Годы учебы

Вы по специальности физик, а не могли бы вы рассказать о том, что послужило поводом для выбора физики, и о том, как проходила ваша учеба.

Мои школьные годы совпали с тем периодом в нашей стране, когда буквально весь народ сел за ученическую парту. Перед страной стояла задача покончить с безграмотностью, а стало быть, с невежеством и отсталостью, порожденными многовековым угнетением и забитостью. Люди потянулись к книгам, учились все — от детей до стариков, и нередко внук сидел за одной партой с бабушкой или дедом. В 1933 году я также стал учеником.

Если говорить обо мне, вернее, если говорить о годах моей учебы, а это 1935—1945 годы, то в Японии тех лет, наоборот, дети не могли нормально учиться. В начальной школе было еще сносно, но в средней школе почти не приходилось бывать в классе: то учения по гражданской противовоздушной обороне, то мобилизация на трудовую повинность. Поэтому, когда в 1945 году кончилась война, я, чтобы наверстать упущенное, с головой ушел в чтение. Да и жизнь в эти годы сама по себе была ужасной.

Меня часто спрашивают: «Как вы учились в школе?» «По-разному», — отвечаю я. Учиться всегда хотелось, но дети есть дети, и, конечно, не обходилось без шалостей. Одни предметы нравились мне больше, другие меньше. Почему так? Видимо, дело не в самих предметах, а в том, как их преподают. Некоторым, скажем, математика не по душе, но есть педагоги, которые как бы гипнотизируют весь класс, как магнитом притягивают к себе, увлекая своей живой мыслью каждого. А ведь увлеченность — основное. Тогда человек не замечает, как бежит время, главное для него — увидеть результат.

Так уж получилось у меня с детства, что учеба — это не только необходимое, но и самое естественное состояние. Постепенно расширялись горизонты, и, наконец, возникло стремление заглянуть за ту самую ограничительную черту, к которой подошли человеческие знания.

Отцу часто приходилось переезжать, но в основном проживали мы в сельской местности или небольших городках Пензенской и Куйбышевской областей. Из-за смены места жительства я больше четырех лет не учился в одной и той же школе. Но случилось так, что заканчивал я ту же школу, в которой учился в первом классе. Учеба в общем шла легко, и что удивительно — оставалось много свободного времени, большую часть которого мы проводили на улице. Бесконечные игры в казаки-разбойники, в футбол... Сейчас я смотрю на детей — школьников, студентов. Они значительно больше загружены, совершенно не располагают свободным временем. Что это — хорошо или плохо? Видимо, скорее плохо. Человек должен не только познавать, но и аккумулировать знания, нужны условия и для их переосмысления. Как говорится, чтобы за деревьями леса не проглядеть. А чтобы увидеть лес, необходимо выйти из него и очутиться на просторе поля.

Очень ценное замечание. Я тоже считаю, что для ребенка свободное время для игры является неотъемлемой частью процесса учебы. И больше того — формирования личности. Как я уже говорил, мне слишком мало довелось учиться в классе, но благодаря мобилизации на трудовую повинность я приобрел очень ценный опыт общения с самыми различными людьми. Особенно в хаосе войны я часто задумывался: почему люди вот так должны убивать друг друга? Что же такое государство?

Конец моей учебы в школе совпал с самым трудным временем для нашей страны, для всего советского народа, для всех тех, кто поднялся на борьбу с фашизмом.

Полыхала война — самая жестокая, самая разрушительная, самая бесчеловечная. Люди голодали, замерзали, переносили нечеловеческие страдания, гибли, но нас, детей, учили, старались в нас сберечь ростки будущей мирной и поэтому прекрасной жизни.

Пожалуй, можно сказать, что война для Советского Союза была более жестокой, чем для Японии. Это великое дело, что в дни войны было сделано все, чтобы дети могли учиться. Руководители всегда должны думать о том времени, которое придет на смену нынешнему, и предпринимать что-то для созидания будущего. А будущее предстоит нести на своих плечах нынешним детям и юношам, и для того, чтобы они смогли строить общество новой эпохи, необходимо овладение знаниями, умением, приобретение технических навыков.

