РАЗДЕЛЫ


ПАРТНЕРЫ

микрозаем на карту онлайн





ВАУЧЕРНАЯ ПРИВАТИЗАЦИЯ КАК ИНСТРУМЕНТ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ*

Вопросы экономики №8, 1999 г.

Д. Эллерман,
сотрудник Института экономического развития при Всемирном банке, советник старшего вице-президента и главного экономиста Всемирного банка

Ваучерная приватизация в сочетании с инвестиционным и фондами – таков путь преобразования собственности, который в качестве наилучшего рекомендовал Вашингтонский консенсус для экономической трансформации постсоциалистических стран (когда условий для прямой продажи государственного имущества и прав стратегическим собственникам не было). Теперь, оглядываясь назад, мы можем заключить, что ваучеризация служила не столько методом приватизации, сколько инструментом политики в постсоциалистическую эру. В свете этого опыта мы и рассмотрим в данной статье те стандартные аргументы, которые обычно приводятся в пользу ваучерной приватизации.

Аргумент "безденежья"

Нас убеждали, что акции должны были распределяться бесплатно, поскольку граждане и работники постсоциалистических стран не имели достаточно денег, чтобы их покупать. Странно, но сей восхитительный аргумент исходил от иностранных советников, владеющих кредитными карточками, купленными под залог домами, приобретенными в рассрочку автомобилями и т.д. Конечно же, всегда существует третий путь помимо продажи акций за наличные и их бесплатной раздачи: это кредит.

Но - возражают нам, - кто смог бы предоставить им займы? Ведь ни одна система коммерческих банков, не говоря уже о действующих в этих странах, не могла финансировать такие сделки в необходимых масштабах. Ответим: кредит совсем не обязательно должен предоставляться некой третьей стороной. Если акции нельзя продать за наличные, то, чтобы не допустить даровой приватизации, продавец сам должен участвовать в кредитовании покупателя; последний будет в течение ряда лет погашать кредит, а до полного погашения акции хранятся у продавца, то есть у государства.

К сожалению, и до сих пор нам приходится выслушивать апологетику ваучерной приватизации, построенную на аргументе "безденежья".

Аргумент быстроты. Аспект первый: ваучеры не гарантируют ускорения

"Ваучеристы" любят проводить ложную дихотомию между "быстрой" ваучерной и "медленной" поэтапной приватизацией. Если даже предположить, что первая действительно является приватизацией в каком-либо реальном смысле этого многострадального понятия, она не гарантирует быстрого результата.

Посмешищем хит-парада Программ Массовой Приватизации (ПМП) стал пример Польши. "Программа быстрой приватизации" для данной страны была первоначально выдвинута одним гарвардским профессором. Опираясь на свой обширный опыт участия в институциональных преобразованиях, этот академический гуру оснастил свою программу даже помесячным графиком реализации. И с тех пор представители Всемирного банка, участвующие в приватизационных проектах, ежегодно собирались на конференциях в Восточной Европе, чтобы заслушать очередной "доклад об успехах" ПМП в Польше. По прошествии четырех, пяти (и, Бог знает, скольких еще - я потерял счет) лет и под сильным давлением со стороны иностранных спонсоров поляки выработали весьма впечатляющую схему в принципе "негосударственных" инвестиционных фондов. Ценные бумаги названных фондов котировались на Варшавской фондовой бирже - именно поэтому все это было названо "приватизацией"; фондами руководили западные портфельные менеджеры, получавшие недурной доход.

Теперь же нам говорят, что "реальная приватизация" происходит только тогда, когда фонды продают ценные бумаги компаний, находящиеся в их портфелях, частным инвесторам. Что же, можем сказать спасибо за косвенное признание того факта, что ПМП сами по себе к приватизации не имели никакого отношения. Но ведь большую часть десятилетия нам внушали нечто противоположное.

Тем не менее польская ПМП заключает в себе Высшую Цель! Она "ниспослана Богом" как тест для "приватизаторов", когда они умрут и попадут в Чистилище. Их спросят: "Имела ли польская ПМП какое-либо отношение к приватизации?" Если ответ будет: "Да, конечно, ведь эта программа даже носила название приватизационного плана", - тогда им прикажут выйти через одну дверь. Если они ответят: "Вы что, шутите?" - их выпустят через другую. Но можно умереть от любопытства, так и не узнав, что же скрывается за этими дверями.

