О. Мороз. «Хроника либеральной революции»

Около двух часов дня к митингующим вышел президент. В своем выступлении он заявил, что, если Съезд проголосует за импичмент, он не подчинится этому решению.

— Я думаю не им, этим шестистам, решать судьбу России. Я не подчинюсь, — твердо сказал Ельцин.

Об этом ельцинском заявлении сразу же становится известно на съезде (выступление президента транслируется в зал). Реакция соответствующая. Михаил Челноков:

— Уважаемые коллеги! Хотел бы обратить внимание на новое и чрезвычайно существенное обстоятельство. Сейчас президент на митинге заявил, что он не подчинится решению никакого Съезда. Он еще раз продемонстрировал свое отношение к Конституции. Учтите это, когда будете голосовать.

Съездовскому голосованию митинг противопоставляет собственное волеизъявление. Его участники выдвигают требование отставки спикера ВС Хасбулатова, роспуска Съезда, проведения досрочных выборов депутатов. Принимается резолюция с предложением: если Съезд отрешит от должности президента, объявить «народный импичмент» самому Съезду и Верховному Совету.

Организаторы митинга призвали собравшихся не расходиться, тем паче, что есть информация: к Красной площади движется колонна сторонников оппозиции, чтобы потребовать прекращения митинга демократов.

Митинг на Васильевском спуске продолжался допоздна, пока не стали известны результаты голосования по импичменту.

«Разобраться» с «дерьмократами»!

В этот же день продемонстрировали свою непреклонную волю и те самые сторонники Съезда — в основном «Трудовая Россия». 28 марта они совершили большие перемещения по Москве. Сначала выкрики «Банду Ельцина под суд!» раздавались возле Парка культуры. Здесь, по некоторым оценкам, собралось около двух тысяч человек. Затем митингующие направились к Белому дому. Там митинг продолжался. Следующий марш-бросок, вопреки запрету московских властей, — к центру города, с намерением добраться до Васильевского спуска, где, как уже говорилось, в этот момент проходил митинг сторонников Ельцина. Однако попасть туда «трудороссам» не удалось. Около трех часов дня колонна сторонников оппозиции достигла Манежной площади, где их и остановила милиция.

Бросалось в глаза отличие этих демонстрантов от тех, что собрались на Васильевском спуске. Какие-то парни, похожие на привокзальных бомжей, скандировали: «Клинтон — параша! Аляска будет наша!» (кто бы мне объяснил, при чем здесь Клинтон и Аляска).

Заключительную часть своей митингово-демонстрационной акции решили провести прямо здесь. Впрочем, желание «разобраться» с «дерьмократами» все еще не оставляло толпу. Лидер «крайне красных» Виктор Анпилов заявил на митинге, что по-прежнему не исключает похода своих соратников на Васильевский спуск. По его словам, он предупредил милицию, что снимает с себя ответственность за безопасность митингов, если «Демократическая Россия» не уйдет с Васильевского спуска.

Не знаю, что именно произошло бы, если б в самом деле случилось «соприкосновение» двух враждебных человеческих масс. Думаю, ничего хорошего произойти не могло...

Этот эпизод должен быть внесен в список многих других акций оппозиции, где проявлялась ее исключительная агрессивность, жажда крови (это при том, что она всегда любила приписывать подобные качества демократам — сторонникам Ельцина).

Импичмент не состоялся

Как предполагалось, голосование на Съезде должно было закончиться в восемь вечера, и к девяти счетная комиссия собиралась сообщить результаты. Однако с объявлением замешкались, ждали, когда привезут бюллетени от тех народных избранников, кто находился в больнице. Результаты объявили только в 22—20. За отрешение Ельцина от должности проголосовало 617 депутатов (против — 268), за переизбрание спикера — 339 (против — 558). Чтобы отстранить президента, требовалось, повторяю, две трети голосов Съезда, то есть 689. Чтобы переизбрать спикера, как уже сказано, необходимо было простое большинство — 517 голосов. Таким образом, и Ельцин, и Хасбулатов остались на своих местах. Противникам президента не хватило 72 голоса, противникам спикера — 192.

После объявления результатов Ельцин снова вышел на Васильевский спуск.

— Кто-то благодарит депутатов, а я благодарю москвичей, — сказал он, — я благодарю вас, которые здесь практически с утра сегодня, большинство из вас, вся площадь, сто с лишним тысяч человек. Я благодарю за поддержку и клянусь вам — сделаю все для того, чтобы не подвести ваше доверие, потому что ради этого я и служу вам. Спасибо большое, с победой вас большой!

Ельцин сказал, что, по его мнению, сценарий, которому следовал Съезд, был подготовлен «специалистами из бывшего ЦК КПСС», а потому можно считать: «коммунистический переворот не состоялся», «победил народ, победила Реформа, победила Демократия, победила молодая Россия, которая сейчас будет двигаться вперед, и я уверен, в этом году, конечно, лучше, чем в прошлом, очень тяжелом году».

