛЯ УКРАИНЫ"
К. Мюллер, А. Пикель "Смена парадигм посткоммунистической трансформации"
Дж. Стиглиц "Куда ведут реформы? (К десятилетию начала переходных процессов)"
Джеймс К. Гэлбрейт "Кризис глобализации"




Персональная страница профессора Владимира Попова