  И не только в Польше ваучерная "приватизация" оказалась вовсе не быстрой. В России ваучерный "Большой скачок" через пропасть к рыночной экономике не достиг противоположного края. Теперь этой стране придется длительное время выбираться со дна пропасти. Ясно, что постепенно строить мост для перехода было бы намного быстрее.

Аргумент быстроты. Аспект второй: поэтапность не обрекает на замедление

Между тем в программе "приватизации через ликвидацию", разработанной поляками без участия западных советников, использовались государственная поддержка кредитов частным покупателям и унифицированные правила приватизации тысяч малых и средних предприятий, их регистрации в качестве "вновь появившихся" фирм в обрабатывающей промышленности. Именно этим фирмам принадлежит ключевая роль в успехе польской реформы. Программа "приватизации через ликвидацию" была названа также "польским лизингом", поскольку рассрочка платежей по кредиту на приобретение предприятия в данном случае может рассматриваться как соединение арендных платежей с выкупом собственности.

Вместо того чтобы выдумывать новые схемы для "приватизации" крупных фирм, большинство из них следовало попросту разделить на фирмы среднего размера, связанные между собой контрактными отношениями. Такие фирмы затем могли бы быть приватизированы тем самым методом, который, как мы только что убедились, доказал свою эффективность. Это же относится и ко многим крупным, но разношерстным объединениям, активы которых были "ваучеризованы".

Была ли у России в то время реальная альтернатива ее "Большому скачку"? Она могла бы, например, использовать нечто вроде польской лизинговой модели, чтобы создать важнейший сектор малых и средних предприятий. Еще в годы горбачевской перестройки в Советском Союзе была разработана сходная модель, которая называлась "аренда с правом выкупа". Следует признать, что этот путь являлся именно поэтапной приватизацией, а ведь "всем известно", что таковая - слишком медлительна. В действительности все обстояло наоборот. Аренда с правом выкупа оказалась слишком быстрым, а не слишком медленным путем. В России и во многих других республиках бывшего СССР реализация программ аренды с правом выкупа была прервана потому, что нужно было "оставить часть имущества для осуществления ваучерной приватизации".

У первых лизинговых моделей была техническая проблема с "коллективной собственностью", но она легко решалась посредством создания компаний с ограниченной ответственностью или закрытых акционерных обществ. О ее разрешимости говорят как отдельные конкретные примеры преобразований на местах, так и экспериментальные акции "аренда с правом выкупа", проведенные Европейским банком реконструкции и развития в Москве в предваучерный период. "Изъян", состоящий в сохранении внутри фирмы отношений коллективной собственности, не имел серьезного практического значения, что подтверждается опытом китайских поселково-деревенских предприятий (ПДП). Эти предприятия терпели ущерб от нерешенной проблемы общественной собственности, тем не менее именно они послужили движущей силой удивительного экономического роста Китая.

Подведем итоги. Россия (и другие бывшие республики Советского Союза) имела собственный проверенный метод приватизации (аренда с правом выкупа),'который после небольших улучшений мог бы стать более или менее равноценным одному из самых успешных в Восточной Европе проектов (польскому лизингу) с точки зрения как быстроты, так и глубины приватизации. Тем не менее он был отклонен "реформаторами" при полном одобрении и даже нажиме со стороны западных советников.

Аргумент социальной справедливости

Прежде чем российские "реформаторы" в своих поисках "социальной справедливости" перекочевали с позиций ваучерной приватизации на платформу "займы за акции", нам пришлось выслушивать от них длинные речи о "равном распределении национального достояния". Но ведь богатство помимо акций имеет много других форм. Если мы хотим распределить среди граждан те скромные средства, которыми обладают полуобанкротившиеся компании, то почему мы должны вручать им акции, дающие наименьшие права на активы "больной" фирмы, а не долговые обязательства, имеющие преимущественное право на погашение и в отношении которых можно питать какую-то надежду, что они действительно будут оплачены?