Митинги в поддержку президента прошли в этот день в 67 городах страны, и Ельцин счел необходимым поблагодарить также всех их участников:

— Сегодня митинги, ну, поменьше, конечно, может быть, но в десятках городов, районов нашей России, поэтому можно сказать спасибо всем россиянам за эту поддержку и за эту победу. Только благодаря тому, что вы так действовали, эта победа оказалась в реальности. Спасибо еще раз вам, дорогие друзья! Спасибо, Россия! Спасибо!

Страховка на случай импичмента

Вообще-то, как утверждает Коржаков, на случай импичмента у Ельцина имелась достаточно надежная страховка. Президент сам позаботился о ней. Соответствующий план он будто бы поручил разработать начальнику Главного управления охраны и одновременно коменданту Кремля Михаилу Барсукову:

«22 марта Ельцин вызвал Барсукова:

— Надо быть готовыми к худшему, Михаил Иванович! Продумайте план действий, если вдруг придется арестовывать Съезд.

— Сколько у меня времени? — поинтересовался генерал.

— Два дня максимум.

Президент получил план спустя сутки.

Суть его сводилась к выдворению депутатов сначала из зала заседаний. А затем уже из Кремля. По плану Указ о роспуске Съезда в случае импичмента должен был находиться в запечатанном конверте. После окончания работы счетной комиссии (если бы импичмент все-таки состоялся) по громкой связи, из кабины переводчиков офицеру с поставленным и решительным голосом предстояло зачитать текст Указа. С кабиной постоянную связь должен был поддерживать Барсуков, которому раньше всех стало бы известно о подсчете голосов.

Если бы депутаты после оглашения текста отказались выполнить волю президента, им бы тут же отключили свет, воду, тепло, канализацию... Словом, все то, что только можно было отключить. На случай сидячих забастовок в темноте и холоде было предусмотрено «выкуривание» народных избранников из помещения. На балконах решили расставить канистры с хлорпикрином — химическим веществом раздражающего действия... Офицеры, занявшие места на балконах, готовы были по команде разлить раздражающее вещество, и, естественно, ни один избранник ни о какой забастовке уже бы не помышлял».

Как видим, депутаты, которые сомневались, надо ли проводить съезд в Кремле, были не так уж не правы: провести ту или иную насильственную акцию против них здесь было совсем несложно. В то же время, если бы съезд проводился в Белом доме, реализовать сценарий с тем же хлорпикрином там вряд ли удалось бы. Во всяком случае, это было бы значительно труднее.

«Президенту «процедура окуривания» после возможной процедуры импичмента показалась вдвойне привлекательной, — продолжает Коржаков, — способ гарантировал стопроцентную надежность, ведь противогазов у парламентариев не было.

Каждый офицер, принимавший участие в операции, знал заранее, с какого места и какого депутата он возьмет под руки и вынесет из зала. На улице их поджидали бы комфортабельные автобусы».

О том, как наши спецслужбы осуществляют «процедуру окуривания» и как потом сажают «окуренных» в «комфортабельные автобусы», мы теперь, после событий на Дубровке, хорошо знаем... К тому же хлорпикрин — не просто «раздражающее вещество», как его именует Коржаков, — это боевое отравляющее вещество, применявшееся в таковом качестве еще в Первую мировую войну. В определенных концентрациях оно приводит к тяжелым поражениям и даже к гибели людей. Когда речь идет о закрытых помещениях, рассчитать относительно безопасную концентрацию не так-то просто, так что — здесь опять вспомним Дубровку, — до «комфортабельных автобусов» можно дотащить лишь бездыханные тела...

Но вот таков был план Барсукова, если принимать за чистую монету свидетельство его друга и соратника по кремлевской службе. Ельцин утвердил этот план «без колебаний». А как его реализовали?

«28 марта началось голосование. Каждые пять минут Барсуков докладывал о результатах подсчета голосов. В этот момент к нему подошел Виктор Илюшин и дрожащей рукой передал запечатанный конверт с текстом Указа...

Но Указ зачитывать не пришлось. Примерно за час до объявления результатов голосования мы уже знали их. Тогда Михаил Иванович позвонил президенту и сообщил:

— Импичмента не будет.

Ельцин сказал:

— Надо службу заканчивать. Пусть они там еще побесятся, поголосуют, повыступают... Давайте быстро ко мне.

Барсуков отдал Ельцину заклеенный конверт с Указом. Так никто и не услышал этого текста. Шеф положил конверт в письменный стол, обнял и расцеловал Михаила Ивановича:

— Спасибо за службу.