Школу я окончил в небольшом городке Кузнецке Пензенской области. Встал непростой вопрос — куда идти учиться дальше. Решалась судьба.

В нашей стране тогда многие были увлечены техникой, особенно авиацией. Самой заметной и уважаемой фигурой в небольшом тогда Кузнецке был инженер-механик. Когда же он проехал по городу на самодельном автомобиле, который чихал и изрыгал клубы дыма, авторитет его стал непререкаемым. Мы, мальчишки, были поражены и повержены. Я тогда же решил, что моя жизнь будет навеки связана с техникой, с моторами, с авиацией, а значит, с математикой. К тому времени я уже хорошо знал, что авиация без математики ничто, и в журнале «Математика в школе» прочитал: «Авиация — это на девять десятых математика».

Математикой я увлекся после восьмого класса, так что первым человеком, определившим мою профессиональную судьбу, стал Колпаков Александр Михайлович — учитель 11 математики. Это был удивительный человек, умевший, как никто другой, располагать к себе ребят. Посмотрит на нас лукаво и скажет: «Вот просидел я два дня над задачей, промучился, но так и не смог решить... Старею, видимо, стал плохо соображать». Мы, ребята, скорее спешили узнать, что же это за задача такая. Задачи попадались действительно трудные, приходилось ломать голову не один день, но, когда находили ответ, наступал праздник.

Очень умелый прием обучения. Как заставить думать, а если говорить точнее, как пробудить в учащихся потребность к осмыслению. Вот в чем, мне кажется, основа любого обучения. В этом смысле учитель Колпаков был превосходным мастером своего дела.

Итак, было решено поступать в Куйбышевский авиационный институт на факультет моторостроения. На первых курсах я учился с увлечением. Особенно нравились теоретические предметы. Когда же начались практические занятия, я понял, что авиация не мое дело. Декан факультета профессор Путята посоветовал мне перейти на факультет самолетостроения. Я уже подумывал о переезде в Москву, о переводе в Московский авиационный институт, когда получил письмо от отца. Он служил в армии под Москвой и предлагал нам с матерью перебраться поближе к нему. Так я попал на радиотехнический факультет Московского авиационного института.

В Москве я вновь оказался студентом третьего курса — сказался переход с одной специальности на другую. Профессор Фельд Я.Н. увлек меня электродинамикой, предлагая больший материал, чем предусматривалось программой. Но на четвертом курсе, когда пошли такие предметы, как станки и инструменты, организация производства, начались практические занятия, я вновь почувствовал себя не в своей тарелке: тянуло к теории. И опять мне повезло. В те годы на механико-математическом факультете МГУ был экстернат, и я, учась на четвертом курсе МАИ, параллельно стал сдавать экзамены на этом факультете. Сдав экзамены за четыре курса физического факультета, я принял решение перейти в Московский университет.

Заместитель декана МАИ Ишимбаев пытался отговорить меня, дескать, уже столько в тебя вложено, к тому же всегда тебе шли навстречу, но мне все же удалось его убедить. Забрав документы, я на крыльях полетел в МГУ. Вхожу в здание и вижу огромный плакат: всякие переходы из институтов в институты, с факультетов на факультеты строго запрещены. У меня екнуло сердце. Ну, думаю, добегался. Ни жив, ни мертв вошел в кабинет проректора МГУ профессора Вовченко Г.Д.: «Хочу у вас учиться». Мы проговорили с час, и я попросил Григория Даниловича зачислить меня на 4 курс, чтобы лучше усвоить материал и прочувствовать атмосферу университета... Казалось, я все более превращаюсь в классического русского «вечного студента», и справедливо было бы ожидать недовольства со стороны отца и матери. Но мне повезло с родителями: они всегда верили мне.

В жизни самое благодарное чувство вызывают верящие тебе люди. Ваши родители безгранично верили вам.