Или еще лучше: поскольку атомизированная масса граждан слишком слаба, чтобы реализовать свои права держателей облигаций (не говоря уже о правах акционеров), почему бы не решить данную проблему коллективного действия правительству? Разве оно не могло бы, собирая средства (например, регулярные выплаты за приватизированные с помощью государственных кредитов предприятия), затем распределять эту неакционерную форму богатства среди граждан, скажем, как вливание в обновленную пенсионную систему?

Мистическая вера в то, что богатство может быть распределено только в акционерной форме, дополняется интерпретацией "социальной справедливости" в духе лозунга: "давайте разделим все поровну и начнем сначала". Последнее есть не что иное, как дешевая игра на инстинктах первобытного коммунизма.

Ссылку на социальную справедливость можно рассматривать также как высокоинтеллектуальный вариант аргумента политической реалистичности; согласно последнему, ваучерная приватизация необходима в качестве "платы" за поддержку приватизации гражданами. Здесь мы снова сталкиваемся со смешением распределения богатства с распределением акций. Даже если бы действительно потребовалось "оплачивать" поддержку граждан путем распределения богатства, это не могло бы служить аргументом в пользу распределения именно акций, а не других форм богатства.

Верен ли аргумент: приватизация акций есть приватизация самой компании?

Этот идеологически острый вопрос часто представляется слишком противоречивым объектом изучения, чтобы можно было прийти к строгим выводам. "Образ" рыночной экономики с частной собственностью, откуда черпают свои аргументы сторонники ваучерной приватизации, зачастую оказывается миром фантазий, где акционеры "владеют" крупными компаниями и "контролируют" их. Исследования А. Берли и Г. Минза развеяли эти фантазии, они показали, что люди, властвующие в крупных фирмах Америки, опираются не на "четко специфицированные права собственности" (поскольку их доля в акционерном капитале таких фирм ничтожно мала), а на свою роль организаторов 1 .

Рассматривая некоторые основные черты англо-американской модели капитализма управляющих, мы обнаруживаем здесь разделение собственности и контроля. Акциями владеют "рассеянные" и атомизированные акционеры (включая институциональных держателей), чей реальный контроль над компаниями минимален.

Разделение собственности и контроля означает, что следует отличать "собственность на компанию" от "собственности на акции". Акции остаются в частной собственности. Акционер обладает "четко специфицированными правами собственности" на акции, то есть может их покупать, держать, продавать. Но кто "владеет" компанией как своей частной собственностью? Не существует никакой организации, принимающей решения, о которой можно было бы сказать, что она "владеет компанией как своей частной собственностью". Массовый фондовый рынок рассеял собственность компаний по всему свету. Так крупные компании США фактически стали "социальными институтами". Тем не менее странам постсоциалистического мира внушают, что эти компании - образец организации, "основанной на частной собственности".

Легко понять, почему данный вопрос является таким острым и почему фантастический мир акционерного капитализма, пропагандируемый большей частью деловой прессы, корпоративными бонзами, торговцами акциями и финансовой профессурой, для них намного предпочтительнее реального мира капитализма управляющих. Если в драматической истории последнего искать виновного, то им окажется тот ключевой институт, который превратил акционера из собственника в спекулянта и "социализировал" собственность на крупные компании. Это тот самый институт, который многие эксперты считают важнейшим для "приватизации", - фондовый рынок.

Массовый фондовый рынок приватизировал акции, но социализировал компании. Ваучерную приватизацию и развитие фондового рынка часто характеризуют как меры взаимно необходимые. Ваучерную приватизацию хвалят за то, что она дает стартовый толчок формированию фондового рынка, без которого невозможна постприватизационная торговля акциями. Нечто вроде проблемы "яйца и курицы". Но я подозреваю, что курица - это на самом деле индюк, а яйцо - гнилое. Посредством ваучеров приватизировали акции, а не компании, а массовый фондовый рынок социализирует компании, а не приватизирует их.

Действительно, именно социализирующая тенденция широкого "рассеяния" акционерной собственности подводит западных экспертов и их партнеров по реформам к следующей "блестящей идее" - а именно, к ваучерным инвестиционным фондам.