Все уже собрались в белой столовой, на третьем этаже. Там были также Черномырдин, Грачев, Илюшин, Баранников... Посидели минут сорок, выпили за победу, хорошо закусили и разошлись.

Так что если бы даже импичмент состоялся, президент бы власть не отдал...».

Было ли это в действительности?

Как расценить этот эпизод с хлорпикрином? Был ли он в действительности? Свидетельств одного человека, кто бы он ни был, в таких случаях недостаточно. Требуется, чтобы информацию подтвердил кто-то еще. Однако, насколько я знаю, ни о тайном указе, ни о готовившемся отключении света и тепла, ни о хлорпикрине никто, кроме Коржакова, до последнего времени словом не обмолвился. Это странно: если верить бывшему начальнику ельцинской охраны, в секретный план было посвящено множество людей — ведь, по словам Коржакова, к каждому депутату был «приставлен» офицер, который в нужный момент должен был «вынести» «своего» народного избранника из зала заседаний. Трудно себе представить, чтобы хоть кто-то из этих офицеров, по прошествии лет, а тем паче уже выйдя в отставку, не поведал бы миру о том драматическом эпизоде. Но нет, ничего такого не слышно.

Впрочем, косвенным подтверждением того, что рассказ Коржакова похож на правду, можно считать интервью Сергея Филатова на радио «Свобода» в апреле 2003 года. Филатов отрицал, что ему было что-то известно о планах Ельцина, касающихся разгона Съезда. Вместе с тем он готов поверить, что такой план существовал.

— Я знаю только одно, — сказал Филатов, — что Ельцин бы пошел на любые крайние меры для того, чтобы не дать победить Съезду народных депутатов. И это мое внутреннее убеждение. Я не знаю этого точно, но это мое внутреннее убеждение по тому, как я его знаю и как он себя вел.

Трудно поверить, чтобы глава администрации президента не знал о готовящемся разгоне Съезда, о баллонах с хлорпикрином и т. д., если этот указ и эти баллоны в самом деле были. Теперь представьте: в действительности он обо всем этом знал, но он и спустя десятилетие не имеет права об этом говорить, он связан обетом молчания. В таком случае, он будет произносить именно те слова, которые он произнес, выступая на радио «Свобода»: «Я знаю только одно, — что Ельцин пошел бы на любые крайние меры для того, чтобы не дать победить Съезду народных депутатов».

Эта история с несостоявшимся 28 марта 1993 года разгоном Съезда и использованием хлорпикрина крайне важна для понимания того, что происходило тогда в политической Москве. В случае если она действительно была, можно сказать: хотя внешне политическая борьба до поры до времени вроде бы велась демократическими, ненасильственными методами, в сущности, это была лишь игра в демократию — при крайней необходимости каждая из сторон для достижения своих целей была готова применить грубую, примитивную силу. Я подчеркиваю: каждая из сторон, не только Ельцин. Оппозиция создавала специальные лагеря, где готовила боевиков. Занималась агитацией в армии... Эти боевики вскорости проявили себя в качестве «демонстрантов», орудуя булыжниками, палками, арматурой. Многие военные готовы были в случае чего выступить на стороне противников президента. И выступили во время сентябрьско-октябрьских событий...

* * *

Но в марте удалось обойтись без силы. Ельцин одержал чистую победу, так сказать, «по очкам». По логике вещей, этой победой надо было воспользоваться. А что случилось на самом деле?

Тут стоит привести комментарий одного из телеведущих, который вел репортаж о тех драматических событиях:

— Итак, второй раз Борис Ельцин празднует победу. В первый раз это было в августе 1991 года, теперь история повторяется, второй раз звездный час Ельцина, который дался ему большими нервами, большой кровью, в переносном, слава Богу, смысле. Но сразу в голову приходит одна мысль: тогда, в августе 1991 года, Ельцин и его окружение, все демократические силы России не смогли в должной мере воспользоваться плодами августовской победы, августовской революции. Хорошо бы, чтобы эта ошибка не повторилась в марте 1993 года...

Такое вот было телевизионное пожелание, к которому, разумеется, могли бы присоединиться все демократически настроенные люди в России.

К сожалению, Ельцин и на этот раз не воспользовался плодами победы. Умение ими пользоваться ему вообще не было свойственно.

Референдум все-таки состоится

28 марта Съезд принял-таки постановление о всероссийском референдуме. Как и предлагал президент, он был намечен на 25 апреля. Депутаты решили вынести на него четыре вопроса — те самые, против которых возражал Ельцин: о доверии президенту, об одобрении его социально-экономической политики, о необходимости проведения досрочных выборов президента и, четвертый вопрос, — о необходимости досрочных выборов народных депутатов.

<<   [1] ... [49] [50] [51] [52] [53] [54] [55] [56] [57] [58] [59] [60] ...  [98]  >>