Отступление. Так называемые "рынки капитала"

Прежде чем обратиться к ваучерным инвестиционным фондам, прокомментируем выражение "рынок капитала", которое часто произносят с тем же предыханием, как и словосочетание "российский финансовый сектор". Боюсь, однако, что между этими понятиями нет никакой связи. В моих старомодных учебниках я читаю, что "рынок капитала" является посредником между сбережениями домохозяйств и инвестициями фирм. Эту ли функцию выполняет новый российский финансовый сектор?

То, что в России именуется "банками", - на самом деле механизмы, специализирующиеся на отмывании денег, бегстве капитала, олигархической борьбе за власть, других формах мошенничества. Возможно, российские банки действительно "посредничают", но это - посредничество между "сбережениями" олигархов и их же "инвестициями" в собственные счета в иностранных банках. Не так много рядовых россиян оказались настолько глупы, чтобы доверить свои сбережения новым российским банкам, но и эти немногие теперь поумнели.

Предполагалось, что действие "рынков капитала" может быть обеспечено "рынками облигаций". Во всяком случае, нам теперь понятно, почему западные эксперты не предостерегли албанцев об опасности, связанной со строительством финансовых "пирамид". Дело в том, что эти эксперты как раз были слишком заняты оказанием помощи "российским реформаторам" в строительстве величайшей в истории финансовой "пирамиды", чтобы "сохранить валютный "коридор" для рубля". До середины августа 1998 г. защита валютного курса рубля с помощью финансовой "пирамиды" (огромной схемы Понци) характеризовалась как "одно из главных достижений российских реформ". С этим, видимо, согласны те спекулянты на рынке ГКО внутри и вне правительства, которые получили славные барыши за счет последнего многомиллиардного долларового транша МВФ.

Я все еще не теряю надежды найти "рынок капитала" в российском финансовом секторе. Если это не банки и не рынок облигаций, то, быть может, таковым является "фондовый рынок"? Даже в экономике развитых стран Запада он занимает довольно скромное место в суммарных чистых капиталовложениях. "По большей части рынки акций представляют собой интересное и забавное зрелище, но не они служат движущей пружиной развития. Даже в США и Великобритании эти рынки позволяют мобилизовать лишь относительно небольшой капитал. Не следует ожидать, что рынки акций будут играть важную роль в мобилизации средств в новых демократических странах" 2 .

"Фондовый рынок" как постсоциалистический тотем

Но почему в таком случае в постсоциалистических странах уделяют столь большое внимание развитию фондового рынка? Боюсь, что в качестве одной из главных причин этого придется назвать "культовую" в антропологическом смысле, или тотемную. "Уолл-стритов-ская" ментальность, пустившая корни в постсоциалистических странах, напоминает культ самолета, возникший на островах южной части Тихого океана после второй мировой войны. В годы войны многие блага цивилизации были принесены туземцам "большими небесными птицами", которые приземлялись на новые авиабазы либо заправочные пункты этого региона. Но после войны "птицы" улетели обратно в небо. Пытаясь уговорить "больших птиц" вернуться с небес со своим грузом, туземцы стали строить макеты посадочных полос с деревянными самолетами; так появился у них культ самолета.

Посткоммунистические страны, не имея даже достойной этого названия банковской системы, тем не менее открыли "фондовые биржи", полагая, что они тем самым дают стартовый толчок капитализму. Правительственные чиновники в странах Восточной Европы, бывшего Советского Союза, даже в Монголии и Албании гордо демонстрировали западным делегациям (вызывая при этом энтузиазм западной деловой прессы) бутафорские фондовые биржи, оснащенные компьютерами и "большими табло", в надежде, что чудеса экономики частного предпринимательства будут ниспосланы им с Неба. Поистине, забавное зрелище.

Проблема "корпоративного управления" и ее 0,4-процентное решение

Вернемся к проблеме ваучерных инвестиционных фондов (ВИФ). Главным аргументом при их создании служила ссылка на необходимость обеспечения "корпоративного управления" в целях реструктуризации ваучеризованных фирм. Этот аргумент содержал ряд логических изъянов, которые оказались очевидными, в частности, в свете опыта Чешской Республики. Однако моя задача состоит в том, чтобы сконцентрировать внимание не на фактах, ставших понятными только сейчас, а на той слабости доказательств, которая была ясна изначально.

Конечно, ВИФы обеспечивают формальную "концентрацию собственности". Но суть в том, что ими руководят компании по управлению фондами, и сотни тысяч акционеров этих фондов имеют еще меньшее влияние на управляющую компанию, чем имели бы собственники функционирующей фирмы, чьи акции рассредоточены между наемными работниками, местными жителями, поставщиками и некоторыми финансовыми инвесторами.

Рассмотрим ситуацию, когда инвестиционный фонд контролирует функционирующую фирму. Фактически решения принимает компания по управлению фондом, однако связь этой компании с собственностью фирмы ничтожно мала. Если, например, фонд не вправе владеть более чем 20% акций функционирующей фирмы (как в Чешской Республике), а доход компании по управлению фондом составляет 2% стоимости активов, находящихся в управлении, то к компании, принимающей решения за фирму, "просачивается" только 0,4% собственности последней (2% * 20% = 0,40%).

Подчеркнем, что возведение "пирамиды" контролирующих интересов не усиливает, а ослабляет собственнические интересы (не надо быть доктором математики, чтобы знать, что перемножение дробей дает в итоге еще меньшую дробь). И вот такое невразумительное "0,4-процентное решение" в качестве магической "требуемой концентрации собственности" было предложено экспертами как средство, способное реструктурировать экономику с мощными инвестиционными фондами.

Предположим, что компания по управлению фондом тратит все свое время и силы на то, чтобы выработать план реструктуризации портфельной компании и найти пути его реализации. Валовой доход управляющей компании от этих усилий составит всего-навсего 0,4% прироста стоимости активов! А 99,6% этого прироста достанутся тем, кто не приложил никаких усилий ("безбилетникам"). И это еще валовой доход компании, принимающей решения. Чтобы получить ее чистый доход, из валового дохода нужно вычесть фактические и альтернативные издержки, определяемые утраченной возможной выгодой. Тогда окажется, что доход собственника от реструктуризации представляет величину ничтожно малую либо даже отрицательную.

Вот почему не следует удивляться тому, что, "как оказалось" в конечном счете, чешские компании по управлению фондами нашли для себя более "эффективные" способы извлечения, или "канализации", доходов из своих портфельных компаний. Но тогда встает вопрос: если с самого начала было ясно, что вариант "решения" 2% х 20% не обеспечивает стимулов для реструктуризации, для чего западные советники и их партнеры-реформаторы проталкивали ваучеризацию как преимущественный метод приватизации (когда не было иностранных покупателей госсобственности)? Ответ прост: чтобы поставить ВИФы под контроль своих политических союзников в правительстве.

"Красные директора" - аргумент или жупел?

Нас убеждали также, что ваучерная приватизация была необходима потому, что в противном случае (например, при аренде с правом выкупа) "красные директора" захватили бы всю власть. Здесь мы сталкиваемся с еще двумя проблемами.

Одна из них - стереотип холодной войны, в соответствии с которым российский директор - это некомпетентный поденщик либо де-моноподобный коммунистический идеолог, отобранный коммунистической партией для реализации-политических целей. Я же полагаю, что, если отбросить идеологический подход, обследование российских директоров обнаружило бы среди них широкий спектр уровней компетентности - точно такой же, как и в некоторых других странах.

Говорят, что российские директора не ориентируются во многих аспектах функционирования рыночной экономики в ее западном варианте. Возможно, это суждение в определенной степени правильно. Но большинство западных менеджеров оказались бы не способны ориентироваться в эксцентричных условиях "виртуальной экономики", сформировавшейся в России. Это продемонстрировали многие бизнес-консультанты, которых западные агентства по оказанию помощи "катапультировали" на "Дикий Восток".

Насколько правильны упрощенческие стереотипы холодной войны в отношении российских директоров - вопрос, не имеющий большого практического значения. Ведь не существует резерва хорошо обученных, рвущихся к делу управляющих им на замену (здесь нет своей Западной Германии). В лучшем случае высшие управляющие могут быть замещены действующими управленцами среднего звена. Но ведь и они в принципе скроены по той же мерке.

Политическая подоплека аргумента о "красных директорах" стала абсолютно ясной, когда его использовали в таких странах, как Словения. Здесь директора демонстрировали свою полную компетентность на протяжении десятилетий. Тем не менее Дж. Сакс риторически вопрошал: "Даже если они (словенские директора) все - Ли Якокки, стоит ли просто взять и передать им в руки промышленность страны?" 3 .

Большой теоретический интерес представляет другая проблема: верно ли предположение, что в рыночной экономике, основанной на частной собственности, владельцы предприятий нуждаются в предварительном освидетельствовании со стороны властей? Иными словами, может ли существовать в рыночной экономике некий тест на компетентность для частных собственников, прежде чем им будет позволено начать свой бизнес или купить действующие фирмы? Боюсь, что дело обстоит иначе.

Система частной собственности держится не на том, что собственники - либо умные, либо хорошо обученные, либо идеологически надежные люди. Эта система основывается на принципе, согласно которому собственники сами оплачивают издержки своей деятельности. Страдание совершенствует. Поэтому советники в постсоциалистических странах совсем не должны были заботиться о том, какого цвета там директора - красные, белые или зеленые; их обязанность состояла в том, чтобы выяснить, оплачивают ли они сами издержки своей деятельности.

Аргументация в стиле "выгнать государство из экономики"

Иногда приводят и такой аргумент: ваучерная приватизация была необходима, чтобы окончательно "выгнать государство из экономики". Но его нельзя считать аргументом в пользу именно ваучерной приватизации в отличие от других ее форм. Более того, в ваучерных схемах приватизации упор делался в значительной мере на то, чтобы сначала восстановить централизацию власти и отменить более ранние реформы, которые децентрализовали экономическую власть, отобрав ее у государства. Все это указывает на то, что в основе ваучеризации лежали политические мотивы, а вовсе не однозначное стремление "выгнать государство из экономики".

В Польше "шокотерапевты" использовали создание государственных корпораций, чтобы обратить вспять более ранние реформы, направленные на децентрализацию власти, ослабить с таким трудом завоеванные "Солидарностью" позиции в советах директоров предприятий. В странах, на которые распалась бывшая Югославия, "ваучеристы" старались вернуть власть государству, перечеркивая многолетний опыт функционирования децентрализованной коллективной собственности. И как уже упоминалось, реформаторы в России и некоторых других бывших советских республиках стремились отменить "децентрализующие" реформы периода горбачевской перестройки.

Во всех этих случаях, когда порожденные местными условиями реформы, направленные на децентрализацию власти, уже "устранили государство из экономики", кратчайший путь к рынку состоял в том, чтобы двигаться прямо вперед в том же направлении вплоть до полной приватизации. А вовсе не в том, чтобы поворачивать вспять к ренационализации или "корпоратизации" в рамках государственной собственности.

Усилия вернуть власть и собственность обратно в руки государства с целью их перераспределения "должным образом" есть проявление скрытой политической борьбы. Это борьба между двумя силами. На одной стороне - новые "незапятнанные" постсоциалистические реформаторы - те, кто вернулся из внутренней и зарубежной ссылки и не был (относительно) испорчен старой системой. Вооруженные фритре-дерской риторикой и располагая спонсорской поддержкой Запада, эти реформаторы одержали верх после демократических революций 1989-1990 гг. На другой стороне - старые "внедрившиеся" реформаторы, сторонники децентрализации, которые работали против прежней системы изнутри; их взгляды можно в общем охарактеризовать как социал-демократические. Они были отстранены от власти новыми "незапятнанными" реформаторами как представители "номенклатуры".

"Ваучерная приватизация" - это, по сути, своего рода красочная псевдопопулистская "обложка" для той политической игры, которую новые "незапятнанные" постсоциалистические реформаторы вели против старых "внедрившихся" реформаторов - сторонников децентрализации. На обложке было написано: "Давайте заберем всю собственность обратно у "номенклатуры", поделим поровну и начнем все сначала". И тут в качестве дополнительных персонажей картины появляются рыцари холодной войны, желающие продолжить ее новыми средствами. Они занимают позиции по обе стороны баррикад в зависимости от своих стереотипов и помогают превратить драматические события в России и других странах в трагедии.

Довод в пользу ваучерной приватизации?

Теперь мы вправе сказать, что проверили главные аргументы в пользу ваучерной приватизации, выдвинутые в рамках Вашингтонского консенсуса, и нашли их дефектными. Мы видели, что веер "аргументов", которые обычно выкладывают в защиту ваучерной приватизации, подобен пачке фальшивых купюр. Но если вся экономическая аргументация является фальшивой, то в качестве политической стратегии для "незапятнанных" постсоциалистических реформаторов ваучерная приватизация в сочетании с инвестиционными фондами дала блестящие результаты.

Институциональный блицкриг против инкрементализма

Смысл институциональных споров не в том, что быстрым методам противопоставляются медленные, а обвальным - постепенные. Такого противопоставления никогда не было, а противоположное утверждение - еЩе один фальшивый аргумент. В действительности же сторонникам институционального блицкрига противостояли сторонники инкрементализма.

Одно из лучших объяснений этих дебатов относительно стратегии развития содержится в работе А. Хиршмана "Путешествия в направлении прогресса" ( Journeys Toward Progress , 1963), где были задолго предвосхищены современные споры о переходной экономике 4 . Пропагандистов реформ по их стратегии и в еще большей степени - по их риторике можно разделить на две группы. Одни придерживаются идеологического, фундаменталистского подхода, всюду стараются выделять причины и следствия. Подход других можно охарактеризовать как инкрементальный, поэтапный, адаптивный, исходящий из местного опыта.

Инкрементальный подход хорошо описал Вудро Вильсон в своей первой инаугурационной речи; в ней он использовал слова, которые, быть может, однажды будут переведены на русский язык: "В обращении с нашей экономической системой мы будем исходить из того, что она такова, как есть, и в то же время может быть модифицирована, но не так, как пишут на чистом листе бумаги; шаг за шагом мы превратим ее в то, чем она должна быть, в духе тех, кто сомневается и ищет совета и знаний, а не тех, кто преисполнен пус тым самодовольством либо увлечен странствиями, направление которых они сами не в состоянии объяснить".

В далеком будущем историки мысли оценят, насколько мало представители неоклассического Вашингтонского консенсуса поняли ту критику большевизма-якобинства, которая содержалась в трудах авторов консервативного, или "австрийского", направления - Ф. Хайека, К. Поппера и Э. Бурке 5 . Поэтому столь многие из наших лучших и наиболее ярких экономистов попросту полагают, что у большевиков были ошибочные учебники. Наши "рыночные большевики" уверены, что с правильными учебниками в своих кейсах они могут лететь в социалистические страны, чтобы, пустив в ход ленинские методы в их мирном варианте, осуществить обратный переход.

Однако задача состояла не в том, чтобы заменить инфляционные ожидания некоторой дозой шоковой терапии. Требовалась глубинная трансформация множества сложных общественных институтов. Эти институты развивались в течение нескольких десятилетий коммунизма, их глубоко укоренившиеся взаимосвязи не были хорошо видны, особенно рыночным большевикам, "катапультированным" с Запада.

Подход к проблемам переходной экономики, получивший название шоковой терапии, - не просто неудачное заимствование способов борьбы с инфляцией. Это - прежде всего нравственный порыв рыцарей экономической холодной войны, стремящихся разрушить до основания дьявольские институты коммунизма и на их месте методами социальной инженерии (руководствуясь на сей раз правильными учебниками) построить новые, гладкие и чистые "книжные институты" рыночной экономики, опирающейся на частную собственность.

В отличие от этого сторонники инкрементального подхода развивают реформы исходя из существующих институтов (в частности, выступая за децентрализацию в направлении рынка на основе аренды с правом выкупа). Такой подход воспринимает известный тезис "история значима" в противоположность неоклассическим моделям, где история отсутствует. Поэтому инкрементальный путь и был отвергнут социальными инженерами-утопистами.

По их мнению, вместо того чтобы перепрыгнуть историю в поисках "единственного наилучшего пути", инкрементализм вывел бы всего лишь на некий "третий путь" (любимый лозунг рыночных большевиков: "третий путь - это третий мир"). Только полный разрыв с прошлым методами блицкрига, пока не рассеялся "переходный дым" и открыто "окно возможностей", позволит добиться всех необходимых изменений, прежде чем население сможет организовать защиту своих "укоренившихся интересов". Таков у рыночных большевиков путь к "демократии".

Этот менталитет не нов и является воплощением духа и мышления большевизма и якобинства. Правда, благодарение судьбе, у "радикальных реформаторов" более мягкие и соблазнительные инструменты: помощь, займы, обусловленные кредиты, неоклассичес кие учебники и даже молодые эксперты с учебными моделями и превосходными рекомендациями.

Недавно Вашингтонский консенсус критиковали за "игнорирование институтов". Но "шокотерапевты" - гайдаровцы (в данном случае они же - большевики и якобинцы) не игнорировали институты. Институты как раз и были "построены" в якобинском стиле с помощью способных молодых людей (некоторые из них - из элитарных западных университетов) и при долларовой поддержке. Они спроектировали "новые институты", которые были затем "внедрены" президентскими указами "демократической власти" (эта власть утвердилась путем разгрома законно избранного парламента). Робеспьер бы их поддержал.

У китайцев не было исторического иммунитета к такой ментальности, но они "его получили от своей системы" во время Большого скачка и Культурной революции. Им пришлось на своей шкуре испытать всю тупиковость большевистской ментальности. Когда они должны были выбирать дорогу к рыночной экономике, они предпочли инкрементальный путь (перейти реку вброд, нащупывая камни один за другим) и прагматизм (неважно, какого цвета кошка - черная, белая или красная, лишь бы ловила мышей). У них хватило мудрости "осознать, что они не понимали того, что делали"; поэтому вопреки экспертам, убеждавшим их сделать еще один Большой скачок, чтобы преодолеть пропасть, китайцы не прыгнули со скалы.

Между тем под властью реформаторов-якобинцев, ведомых пророками, вооруженными ясными учебными моделями, русские пройдут мучительный путь, пока не оценят старое изречение "не столь вредно незнание, сколь ложное знание".

Перевод с английского д.э.н. Ю. Олъсевича

' Взгляды, изложенные в этой статье, целиком принадлежат ее автору и не могут быть никоим образом приписаны Всемирному банку, его аффилированным организациям или членам Совета директоров либо странам, которые они представляют.

1 Имеется в виду прежде всего совместная работа американских экономистов из Колумбийского университета А. Берли и Г. Минза "Современная корпорация и частная собственность", впервые изданная в 1932 г. и получившая широкую известность. За нею последовали (вплоть до 60-х годов) многие другие работы этих авторов, серьезно повлиявшие на общественное мнение и экономическую мысль в США (прим. пер. ).

2 Stiglitz J. Wither Socialism? Cambridge, MIT Press, 1994, p. 228.

3 Цит . по : Washington Post, May 15, 1991.

4 Альберт Хиршман - ведущий американский теоретик в области проблем экономического развития, известен своими концепциями несбалансированного роста и организационной адаптации фирм (прим, пер.).

5   См .: Murrel P. Conservative Political Philosophy and the Strategy of Economic Transition. - Eastern European Politics and Societies, 1992, vol. 6, No 1.


Неофициальная страница и сборник статей о России Нобелевского лауреата Джозефа Стиглица



РЕКЛАМА


РЕКОМЕНДУЕМ
 

Российские реформы в цифрах и фактах

С.Меньшиков
- статьи по экономике России

Монитор реформы науки -
совместный проект Scientific.ru и Researcher-at.ru



 

Главная | Статьи западных экономистов | Статьи отечественных экономистов | Обращения к правительствам РФ | Джозеф Стиглиц | Отчет Счетной палаты о приватизации | Зарубежный опыт
Природная рента | Статьи в СМИ | Разное | Гостевая | Почта | Ссылки | Наши баннеры | Шутки
    Яндекс.Метрика

Copyright © RusRef 2002-2024. Копирование материалов сайта запрещено